Дьявол ночи

Пока Андерс справлялся с потрясением и усваивал услышанное, чародейка отстранилась, устроилась на нем поудобнее, поелозив на его бедрах, и заговорщицки приложила палец к губам. Андерс тяжело дышал, его трясло, не хватало воздуха. О том, что с ним творилось внизу, он старался даже не думать.

— Я научу тебя всему, что знаю, — шепнула чародейка. — Если захочешь. И не только магии, — шаловливо подмигнула она. — Но сперва, — женщина чуть повысила голос, но так, чтобы он по-прежнему возбуждающе шелестел, зачерпнула ладонями воды и тонкой струйкой полила Андерсу на грудь, — тебе надо забыть все, что ты пережил, все те кошмары и ужасы. Я покажу тебе пару надежных способов. Это будет нашим первым уроком.

Андерс и без того вожделенно таращился на пару округлых, нежных способов, волнующе колышущихся возле самого лица, и еле сдерживался, чтобы не вжаться между ними, с жадностью втягивая запах горячей кожи. Чародейка изумительно пахла. Так, как не пахла ни одна женщина.

Она гладила его и ласкала, мягко надавливала на живот, от ладошек и кончиков ее прохладных пальцев исходили слабые разряды тока, вызывающие ни с чем несравнимые ощущения. Андерс слышал о прикосновениях чародеек, что они производят сильный возбуждающий эффект, но не думал, что это настолько приятно. Он поддался ее движениям, успокаивающим, заботливым, нежным, повелевающим, расслабился под сидевшей на нем чародейкой, обмяк, полностью отдаваясь ее умелым рукам. И лишь вздрагивал, получая новый разряд пьянящего наслаждения, плыл, хотел еще и еще.

Вдруг, набравшись смелости, он решился ответить ей. Дрожащими руками коснулся ее плеч, трясущимися пальцами погладил гладкую кожу. Осмелев еще больше, опустил руки на ее бока, на талию. Внезапно нащупал большим пальцем на левом боку, там, где шел витиеватый узор татуировки, грубые рубцы.

Чародейка напряглась, остановилась. По ее строгому взгляду Андерс понял, что не должен был их обнаружить. Она не стала ждать, пока он сообразит, взяла его руку и подняла повыше.

Андерсу показалось, что он понял, чего она хочет, и рискнул, хоть и мог схлопотать в морде, если ошибся. Но чародейка похвалила взглядом и теплой улыбкой его догадливость. Это был самые мягкие, нежные и упругие груди, которые ему доводилось держать и мять. Андерс ласкал их с неловкой осторожностью, боясь сделать ей больно, расстроить ее своей неуклюжестью и грубостью. Однако чародейке все нравилось, она направляла его, поощряла ответными ласками. Ее прохладные руки опускались все ниже, совсем уж низко, совсем беззастенчиво, а электризующие прикосновения стали совсем уж нестерпимыми, невыносимыми.

И тогда у Андерса случилось затмение. Он жадно и нахально схватился за ее ягодицы, притянул к себе, подался ей навстречу и поцеловал в губы. Сперва чародейка удивилась, замешкалась, но очень быстро ответила, закинула ему руки на шею, крепко прижалась всем телом. Это был самый долгий, горячий и жадный поцелуй из всех, что он помнил и запомнил.

Чародейка облизнулась, смакуя поцелуй, оценивая его. Андерс потянулся к ней снова, но она остановила его, мягко толкнула, склонилась над ним и поцеловала сама. С еще большей страстью и жадностью.

Затем приподнялась, не отрываясь от его губ, нашла ладошкой перенапряженный от нетерпения член и насела, принимая его в себя. Насадилась медленно, мелко подрагивая и тихонько ахая Андерсу в лицо, и замерла, привыкая к его размеру, давая возможность обоим насладиться приятным ощущением, усиливая его напряжением мышц.

Чародейка выпрямилась, оперлась маленькими ладонями о плывущего на волнах блаженства Андерса и начала неспешно, неторопливо двигаться вверх и вниз, словно боялась спугнуть момент его счастья.

Андерс задыхался от восторга, туго двигаясь внутри нее, взял ее за мокрые бока, стараясь не касаться рубцов. А она все ускоряла темп, помогая себе бедрами, насаживалась на крепкий член все глубже, ритмично скакала на нем, как ловкая наездница, прерывисто охала, стонала, кусала губы, закатывала от удовольствия глаза под полуприкрытыми дрожащими веками и уверяла, как ей хорошо, как сладко. Вода щедро выплескивалась на пол через край ванны. Чародейка то налегала на Андерса, терлась об него грудью, требовала поцелуя, заглушала им особо громкий стон и вскрик, то отстранялась, позволяя ему любоваться собой.

— Мon magicien… Мой волшебный мальчик… — жарко выдыхала она в любовной горячке, захлебываясь возбужденным шепотом.

Наверно, она имела полное право так его называть, потому что была раза в два, а то и в три старше. Андерсу было все равно, сколько ей лет. Он покорно слушался свою новую учительницу и внимал первым урокам как никогда еще в жизни.

Дверь тихо, как бы извиняясь за нарушенную звенящую тишину, приоткрылась, и в кабинет, заполненный голубоватым, с радужными переливами светом, проскользнула Жозефина. Элуканте не скрыл своего удивления, увидев, что чародейка одета в голубое платье с длинной юбкой и скромным вырезом. Она тихо прошла по ковру, встала возле кресла. Гаспар поднял голову, вырвавшись из мрачной задумчивости.

— Как все прошло? — поинтересовался он, крутя пальцами пустую стопку на подлокотнике.

Жозефина повела плечом. Уголок ее губ дрогнул в кислой усмешке, словно она проделала рутинную, скучную работу, давно не приносящую никакого удовольствия.

— Ты его разговорила?

— Конечно, — оскорбленно фыркнула чародейка и скромно присела на краешек подлокотника кресла. — Еле остановила — так разошелся. Хотя он постоянно норовил сбиться с мысли…

От нее сильно пахло мылом и духами, не теми, которыми она пользовалась обычно. Она всегда долго мылась после того, что делала, словно пыталась смыть малейший намек на произошедшее.

— Давай пропустим, как он клялся тебе в вечной любви, целовал ноги и заверял, что исполнит любой каприз своей госпожи и повелительницы, — предложил Гаспар.

Жозефина сделала вид, что расстроилась.

— Ну, если так… — пожала она плечами. — Ты не поверишь.

— А ты постарайся быть убедительной, — усмехнулся мента-лист.

Чародейка сложила руки на коленях, разгладила складки юбки. Молчала, собираясь с мыслями.

— Убийца Финстера действительно был один, — сказала она наконец. — Он действительно не был чародеем. И он действительно убил Финстера без всякой магии.

— Хочешь сказать, обычный человек голыми руками убил чародея арта? — менталист наморщил лоб, потирая пальцами ноющий висок.

— Гаспар, дай мне кончить, пожалуйста, — недовольно проговорила Жозефина. — Я не сказала, что это был обычный человек. Мой волшебный мальчик, — она саркастически скривила губы, — тоже чародей, хоть его потенциал и невелик, но на второе зрение силенок хватает. И он воспользовался им там, в переулке. Рассказал, что увидел, вернее, не увидел. За Финстером пришло нечто. Существо без ауры. Это объясняет, почему я ничего не увидела в памяти места — просто нечему было отпечатываться…

Гаспар неразборчиво забормотал и поднял руку, жестко прерывая ее:

— Пожалуйста, только не говори опять, что это был дьявол. Мы это уже обсуждали. К тому же, — он смягчился, — у дьяволов и демонов есть аура, она подробно описана, а каждый следователь обучен ее распознавать, если обладает способностями. Может, твой волшебный мальчик соврал тебе?

— Нет, он был предельно честен со мной, — покачала головой Жозефина, накручивая на палец цепочку, — уж я-то знаю, когда мужчины врут. Да и зачем ему врать мне? Я же — его госпожа и повелительница, которая защитит его и от страшных демонов, и от злой Ложи, — она невинно стрельнула глазками в декануса, сидевшего за рабочим столом. Элуканте невозмутимо проигнорировал выпад. — Я бы и сама не поверила ему, если бы он не подтвердил то, что я видела.

Жозефина придвинулась к Гаспару ближе, коснулась ногой его колена.

— Помнишь, мы гадали, почему на месте убийства следы только магии Финстера? — заговорила она живо и чуть возбужденно. — Я поняла, почему. То, что его убило, — невосприимчиво к магии. Не существует для нее. Финстер полностью опустошил себя, истратил все силы, разрушил и сжег пол-улицы, а на его убийце не осталось ни следа — магический огонь просто игнорировал нападавшего. Понадобился всего один удар, чтобы добить обессилившего чародея, а убийца знал, куда бить. Похоже, Зюдвинд и Ашграу встретились с тем же убийцей, но оценили свои возможности более здраво и бросились бежать.