Дьявол ночи

— Кажется, ты слегка перегнула, — заметил Гаспар, прикрывая нос рукавом. — Он на тебя обиделся.

— А не надо было ломать чемодан с моим бельем, — фыркнула чародейка.

— Ты все равно его не носишь.

Гаспар подтолкнул Жозефину к выходу из вонючего закутка. Чародейка втянула живот, мелкими шажками продвигаясь по стене.

— Это не значит, что оно мне не дорого.

Глава 4

— А этот Финстер и вправду был хорош, — отметил Гаспар, оценивая состояние безымянной шамситской улочки между домами в бледном голубоватом свете кристалла.

Нанятый извозчик довез их от окрестностей Тарак-Мутаби лишь до площади в Нижнем Городе. После чего со словами «элле-эла си!» вышвырнул пару иностранцев из открытого экипажа возле живописного, весело журчащего фонтана с мраморными фигурами дельфинов и саабиннских морских духов и, хлестнув лошадь, умчал так, будто следом гналась вся ночная нечисть. Гаспар с Жозефиной лишь пожали плечами, бросили в бассейн по эмлати — мелкой кабирской монетке достоинством в одну десятую накуды, после чего побрели к Сат-Хакфи. Добрались, когда уже стемнело. Впрочем, темнота не сильно помешала. Жозефина взяла Гаспара за руку и вела за собой в кромешной тьме, вовсю пользуясь вторым зрением. Де Напье оставалось полагаться на то, что чародейка хорошо запомнила туманные и смутные указания Элуканте. Сам он ориентировался лишь на запах сладких духов и изредка обращающиеся к нему сияющие в непроглядном мраке теплой этельской ночи бирюзовые глаза.

— Огонь — самый простой арт. Много ума и таланта не надо, чтобы разнести что-нибудь, — высокомерно бросила Жозефина, брезгливо ковыряя носочком туфельки оплавившийся камень. — Побольше ярости и бешенства — и сразу море ярких огоньков. Это сейчас они все мастера, а их белый огонь — вершина искусства, а когда-то пиромантов считали безмозглыми обезьянами со спичками, от которых лучше держаться подальше и ничего серьезного им не доверять.

— Раньше, — усмехнулся Гаспар, переведя взгляд на узкую спину Жозефины, и остановился в том месте, где она приятно расширилась и соблазнительно подрагивала под шелковой юбкой, — артисты и меня с Эндерном считали низшей формой жизни.

Чародейка повернулась, подбоченилась.

— Бедный ты мой несчастный! — всплеснула она руками. — Давай прижму к груди, а ты поплачешься о горькой доле угнетенных гнусными колдунами менталистов!

— Лучше займемся делом.

Жозефина без интереса пробежалась взглядом по опаленной аж до середины здания стене с облупившейся, потрескавшейся и обвалившейся от жара известкой. Склонила голову набок и небрежно усмехнулась, лишний раз убеждаясь, что для пироманта лучший способ устранить угрозу — спалить ее, а заодно и пару соседних улиц. Чародейка пару раз потянула носом, вдыхая все глубже, и к своему удивлению все-таки уловила слабый запах серы, смешанной с озоном и еще какими-то плохо различимыми нотками, специфическими примесями, уникальными для каждого чародея, которым она не придала значения и решила сильно не разбираться — Финстер все равно мертв. Вообще-то, чародейка не должна была ничего чувствовать, но покойный магистр не поскупился на выплеснутую энергию, поэтому запах магии даже спустя два дня все еще витал над улицей.

Жозефина перевела взгляд на противоположенную стену, присмотрелась к рассекшей ее рваной, обгоревшей, глубокой борозде, выбившей камни из кладки. Немного постояла, что-то решая и прикидывая в голове, потом подошла и встала в том месте, которое показалось ей наиболее подходящим. С силой раскинула руки, оценила на глаз, недовольно покрутила головой. Шагнула влево. Еще раз. Вновь раскинула руки, оценивая длину изуродовавшей стену борозды, нахмурилась, привстала на носки, подняла руки. Хмыкнула, наконец сделав какой-то вывод

Затем, отряхнув спину, Жозефина прошлась по улочке, глядя на стены с оспинами как будто кислотных ожогов и себе под ноги, отмечая каждый оплавившийся и обгоревший камень. Лицо, сперва надменно-бесстрастное, мрачнело, на лбу пролегала едва различимая морщинка, губы вздрагивали, раздраженно и недовольно кривились. Чародейка вдруг остановилась, шаркнула туфлей по земле и присела на корточки. Она пригляделась внимательнее и обнаружила на камнях затоптанные, смазанные, едва различимые пятна сажи. Провела по одному из пятен пальцами, поднесла к носу, растирая и жадно принюхиваясь.

Чародейка поднялась.

— Гаспар?

Менталист, терпеливо наблюдавший за чародейкой, осторожно приблизился, как будто боялся в своей нечародейской неуклюжести что-то задеть, что-то видимое и важное лишь для мастеров арта.

— Магистр не соврал, — сказала она, обхватив себя за плечи. — Здесь и вправду только следы магии Финстера.

— Уверена?

Жозефина мученически возвела очи горе, раздраженно сунула пальцы ему под нос.

— На!

Гаспар глянул на изящные пальчики чародейки, тактично отвел ее руку в сторону.

— Мне это ничего не скажет.

— Тогда не сомневайся в моих словах! — зло фыркнула Жозефина.

— Я и не сомневаюсь, — быстро пошел на мировуюГаспар. В такие моменты с Жозефиной лучше во всем соглашаться.

— Видишь? — она указала на стену, рассеченную бороздой. — Это сделал Финстер. Мощный, спонтанный выплеск колдовства, — пояснила Жозефина. — И Финстер почти висел. Не помню, когда это пироманты научились левитировать. Значит, кто-то его прижал. Но тогда получается, что труп прижавшего собрал после себя пепел и ушел на обугленных ногах.

Чародейка поманила Гаспара, присела у оплавленных камней.

— Это белый огонь, — прокомментировала она, гладя ладонью под шеей в попытке нащупать спрятанную целомудренным платьем цепочку. — И он не был направленным. Что-то помешало Финстеру, вернее, кто-то. Но наш великодушный магистр Элуканте сообщил, что утром обнаружили только три тела, помимо Финстера, а в его протоколах значится, что ни одно из них не было обуглено или хотя бы обожжено.

— Там говорилось еще, что медальон Финстера был сломан, — добавил Гаспар. — Значит, принял на себя основной удар.

— В данном случае я бы исключила понятие основного удара, — усмехнулась Жозефина, оглядываясь на улицу. Она встала. — Медальоны Ложи — самые мощные охранные талисманы из всех, что я знаю. Если не выдержал он, не выдержало бы ничто. Чтобы выжить после чего-то подобного, нужно применить такие чары, что я учуяла бы их за милю. За месяц не выветрилось бы. Но вся улица провоняла только Финстером!

Чародейка гневно засопела, раздувая крылья носа. Поддернула рукава платья, обнажая изящные руки без недавних браслетов и цепочек на запястьях.

— Значит, придется по-другому.

— Плохая идея, — предупредил Гаспар.

— Есть получше?

— Это опять опустошит тебя полностью.

— Прекрасно, — упрямо выпятила грудь чародейка. — Понесешь меня на руках. Мужчина ты или нет, в конце-то концов?

— Я запрещаю.

— Гаспар, — Жозефина серьезно посмотрела на него без тени улыбки и пошла по улочке чуть назад, — ты или помоги, или не мешай.

Менталист нехотя последовал за ней.

Чародейка остановилась где-то посередине улицы, повертев по сторонам головой и кивнув самой себе.

— Здесь, — указала она.

— От меня-то что нужно?

— Да пару пустяков, честно, — сказала Жозефина и принялась загибать пальцы: — Добудь менструальной крови девственницы, сердце некрещеного младенца, кость трупа, желательно, свежего, палец утопленника, утонувшего в полнолуние на пятницу тринадцатое, и сперму висельника.

Гаспар кисло поморщился. Жозефина звонко хихикнула.

— Просто держи меня и не дай упасть, — она встала перед Гаспаром и повернулась спиной. — Ну?

Де Напье покачал головой, пряча осветительный кристалл в карман сюртука — улица погрузилась в неуютный мрак —осторожно обнял Жозефину за плечи. Чародейка вздохнула, недовольно передернула плечами, сбрасывая его руки.

— Не так, — проворчала она. — Мне нужна свобода. И не так. Нет. Не прижимайся — мне так неудобно. Так, не наглей — не заслужил еще!