Страница 49 из 56
– Никто за годы жизни нынешнего поколения не входил сюда, – не оборачиваясь, проговорил жрец.
Филипп с трудом спускался по крутым неровным ступеням, пока не оказался в центре подземелья, скудно освещенного несколькими лампами. В этот момент от стены, совершенно терявшейся в темноте, отделилась растрепанная фигура, до пят укутанная в красные одежды. Ее лицо покрывала пепельная бледность, а жирно накрашенные глаза пугливо бегали, как у загнанного зверя. Жрицу поддерживали двое служителей, которые чуть ли не волоком подтащили ее к скамье, сделанной в форме треножника, и тихо опустили на сиденье.
Потом с трудом открыли каменный люк в полу, под которым распахнулась бездна, и оттуда поднялись клубы ядовитого дыма.
– Это хазма гес, – сказал жрец дрожащим голосом, на этот раз в непритворном страхе. – Порождение ночи, последняя горловина первородного хаоса. Никто не знает, где он кончается, и никто из спустившихся туда не возвращается. – Он взял булыжник со скалистого дна пещеры и бросил его в эту дыру. Но никакого звука так и не послышалось. – Теперь бог готов войти в тело пифии, вселиться в него. Смотри.
Провидица с трудом вдохнула поднимавшиеся из бездны испарения и содрогнулась, словно охваченная резкими спазмами, а потом, закатив глаза, осела на сиденье треножника. Ее руки и ноги безжизненно повисли. Потом она вдруг начала лихорадочно что-то бормотать, издавая хрип, который становился все более резким, пока не превратился в змеиное шипение. Один из служителей положил ей на грудь руку и многозначительно посмотрел на жреца.
– Теперь можешь задать богу свои вопросы, царь Филипп. Теперь бог здесь, – смиренным голосом проговорил жрец.
Филипп подошел вплотную к пифии, так что едва не коснулся ее рукой:
– О бог, в моем доме готовится торжественный ритуал, и я собираюсь отомстить за оскорбление, которое варвары некогда нанесли храмам на нашей земле. Но у меня на сердце тяжесть, и по ночам меня преследуют кошмары. Каков же ответ на мое беспокойство?
Пифия издала протяжный стон, потом медленно приподнялась, опершись обеими руками о край сиденья, и заговорила странным металлическим дрожащим голосом:
И снова обвисла, безжизненная, как труп.
Филипп какое-то время молча смотрел на нее, потом подошел к лестнице и скрылся в падавшем сверху бледном свете.
Глубокой ночью галопом примчался всадник. Спрыгнув со взмыленного коня у караульного помещения, он бросил поводья одному из щитоносцев.
Спавший вполглаза Евмен тут же вскочил с постели, накинул плащ, взял лампу и поспешно спустился по лестнице, чтобы встретить гонца.
– Заходи, – велел он, едва завидев, как прибывший подходит к портику, и повел его в оружейную палату. – Где теперь царь? – спросил царский секретарь, пока спутник, все еще тяжело дыша, шел за ним.
– Через день, не больше, будет здесь. Я потерял время по известной тебе причине.
– Ладно-ладно, – оборвал его Евмен, отпирая ключом обитую железом дверцу. – Входи, здесь нам никто не помешает.
Они беседовали в большом грязном зале, помещении для хранения и починки оружия. В стороне, вокруг наковальни, имелось несколько табуретов. Евмен подвинул один собеседнику, а сам сел на другой.
– Что тебе удалось разузнать?
– Это было непросто и стоило немало. Пришлось подкупить одного из служителей, имевшего доступ в адитон.
– И?..
– Царь Филипп нагрянул неожиданно, почти тайно. Он стоял в очереди вместе с другими просителями, пока его не узнали и не впустили в святилище. Когда жрецы поняли, что он хочет поговорить с оракулом, они попытались узнать вопрос, чтобы подготовить соответствующий ответ.
– Это обычная практика.
– Да. Но царь отказался: он попросил непосредственного разговора с пифией и велел отвести его в адитон.
Евмен закрыл лицо руками:
– О великий Зевс!
– У жреца не было времени сообщить об этом совету. Пришлось выполнить просьбу. Поэтому Филиппа проводили в адитон, и, когда пифия вошла в транс, он задал ей свой вопрос.
– Ты уверен в этом?
– Абсолютно.
– И каков же был ответ?
– Бык увенчан, конец близок, жертвователь готов.
– И больше ничего? – помрачнев, спросил Евмен.
Гонец покачал головой.
Евмен вынул из кармана плаща кошелек с деньгами и передал собеседнику:
– Тут столько, сколько я обещал, хотя не сомневаюсь, что остаток после взятки служителю ты взял себе.
– Но я…
– Ладно-ладно, я знаю, как делаются такие дела. Только запомни: если проронишь хоть звук об этом деле, если тебе придет искушение поговорить об этом с кем-нибудь, я тебя разыщу, где бы ты ни был, и ты пожалеешь о том, что родился на свет.
Гонец взял деньги, клянясь самыми страшными клятвами, что не скажет никому ни слова, – и с этим ушел.
Евмен остался один в большом помещении, пустом и холодном, и при свете лампы долго размышлял, какое доброе истолкование предложить царю. Потом вернулся к себе в спальню, но так и не смог заснуть.
Филипп прибыл во дворец на следующий день, ближе к вечеру, и Евмен, как обычно, первым же делом явился к нему под предлогом утверждения кое-каких документов.
– Могу я спросить о результате твоей поездки, государь? – спросил он, передавая царю один за другим папирусные листы.
Филипп оторвался от бумаг и повернулся к нему:
– Ставлю десять талантов серебром против кучи собачьего дерьма, что тебе уже все известно.
– Известно, государь? О нет-нет, я не так догадлив. Нет. О таких деликатных вещах не шутят.
Филипп протянул левую руку за следующим документом и приложил к нему печать.
– Бык увенчан, конец близок, жертвователь готов.
– Таков ответ, государь? Но это же прекрасно, великолепно! Как раз когда ты собираешься пойти в Азию! Новый Великий Царь персов уже коронован, ведь таков символ Персеполиса, их столицы? Бык, крылатый бык. Нет сомнений, бык – это он. Стало быть, и его конец близок, поскольку жертвователь готов. Ты и есть тот жертвователь, который его разобьет. Оракул предсказал твою неминуемую победу над Персидской державой. Вот, государь, хочешь услышать, что я думаю? Это слишком хорошо, чтобы быть правдой: боюсь, эти подхалимы-жрецы придумали тебе такой ответ нарочно. Но все равно прекрасное предсказание, разве нет?
– Они ничего не придумывали. Я прибыл неожиданно, схватил жреца за шкирку, заставил его открыть адитон и увидел пифию. Она была не в себе и с закаченными глазами и пеной у рта вдыхала дым из хазмы.
Евмен слушал и кивал:
– Нечего сказать, молниеносная операция, достойная тебя. Если ответ настоящий, то это еще лучше.
– Ага.
– Александр прибудет через пару дней.
– Хорошо.
– Ты встретишь его у старой границы?
– Нет, подожду здесь.
– Можно пойти нам, мне и Каллисфену?
– Да, конечно.
– Можно взять также Филоту с дюжиной стражников? Всего лишь небольшой почетный эскорт.
Филипп согласился.
– Хорошо, государь. Тогда, если у тебя больше ничего ко мне нет, я бы удалился, – сказал Евмен и, собрав свои документы, двинулся к выходу.
– А ты знаешь, как меня звали мои солдаты в молодости, когда я покрывал двух женщин за одну ночь?
Евмен обернулся и встретил его твердый взгляд.
– Меня звали Бык.
Евмен не нашелся что ответить. Торопливо поклонившись, он добрался до двери и вышел.
На Беройской дороге, где проходила древняя граница царства Аминты I, собрался маленький приветственный комитет, и Евмен сделал знак остальным остановиться у галиакмонского брода, так как Александр со спутниками наверняка должен был пройти там.
Все спешились и пустили коней попастись на лугу; некоторые вытащили фляжки, чтобы утолить жажду, другие, пользуясь моментом, вынули из переметных сум хлеб, сыр, оливки и сушеные фиги и уселись на землю перекусить. Одного из стражников послали на вершину холма, чтобы дал сигнал, когда появится Александр.