Наша вина

Ее аромат преследовал меня даже после душа. Внезапно квартира показалась мне маленькой, и мое тело, казалось, хотело войти в ту комнату и закончить то, что пришлось завершить на середине.

Я надел спортивные штаны, белую футболку «Найк», кроссовки и отправился на пробежку в Центральный парк. Было около пяти утра, но на улицах уже были люди, тоже занимающиеся спортом. Я не тратил слишком много времени, даже не разогревался, просто бежал, изо всех сил желая, что, когда вернусь домой, Ноа уйдет, что исполнит то, о чем я попросил ее, исчезнет из моей жизни.

Действительно ли я этого хотел? Да. Это единственное, что было ясно. Быть с ней слишком больно, и я не находил в себе сил простить ее, я просто не мог.

Я вернулся домой через два часа, и все, казалось, осталось таким же, как когда я ушел. Войдя в комнату, я увидел ее в постели.

Она спала на животе, простыня лишь наполовину прикрывала ее, обнаженная спина манила, чтобы я коснулся ее, пока Ноа не проснется. Я поцелую ее, мы будем медленно заниматься любовью, а потом пойдем завтракать в одну из лучших кофеен города. Я куплю ей горячий шоколад, покажу все интересные уголки, которые скрывает этот город, а потом, когда она устанет от осмотра достопримечательностей, мы вернемся, и я снова окажусь между ее ног и заставлю выкрикивать мое имя, пока в ее легких не закончится воздух.

Но пришлось вернуться к реальности: ничему из этого не суждено случиться, все закончилось той ночью, когда я застал ее в объятиях другого мужчины.

Я направился в ванную и принял холодный душ. Выйдя в одних серых пижамных штанах, я обнаружил ее у изголовья кровати. Она крепко сжимала в руках простыню, скрывающую любой намек на наготу. Ее глаза смотрели на меня с сомнением, будто она не знала, что делать. Я протянул руку и поднял белую футболку, которая лежала на полу. Бросил ей так, чтобы она смогла поймать.

– Одевайся, – приказал я, стараясь говорить спокойно, стараясь держать себя в руках.

Ноа, казалось, колебалась, и, когда я посмотрел на ее лицо, на растрепанные волосы и эти губы, которые так сильно хотел поцеловать, пришлось заставить себя выйти из комнаты. Я пошел на кухню, схватил свой мобильный и позвонил Стиву. Он переехал в город и жил рядом. Отец настоял на том, чтобы с этого момента он работал на меня, и я был рад, что рядом есть кто-то, кому я доверял прикрывать мою спину.

– Мне нужно, чтобы ты забрал ее отсюда, – сказал я с отчаянием в голосе.

Стив вздохнул на другом конце линии и дал понять, что сделает то, что ему сказали. Он был мне должен. Ему вообще не следовало приводить ее в мою квартиру.

Я повесил трубку, сварил кофе, и через минуту она появилась на кухне. Она не оделась, по крайней мере, не в свою одежду. На ней была моя белая футболка выше колен. Она выглядела так, словно только что вышла из ванной: волосы не были сильно растрепаны, а лицо выглядело свежим и чистым, без следов вчерашних поцелуев. Как давно я ее не видел такой.

– Я позвонил Стиву, чтобы он забрал тебя, – сказал я, когда она наливала чашку кофе. Я старался говорить спокойно, будто так и нужно, будто выгнать человека, в которого я был влюблен, было самой нормальной вещью в мире.

– Я не хочу уходить, – прошептала она.

Я посмотрел на нее, на то, как она изменилась после нашего разрыва. Она была такой худой… она так похудела, что прошлой ночью, увидев ее тело, я боялся сломать его. Она больше не была той Ноа, которую я помнил, храброй девушкой, которая все время противостояла мне, той, которая делала мою жизнь намного интереснее.

Ссоры с ней всегда были жестокими, а теперь… казалось, что передо мной стоит испуганный олененок, и это еще больше меня бесило.

– Что ты задумала, Ноа? – спросил я, сбавляя тон. Не хотелось дойти до полной потери контроля над собой и высвободить всю накопленную ярость, которая, как я чувствовал, уже закипала внутри. Но все же нужно было дать ей понять, что ничего не изменится. – Ты ничего не сможешь сказать или сделать, чтобы изменить то, что произошло. Прошлая ночь была прекрасна, но мне не интересно играть с тобой в эту игру.

– Ты все еще любишь меня, – заявила она, делая шаг вперед. Она хотела прикоснуться ко мне, но я отпрянул, чувствуя отвращение к себе, отвращение из-за того, что вчера вечером позволил себе лишнее. Я не хотел давать ей ложных надежд, это не входило в мои планы.

– Я был влюблен в тебя, – спокойно заметил я. – Был, Ноа, в прошедшем времени. Ты изменила мне. Конечно, наверное, есть парни, которые могли бы простить то, что ты сделала, но ты знаешь меня достаточно хорошо, чтобы понимать, что я к ним не принадлежу.

– А я принадлежу? – ответила она, обнимая себя. – Ты не можешь притворяться, что то, что произошло несколько часов назад, не повлияло на тебя так же, как на меня… Я видела это в твоих глазах, Николас. Видела этой ночью и тогда, в день свадьбы Дженны. У тебя еще есть чувства ко мне. Ты все еще…

– Что ты хочешь услышать, Ноа? – воскликнул я в ярости. На самом деле я был зол не на нее, а на себя. Зол за то, что не знал, как сдержаться. Что сорвался не раз, а дважды. Что не сумел скрыть эмоции, несмотря на все усилия. Да, у меня до сих пор были чувства к этой девушке. – Совершенно очевидно, что ты умеешь играть в эту игру намного лучше меня.

Ноа пристально смотрела на меня.

– Я не играю. Я просто хочу…

Она не закончила фразу, но в этом не было необходимости, потому что я прекрасно знал, чего она хочет от меня.

– Тебе пора идти, – сказал я несколько секунд спустя. Взял стоявшую передо мной чашку и повернулся, чтобы поставить ее в раковину, – просто предлог, чтобы не смотреть ей в глаза.

– Как ты смог? – спросила она, и ее тон заставил меня снова повернуться к ней. Вспышка гнева мелькнула в ее медовых глазах. – Объясни, как ты можешь жить дальше, потому что я не могу!

Это уже не смешно. У меня больше не было жизни. Моя жизнь состояла из бесконечной работы, где для любви больше не было места. Мне было хорошо и без всяких там чувств. Любовь – полное дерьмо, я отдал все ради любви, и вот куда она меня привела.

Я знал, что если хочу, чтобы она исчезла раз и навсегда. Если хочу дать ей понять, что ничего не изменится. Если хочу увидеть, как она уходит за дверь и больше никогда не причинит мне боль, то нужно быть жестоким. Придется посыпать рану солью.

Я уставился на нее, и мое внимание привлекло то, что до сих пор оставалось незамеченным: на ней был серебряный кулон, который я подарил ей на восемнадцатилетие.

Я подошел к ней, не сводя с нее глаз. Моя рука легла ей на затылок и почти без усилий нашла застежку на кулоне. Ноа, растерявшаяся от моего взгляда, не понимала, что я делаю, пока я не сделал шаг назад, взяв кулон и поместив его в свой задний карман.

– Отдай, – недоверчиво попросила она, не понимая, что я только что сделал.

Я крепко сжал челюсть.

– Тебе нужно перестать держаться за то, чего больше не существует, черт возьми.

– Николас, отдай мне кулон, – настаивала она сквозь стиснутые зубы.

– Зачем? – спросил я, повысив голос, от чего она вздрогнула. – Какого черта ты до сих пор его носишь? Никак не можешь оставить все позади? Хочешь вызвать во мне прежние чувства? У тебя ничего не получится.

Ноа заморгала, удивившись моим словам, затем с яростью толкнула меня в грудь.

– Хочешь знать, почему я ношу его?! – закричала она. – Потому что он напоминает мне о тебе. Больно это слышать? Но это чертова правда, понял?! Я скучаю по тебе!

Я не хотел слышать правду, по крайней мере, не такую правду. Я не хотел чувствовать себя виноватым. Не хотел признаваться вслух, что тоже скучал по ней… Черт, я не хотел признаться себе, что мне было больно забирать у нее знак моей любви.

Но нужно было покончить с этим раз и навсегда.

– Я в отношениях, – объявил я, не сводя с нее глаз.

Ноа застыла на месте. Злость исчезала из ее глубоких глаз, пока она медленно осознавала мои слова. Несколько секунд она казалась потерянной, но затем, казалось, обрела голос и снова заговорила.