Страница 99 из 122
Просигналив хозяину о нежеланной гостье, Балайка снова уронила морду на лапы и стала следить за хозяином. Обычно в таких случаях он укрывался в спальне, избегая таким образом пренеприятнейшей встречи с этой ведьмой Лупис.
На этот раз он решительно направился к закрытой двери гостиной. Балайка удивленно вскинула морду — такое поведение хозяина никак не вязалось с ее прежним опытом.
Шпага столь любезно поздоровался с обеими женщинами, сидевшими за зеленым игорным столом, что и Паола и мадам Лупис просто растерялись. Подобного изменения отношения к себе мадам Лупис никак не ожидала.
Шпага с размаху плюхнулся на диван.
Мадам Лупис поднялась и хотела тут же уйти, но Шпага жестом остановил ее.
— Сидите, сидите, синьора.
Потом обратился к жене:
— Знаешь, что стало с беднягой Эфизио?
Паола молча кивнула.
— Теперь и печать, и полиция, и всякие любители сенсаций покоя нам не дадут! — воскликнул он. Открыл бар, не вставая с дивана, но до бутылки вина так и не дотянулся. Пришлось ему подняться.
— Журналистов на виллу не пустили двое полицейских, из охраны, — глухим голосом сказала Паола.
— Ах вот как! — приободрился Шпага. — Я никого не видел.
— Нет, они несут охрану, — подтвердила мадам Лупис. — Они и меня сначала задержали.
— Ну, хоть полиция пока на высоте!
— Я отключила телефон, — сообщила Паола.
— Да, но…
— Перенесла его в комнату Валенцано. Оп и будет отвечать на звонки.
В гостиной воцарилась тишина. Шпага мелкими глотками пил вино. Женщины тайком обменивались многозначительными взглядами.
— Мне пришлось съездить в морг, — проронил Шпага, вздрагивая всем телом.
Паола вскинула голову.
— Ты был в морге?
— Я, я. Кто-то должен был официально его опознать. У него в Милане никого не было. Знаешь, те, что писали анонимные письма, приняли его за меня.
И тут Паола — этого Шпага вовсе не ожидал — искренне и всерьез встревожилась.
— Но, значит, это вещь серьезная! Тебе и в самом деле грозит опасность. Вы… вы были правы! — воскликнула она, обращаясь к мадам Лупис.
Паола вскочила и подбежала к мужу.
— Мадам Лупис сказала, что над твоей машиной сгустились тучи… она… она…
Голос у нее прерывался.
Шпага мгновенно воспользовался случаем. С недавних пор у него сложилось впечатление, что эта старуха Лупис действительно угадывает события, особенно неприятные. Тогда по крайней мере стоит узнать, что его ждет.
— Так что говорят ваши карты, синьора? — любезным тоном обратился он к мадам Лупис. Он поднялся и сел рядом с женой, напротив той, что про себя звал «мегерой». На самом же деле это была рыхлая женщина с пухлыми, белыми пальцами-сосисками, всегда в скромном черном платье, правда, с изрядным разрезом.
Она ничуть не удивилась внезапному интересу хозяина дома к ее гаданью, лишь слегка улыбнулась и с ловкостью фокусника извлекла откуда-то карты.
— Сейчас посмотрим, синьор Шпага. Пожалуйста, сосредоточьтесь и вы.
Мадам Лупис перетасовала карты, разложила их на столе, собрала, снова разложила и опять собрала. И так несколько раз.
— Неблагоприятный период, синьор Шпага, для вар, увы, не кончился, — сказала наконец гадалка, не глядя на него. Она показала на расклад карт — дама и валет червей, а рядом туз и восьмерка пик. Тут и профан мог сразу же догадаться, что пики обещают несчастье.
— Какая-то женщина очень настроена против вас, синьор Шпага, а мужчина плетет интриги против вашего дома. — Теперь она посмотрела на него прямо-таки с материнской добротой. — Не хотелось говорить, но так выходит.
И она, и Шпага вздохнули.
— Ну что ж, постараемся выдержать, — с неожиданной силой сказал Шпага. И обратился к жене: — Паола, ты узнала все, что хотела?
Мадам Лупис поняла намек и поднялась.
— Благодарю вас за доверие, синьор Шпага. Желаю удачи, и плохие времена рано или поздно кончаются, — утешила она хозяина дома.
8
В конце вечернего тележурнала белокурая дикторша, устремив пристальный взгляд на тридцать миллионов зрителей, объявила:
— Сегодня утром на окраине Милана обнаружен труп Эфизио Пиццу. На Пиццу, шофера известного ведущего телевидения Жана Луи Шпаги, бандиты напали на улице и зверски убили его. Мотивы преступления неизвестны, ведется расследование.
— Полиция не дремлет, — хохотнул Риккардо. Он сунул в рот нанизанные на вилку спагетти, прожевал их и сказал жене:
— Позвони Джанни. Спроси, слышал он уже эту милую новость?
— Наверняка. Он ведь целыми днями торчит у телевизора.
— Тогда позвоним Шпаге и скажем, что и его ждет тот же конец.
Марина перестала есть и впилась в мужа своими голубыми, чуть выцветшими глазами. Все ее негодование вылилось в пронзительном крике.
— Нет, ты просто прирожденный кретин. Да ведь его телефон почти наверняка прослушивается! Хочешь, чтобы тебя упекли в тюрьму за этого шофера! Я не собираюсь больше… — Конец фразы заглушила громкая музыка, предварявшая телерекламу. Риккардо всегда включал звук на полную громкость, точно он был полуглухим. А вот Марина и в самом деле глохла от этого нестерпимого грохота.
Риккардо доел спагетти и с новой силой воскликнул:
— А вот и он! Вот и он!
Жан Луи Шпага уже начал свой тур вальса с молодой дамочкой, обдавая ее ароматным запахом, на экране — струйками дыма.
— Настоящие мужчины курят табак «Канди»! — проскандировал он с мужественной улыбкой могучего мужчины, обнажив свои натуральные и искусственные, но тоже белоснежные зубы.
— Больно у него уверенный вид, — в растерянности произнес Риккардо. — При «ударах Шпаги» он куда сильнее нервничал.
— Да это же запись, умник! — угрюмо отозвалась Марина. — И сделана она скорее всего давным-давно. Он уже целый год скалит зубы как орангутанг в любовном экстазе.
— А ведь ты права! Я как-то об этом не подумал.
Риккардо снова, но теперь без особого интереса, посмотрел на экран. А там уже не Шпага, а Паоло Феррари пытался «подружить» здоровенного весельчака и пугливую домохозяйку.
— Представляешь себе, Марина, какого он сегодня страху набрался? Ничего, теперь у этого наглеца навсегда пропадет охота вальсировать с телекрасотками.
9
— Постарайтесь вспомнить, синьор Шпага. Иногда можно одним неосторожным словом ранить человека.
Пьерантони оглянулся, не появилась ли в гостиной Паола.
— Ну, например, обидеть ревнивого мужа…
Шпага с такой яростью отмел подобное предложение, что Пьерантони понял — он буквально в стрессовом состоянии.
— По-вашему, черт возьми, у меня нет других дел, кроме как оскорблять мужей?!
— А скажем, разочарованных поклонников или сотрудников?
— Ну знаете, тогда написать письма мог и любой ненормальный, выпущенный из сумасшедшего дома или же туда еще не попавший.
Шпага откинул ниспадавшие на лоб волосы и, помолчав, заключил:
— Я… Я просто в полнейшей растерянности. Чтобы так упорно стремиться убить человека, должна же быть серьезная причина. Не так ли? А я хоть и невысоко ставлю ближних своих, но, кажется, никому не нанес столь тяжкого оскорбления, чтобы его надо было смывать ценой крови.
Пьерантони сокрушенно покачал головой.
— А не случалось вам увольнять прислугу за какое-нибудь мелкое упущение или зло подшучивать над подчиненными?
— Да что вы, Пьерантони! У нас одна-единственная служанка — Анджела. Женщина надежная и спокойная. Потом еще — Эфизио… был шофером Эфизио.
Он закусил губу, вспомнив морг и лицо Эфизио, похожее на маску ацтека.
— Но он, бедняга, на том свете. А больше нет никого. Ах да, Валенцано! Ему грош цена, хоть он и хвастает своим университетским дипломом. Сами видели, как на него подействовали анонимные письма и смерть Эфизио. Теперь он за собственную жизнь дрожит.
Шпага тоскливо поглядел на свои руки. И вдруг спохватился.
— А ведь вы не напрасно задаете мне наводящие вопросы. Я забыл о красавчике, который обхаживает Анджелу, она его женихом считает. Он взял себе за привычку рыскать по всему дому, в каждый угол заглядывать. Ну, а потом этот кретин стал рассказывать своим друзьям и приятелям, что я, Шпага, — обыкновенный буржуйчик, а они, мол, сами вознесли меня на пьедестал… Я велел ему убираться и больше на виллу не приходить. Может, он и обиделся, эти молодые ниспровергатели авторитетов весьма самолюбивые типы.