Страница 1 из 27
Валерий Привалихин
Время сбора папоротника
Повесть
* * *
Николай Ярмолюк
Чужая беда
Повесть
По законам мужества
ЗАКОНЧИЛСЯ рабочий день, наступил тихий весенний вечер. Оперуполномоченный уголовного розыска Забайкальского управления внутренних дел на транспорте лейтенант милиции В. Хусаинов собирался провести его дома. И вдруг зазвонил телефон. Плачущая женщина сбивчиво рассказала, что в ее квартире буянит пьяный родственник. Валерий быстро оделся и вышел. Он знал учинившего скандал. Не единожды приходилось успокаивать его. Увещевал, предупреждал, а тот все не угомонится. Видимо, придется принять самые строгие меры.
Увидев сотрудника милиции, дебошир запер дверь и заявил: «Буду стрелять!» Ружье в руках одурманенного хмелем! Не хватало еще, чтобы жильцы подвергались опасности...
Хусаинов и прибывшие на место происшествия участковый инспектор О. Красношеев и дружинник Е. Мутин приблизились к дому. И тут же из окна раздался выстрел. Выступ стены предохранял работников милиции и их помощника. Но чтобы попасть в квартиру, необходимо сделать короткую перебежку. Времени на размышление не было: пальба продолжалась, могли пострадать случайные прохожие.
И Валерий покинул укрытие. Он уже почти добрался до двери... Преступник успел выстрелить еще раз. Смертельно раненный Хусаинов упал у порога.
Убийца мигом протрезвел. Поняв наконец, что натворил, он обмяк и прекратил сопротивление.
Валерий Хусаинов прожил свою короткую жизнь так, как требовала того честь коммуниста. Бесстрашный лейтенант милиции награжден посмертно орденом Красной Звезды.
Валерий Привалихин
ВРЕМЯ СБОРА ПАПОРОТНИКА
Повесть
НАЧАЛЬНИКУ Нежемского райотдела милиции товарищу Звонареву.
Телефонограмма:
«Сегодня, четырнадцатого июня, в двенадцать часов тридцать минут на радиосвязь со мною вышел Черданск. Говорила жена заведующего местным магазином-складом коопзверопромхоза Михеева Анна. Примерно четыре часа назад она решила полить огород и отправилась на реку. Склад-магазин стоит на берегу, и воду она берет вблизи. Зачерпнув воды, Михеева посмотрела на дверь склада. Навесные амбарные замки были на месте, металлическая щеколда с замком на конце перепоясывала дверь, однако положение щеколды было несколько необычным: она пересекла дверь не наискосок снизу чуть вверх, как всегда, а прямо. Подбежав к двери, Михеева обнаружила, что щеколда держится концом на подставленной палке. Амбарные замки заперты, и пломбы на месте. Только у обеих пломб проволока порвана и кое-как, на живульку, скручена. Михеева кинулась звать соседку — Зинаиду Карнаухову. Нужно было срочно посмотреть, не украдено ли что со склада. Открыть замки Михеева не могла — ключи от магазина и склада у мужа, а он в тайге. Посовещавшись с соседкой, она топором сбила замки. Шкурки белки, ондатры, горностая висели в связках на месте. Зато не оказалось ни одной собольей, норковой, лисьей. Все наиболее ценные меха со склада исчезли. Михеева не помнит в точности, сколько штук шкурок было, но одних соболей — более двух сотен. Кроме того, из сейфа пропали около шести тысяч рублей и квитанции строгой отчетности. Сейф Михеев запирал, но ключ хранил в столешнице письменного стола, на складе. Ключ пропал. Из склада пушнины внутри помещения дверь ведет в магазин, где множество дефицитных товаров для охотников. Незаметно, чтобы туда пытались проникнуть. Ночью или утром украли меха и деньги, Михеева не знает. Твердо может ручаться только за одно: не раньше полуночи. При складе-магазине она сторож. Без четверти двенадцать сделала последний обход, проверила замки и пломбы, все было цело... У Карнауховой рация в доме, но связаться сразу с райцентром они не могли, не умели пользоваться. И никто в Черданске не умел. В поселке осталось пятеро взрослых. Охотники-промысловики с женами и старшими детьми — и муж Михеевой тоже — выехали позавчера в тайгу, на заготовку папоротника-орляка. Ни пожарной команды, ни ботаников, которые квартируют в нескольких километрах от поселка, найти утром не удалось. Так женщины и метались по поселку, пока не прикатил на моторке с рыбалки средний сын Карнауховой и не настроил рацию. О происшествии Михеева просила немедленно сообщить в милицию.
Радист районного узла связи Петр Пономаренко. 14 июня. 12 часов 42 минуты».
УТРО для старшего оперуполномоченного уголовного розыска Шатохина не было мудренее вечера.
Беспокойство, что время идет, уходят, может быть, самые драгоценные часы, а он лежит себе в постели и толком не знает, как поступить дальше, вытолкнуло его из сна. Он открыл глаза.
Рассветные солнечные лучи щедро лились во все три окна просторной комнаты. Он невольно зажмурился, подождал, пока глаза привыкнут к яркому свету, потянулся до хруста и вскочил. В секунды надел брюки и рубашку. Босиком по застланному сплошь цветастыми домотканными половиками полу прошел к комоду.
Верхняя часть боковой стены, около которой стоял комод, была вся завешана почетными грамотами и благодарственными письмами. Они принадлежали хозяйке избы — одинокой старухе-эвенкийке Марии Ольджигиной. В молодости, перед войной, хозяйка была самой знаменитой в округе охотницей. Никто не приносил больше нее из тайги меховых шкурок. А в голодные годы, в Отечественную, она одна кормила целый поселок, который был тогда куда крупнее нынешнего, сохатиной и медвежатиной. И шкурок продолжала добывать много, даже сверх прежнего. В войну кто-то из благодарности назвал ее кормилицей. Она не хотела, в двадцать лет — и такое прозвище, но прилипло, иначе с той поры ее редко кто звал...
Шатохин вчера вечером долго стоял около стены, рассматривал непривычного вида поблекшие от времени, выгоревшие на солнце грамоты и письма. И сейчас, неторопливо застегивая пуговки на рубашке, вглядывался в собственноручную подпись на грамотах Всесоюзного старосты Калинина.
Отстранился от стены, вернулся к кровати. Нашарив под ней свои шерстяные носки, натянул быстренько на ноги. Сапоги стояли за порогом в узеньком коридорчике между комнатой и кухней. Он обулся.
Хозяйки дома не было. Вчера, предложив ему свою избу для ночевки, она ушла к Карнауховой. Однако рано утром уже вернулась. Об этом говорили миски с вяленой олениной, с хлебом, стоящие на кухонном столе, между ними — рассыпанный пучок черемши с крупными, полуаршинной длины стеблями, на металлической подставке — чайник. Вечером всего этого не было. Шатохин притронулся к чайнику: горячий, недавно вскипел.
Есть пока не хотелось. Чаю бы, пожалуй, выпил. «Попозже», — сказал он себе вслух и вышел из избы.
Хозяйку он увидел в огороде. Около бревенчатой кособокой баньки с земляной крышей высилась огуречная грядка. Хозяйка возилась на ней.
— Здравствуй, Мария! — поприветствовал с крыльца Шатохин.
Старой охотнице нравилось, когда ее называли по имени, не добавляя ее сложного и не подходящего в сочетании к русскому имени отчества. Шатохин уловил эту слабинку и вставлял в обращение к ней чуть ли не в каждую фразу «Мария».
— Здравствуй, — отозвалась она. Ее низенькая сухая фигурка, точь-в-точь как у девочки-подростка, медленно выпрямилась.
— Я скоро вернусь, Мария! — сказал он, жестом показывая, что идет на речку умыться.
На ее темном в обильных морщинках лице появилась улыбка. Она согласно закивала.
От избы старой таежницы михеевский домик стоял через один. Можно было бы зайти сейчас. Сквозь сон, когда светало, Шатохин слышал тарахтенье моторки, мужские голоса. Наверняка Михеев, за которым он посылал карнауховского сына Федьку, приехал. Выйдя за калитку, Шатохин поколебался: «Может, сразу зайти?» Махнул рукой: «Успеется, минуты ничего не решают». И отправился к реке.