Черноводье

— Оглянись вокруг, — вздохнула Ксай. — Здесь ВСЁ ненастоящее. Оно морочит нас, убеждает повернуть назад. Возможно, дальше оно начнет подсовывать тебе еще более убедительные видения. Будет угрожать, пугать, умолять.

Я сел на грязный пол рядом с ней, внимательно слушая.

— Эти двери… — Ксай замолчала на секунду, словно стараясь поймать ускользающую мысль. — Понимаешь, каждая из них пытается что-то сделать хотя бы из последних сил.

— Чтобы защитить то, что внутри пирамиды? — спросил я

— Или нас от этого защитить, — покачала головой Ксай. — Мне кажется, я начинаю кое-что понимать.

— Что же? — я весь обратился в слух.

— Эти значки на каждой двери… — она замолчала на секунду, подбирая слова. — Понимаешь, я сперва не обращала внимания на то, что именно написано. Знаешь, в урдуш было два алфавита: один для записи обычных слов, а другой — только для личных имен. У них имена имели сакральное значение. Так вот здесь на каждой двери написаны имена людей.

— То есть, на каждой двери имя того, кто ее установил? Что-то вроде «здесь был Вася»?

— Может быть и так, — Ксай приподняла бровь. — А может быть, дверь — это и есть тот, кто ее установил.

— Что ты имеешь в виду?

— На пирамиде приносили людей в жертву, — сказала Ксай. — Но что случалось с людьми после этого?

— Эм… они умирали?

— Технически, да, но… возможно, что мы с тобой технически тоже умерли, когда попали в игру Грановского.

От мысли о том, что я уже несколько лет, как «технически умер» веяло ледяным погребом.

— Странно, — проговорил я. — Что-то похожее говорил сейчас он, Грановский. Что люди жертвовали собой, чтобы запечатать пирамиду.

— Не люди, — Ксай покачала головой. — Болванки.

— Ты в этом уверена? — мне послышалось какое-то сомнение в ее голосе.

— Нику я верю, как себе, — отрезала она.

— У вас с ним что-то было? — спросил я, не успев прикусить язык.

— Не твое собачье дело, — ответила она, резко встав и направившись в дверной проем, переступая через черные обломки. — Пошли, солнце еще высоко.

Я выглянул в окно, окинув взглядом темную сетку улиц Урда. Никакого солнца там, конечно, не было. Но спорить я не стал, и уже повернулся, было, в сторону очередной открывшейся комнаты, как вдруг услышал голос. Не Грановского. Совсем другой.

— Он прав, — произнесла Кира, казалось, возле самого моего правого уха.

Я резко повернул голову, но никого, конечно не увидел. Ксай, переступившая уже порог, обернулась и вопросительно подняла бровь.

— Он прав, — снова произнес голос Киры. — Он мерзавец, но он прав. Тебе нельзя туда. Никому нельзя.

— Где ты? — спросил я. — Где ты⁈

— Я… где-то, — голос Киры звучал озадаченно, словно сама она до сих пор не задавалась этим вопросом. — Где-то… в промежутке. Очень странное чувство. Словно размазана. Трудно собраться.

— Что вокруг тебя? Скажи⁈ — кажется, у меня дрожали губы.

— Опять Грановский? — спросила меня Ксай. Я раздраженно махнул на нее рукой.

— Вокруг меня… что-то, — произнесла Кира. — А совсем рядом — ничто… Но это неважно. Я выберусь. Я уже почти знаю, как. А вот ты… обещай мне, что ты не сделаешь непоправимого. Обещай мне, Рома. Мне очень важно… Если это вырвется на свободу, мне очень важно, чтобы это хотя бы был не ты…

Я открыл рот, чтобы что-то ответить, но запнулся на полуслове. Я закрыл глаза. Перед моим мысленным взором предстала Кира — какой я увидел ее впервые, там, в заброшке Грановского. Она смотрела на меня ласково и немного испуганно — словно переживала не за себя, а за меня. И она хотела что-то еще сказать…

— Борись с этим, — услышал я голос Ксай. Секунду спустя я, уже потерявшийся, было, в пространстве, почувствовал, как она изо всей силы сжала пальцами мои плечи и встряхнула меня. — Что бы это ни было, борись с этим. Оно морочит тебя.

Я хотел ответить, что Кира не может меня морочить. Но не ответил. Я не мог быть уверен, что это, правда, она. Перед глазами все плыло. И мысли плыли тоже.

— Я буду искать тебя… обещаю… — прозвучали в моей голове слова Киры, постепенно затихающие в звенящей, мертвой тишине пирамиды. Последние слова, которые я слышал от нее наяву.