Черноводье

Глава 15

Небо Чернолесья, и без того редко радовавшее солнечными днями, в этот день, кажется, было особенно темным. Не исключено, впрочем, что так просто казалось из-за того, что часть его заслоняла угольно-черная громадина пирамиды.

Вблизи она казалось еще более мрачной, чем из дворцового окна. Оттуда представлялось, что ее стены гладкие, словно кафель, но, едва мы подошли ближе, сразу стало видно, что они испещрены непонятными угловатыми вырезанными рисунками — или иероглифами — плохо различимыми на обсидиановом фоне. Некоторые из них, как мне показалось, то и дело озарялись на секунду гнилостно-зеленоватым светом. Впрочем, быть может, это была лишь игра воображения, подстегнутого мрачным впечатлением конструкции.

Ощущение угрозы, исходившее от пирамиды даже на расстоянии, здесь усиливалось, вызывая дрожь и заставляя колени предательски подгибаться.

Когда я взглянул на Ксай, то заметил, как она нервно теребит ремешок сумки.

А вот Ник казался совершенно спокойным.

Пару дней, прошедших с момента моего знакомства с видением, я потратил на то, чтобы научиться обращаться с новым даром. Оказалось, что Ксай, впрочем, не очень-то может мне в этом помочь — среди ее талантов телекинеза не было, а обращаться с ним было не так уж просто.

Зато помочь мне неожиданно вызвалась Соня — та самая девушка, что болтала с Андреем на причале во время нашего прибытия. Выяснилось, что она-то и является единственным — кроме меня теперь — телекинетиком в Урде.

Соня показала мне, как активируется моя новая способность довольно интересно: нужно было закрыть глаза и мысленно нащупать у себя под сводом черепа что-то вроде кнопки и нажать на нее. После этого перед глазами появлялась небольшая сеточка из светящихся алых линий, и, перемещая ее, можно было захватить предмет и попробовать поднять.

Дело оказалось непростым. Начал я с того, что пытался подвигать по столу небольшую серебряную монетку с юным профилем короля Арнольда III. Захватить кругляшок удавалось без особенного труда, но вот сдвинуть с места… Каждый раз это требовало напряжения не только мозга, но, казалось, даже мышц — причем, всех сразу.

Даже после небольшого сеанса голова начинала раскалываться, а тело ныло, словно после изнуряющей тренировки. Но зато, начав с подбрасывания взглядом монетки, уже на второй день я мог оторвать от земли и перенести на несколько метров здоровенный валун, который едва ли сумел бы сдвинуть руками. На этом Ксай, то и дело приходившая понаблюдать за моими занятиями, посоветовала мне пока остановиться. По ее словам, в пирамиде новый навык едва ли мне пригодился бы.

И вот теперь я стоял рядом с Ником и Ксай возле этой самой пирамиды, совершенно не представляя, что меня в ней ждет. Пару раз я пытался расспросить Ксай об этом, но все ее попытки рассказать о своем опыте натыкались на нехватку подходящих слов. Все, что я уяснил, это то, что с дверью приходилось разговаривать, убеждать ее, но не словами, а как-то еще.

Ник взмахнул руками так, словно собирался играть на рояле. Его черная куртка и такие же джинсы делали его издалека похожим на пианиста в смокинге, чему способствовали и длинные тонкие пальцы. Перед ним в воздухе возник полупрозрачный зеленоватый экран с непонятными светящимися значками.

— Так, сейчас… — произнес Ник, пробежавшись по экрану пальцами. — Приготовьтесь…

— К чему? — спросил я.

— Там проход очень недолго будет, — ответила Ксай. — Нужно успеть заскочить обоим.

Ник кивнул.

— Так, давайте, Ксай первая, — добавил он. — Три… Два… Один…

Раздался громкий треск, похожий на звук электрического разряда. Сразу несколько десятков иероглифов на стене пирамиды вспыхнули зеленым, и секунду спустя перед нами висел сотканный из такого же зеленого света мерцающий прямоугольник в человеческий рост.

Ксай, ни секунды не размышляя, шагнула в него и исчезла. Я, помешкав мгновение, последовал за ней.

Помещение, где мы оказались, не несло на себе никаких отчетливых следов времени и места. Коробка из каменных плит, которые, впрочем, могли бы оказаться и бетонными. На полу, в густой пыли — какие-то грязные циновки, обрывки ткани, мусор. На стенах — кажется, они же. В стене — огромное окно, почти во всю стену, без малейших признаков того, что когда-то здесь было стекло. Напротив него — широкий дверной проем, но никакой двери тоже не видно.

За окном было черное небо без единой звезды. И город, состоящий из приземистых домов с острыми крышами. Возможно, передо мной был Урд, каким он был, когда в нем еще жили люди. Впрочем, сказать, что они здесь живут, было нельзя: ни в одном из окон не теплился свет, и на узкой мостовой с деревянными тротуарами не было ни души.

Удивительно, здесь не было ни единого источника света: ни естественного, ни искусственно, но пространство отчего-то не было погружено в кромешную тьму, и очертания предметов были заметны.

И тут до меня дошло. Я узнал не столько само место, сколько ощущение, разлитое в воздухе: опасность, безысходность и одиночество. Оно было мне хорошо знакомо.

— У меня ощущение, словно я тут был, — сказал я, глядя в окно.

— Ты здесь был, — сказала Ксай за моей спиной. — Мы все здесь были.

— Это же… — воспоминание было резким и неприятным, словно меня облили холодной водой. — Это же то место, через которое я прошел в Чернолесье?

Я резко обернулся, чтобы увидеть, как Ксай утвердительно кивает мне в ответ.

— Значит, мы можем пройти через него обратно в наш мир? — спросил я.

Сердце забилось, словно готово было вот-вот вырваться из груди.

— Я не знаю, — ответила девушка. — Но мы здесь не за этим. Мы должны спасти всех, а не только себя.

— Здесь раньше была дверь? — спросил я, кивнув на зияющий темный проем. Мне хотелось сменить тему разговора.

— Ага, — кивнула Ксай. — Я ее расковыряла, когда была здесь в прошлый раз. Ужасно тяжело. Открыла — думаю, ну, дальше проще будет. Черта едва — там такая же дверь.

— А дальше еще одна? — спросил я.

— Кто знает, — пожала плечами Ксай. — Может быть, дальше еще сто таких. Пойдем, рассиживаться некогда.

Я включил лезвие, чтобы было не так темно. И обнаружил, что оно теперь не ровно-голубое, как раньше: на нем появилась отчетливая алая полоска. Лезвие Ксай оказалось точно таким же.