Страница 613 из 667
Правильным даром обладающий сложит печать заклинания, вложенного в книгу. И ему откроется потаенное знание, которое он так ищет. Артефакт укажет путь, а сила проложит дорогу к Александру, а уже он научит пользоваться этой силой.
Так, теперь надо понять, что делать дальше. Если дневник — артефакт, то его нужно как-то активировать. Так, вложить дар, говорите? Я выдохнул стал вытягивать из себя силу, накладывая ее на предмет в руках. Та привычно оплела толстую тетрадку и скользнула на пол.
Ладно, будем думать головой, а не местом, на котором сидим. Большинство артефактов либо действуют сразу, как только начинают взаимодействовать с силой, либо активируются каким-то ключом. Ирмер не зря спрятал последний листок. Я перечитал еще раз.
Вот балда, русским языком же написано — сложит печать заклинания! Последнее слово здесь для кого? Для создания заклинания нужна либо знакомая всем форма, либо более старый прием — аудиосопровождение.
В смысле, не рэп Моргенштерна — мы же не врата в Ад пытаемся открыть. А какой-то банальный «сим-салабим». Так делали совсем давно, еще в конце девятнадцатого века. Аккурат, когда Ирмер учился пользоваться магией.
По сути, прием точно такой же, как с формой, для конкретного заклинания ты закрепляешь его звуковое сопровождение, а после вкладываешь силу. От этого отказались по ряду причин. Во-первых, намного дольше, чем визуальное представление формы. Во-вторых, не всегда удобно в бою «говорить» заклинания. В-третьих… тьфу, да о чем я вообще думаю? Надо уже активировать этот дневник.
Я медленно прочитал получившееся послание и сразу вложил силу. Дар послушно скользнул к тетради, но теперь не торопился покинуть ее. Напротив, он стал медленно пропитывать дневник. Последний с каждым мгновением светился все ярче, пока не засиял как трехсотваттная лампочка. Я даже отвернулся.
А после в комнате будто звезда взорвалась. И весь мир потух.
— Выходим? — обратился ко мне худой молодой человек с прямыми длинными волосами и вытянутым серьезным лицом.
Его сложно было назвать красивым — крючковатый нос, острые скулы, чуть оттопыренные уши. Он казался скорее интересным. Мимо такого не пройдешь, обязательно повернешься. Запоминающаяся внешность.
— Да, — ответил я.
Вернее, ответило тело, в котором я находился. Ну, или оказался заключен. Как узник. Вот это будет более четким определением.
Мой взгляд переместился на стол, заваленный бумагами, и на тот самый дневник, в котором «он» только что писал. Так, кабинет очень даже знакомый. Еще не припорошенный пылью, без грязных разводов на полу и опрокинутой мебели.
И вот тут все стало на свои места. Я в особняке Ирмера. Да что там, я сам сейчас в Ирмере, как бы двусмысленно это ни звучало. Правда, на правах стороннего зрителя, как турист в музее. Скорее всего, в этом и заключается работа артефакта — дневник хранит какое-то воспоминание. По всей видимости, невероятно ценное, если ради него пришлось выполнить столько квестов.
— Лошади запряжены. Придется ехать большую часть ночи. Кьярдов бы достать, Даниил Маркович, сподручней было бы.
— Нельзя привлекать к себе внимание. Все может сорваться. Да и не пустят на остров кьярдов. Лучше скажи, Саша, ты точно решил?
— Точно, — уверенно тряхнул головой юноша, и волосы рассыпались по его плечам.
— Я очень рассчитывал на тебя. Теперь мне придется начать все заново.
— Даниил Маркович, не надо. Сколько раз мы уже говорили об этом?
— Хорошо.
В моем голосе слышалась печаль и скорбь. Но вместе с тем я решительно встал, подошел к сейфу и убрал туда дневник. После взял стоящий в углу знакомый жезл, с той лишь разницей, что этот артефакт был в разы длиннее того обломка, который я нашел.
— А это зачем? — спросил Александр. — Боитесь заблудиться?
— Слепок пути понадобится как раз не для меня. Пойдем.
Мы спустились на первый этаж, и я отметил, как все выглядело красиво в особняке Ирмера. Все-таки я не смог увидеть всю эту роскошь во время своего посещения, многое попросту растащили.
— Пал Палыч, за старшего, — кинул я куда-то в угол. И из темноты услышал согласное угуканье.
Снаружи и правда какой-то простолюдин держал за поводья двух мускулистых верховых жеребцов. Взглянув на меня мужичонка смутился и стал пялиться себе под ноги. Я молча бросил ему мелкую монету и ловко вскочил в седло.
Ночной Петербург оказался немногим громче, чем тот безлюдный город, который я посетил. Стук лошадиных подков разносился далеко по улицам, а путники, казалось, и вовсе не торопились, пустив животных укороченной рысью. Зато когда мы выбрались за город, то пустились самым резвым галопом, на который были способны жеребцы.
В какой-то момент я моргнул. Так мне, по крайней мере, показалось — и вот мы уже не едем, а плывем. На крошечном парусном суденышке к пока еще крохотному острову далеко впереди.
Так, это что за ускоренная перемотка была? Ирмер специально так сделал, чтобы не утомлять возможного зрителя. Меня, то есть. Или не хотел, чтобы я видел путь, которым они следуют? Хоть бы сказал что-нибудь вслух. Но нет, молчит.
Правил суденышком, кстати, я сам. В смысле, Ирмер. Не думал, что этому учат в дворянских гимназиях и лицеях. Но, видимо, талантливый человек талантлив во всем.
Лунный свет растекался по водной глади, Александр на носу кораблика застыл деревянным истуканом. Вроде все было нормально, но я чувствовал напряжение, царившее в воздухе, да и в самом Ирмере. Поэтому когда ученик взволнованно подал голос, то не удивился.
— Сейчас будет. Два на востоке, один на юге.
— Далеко? — только и спросил я.
— Версты две, но там все крылатые. Быстро доберутся.
Я полез в мешок и вытащил наружу уже знакомый предмет — Перчатку. И под оглушительный аккомпанемент грома при чистом небе, верном спутнике Разломов, стал вкладывать в нее силу.
— Приближаются быстрее, чем я думал.
Я ничего не ответил. Уже и сам слышал хлопанье перепончатых крыльев, видел крохотные фигуры вдалеке. Хотя понимал, вряд ли на нас пошлют мелочевку. Тьфу ты, это понимал я или Ирмер? Теперь уже не разберешь.
Перчатка размякла и тут же оказалась на руке. Забавно, но лоскут словно сам выскочил из-под ног, даже подцеплять его не пришлось. Пальцы рванули на себя страницу нашей реальности, открывая проход в другую.
— Руку! — только и крикнул Ирмер.
Короткий переход, и вот мы уже стоим. Без лодки, на припорошенном снегом льду. Изо рта вырывается густой пар, а холод пробирает до костей.
— Надо торопиться, — сказал я. — Если начались Разломы…
— То они где-то быстро, — коротко кивнул Александр.
Не сговариваясь мы побежали вперед. К все еще маленькому острову посреди застывшего ледяного озера. Сердце колотилось как бешеное. И не только от быстрого бега. Здесь будто бы было все как в нашем мире, но вместе с тем совершенно другое. Небо не черное, а подсвеченное синевой, словно за горизонтом разместился какой-то дополнительный источник света.
Хруст снега разносился далеко вокруг. Словно природа истосковалась по любому звуку и теперь щедро делилась им с остальными обитателями этого мира. А еще воздух… Я не мог объяснить этого словами. Сколько раз был здесь, но так и не мог объяснить.
Слишком густой, маслянистый, обволакивающий легкие, магический. Магии здесь было столько, что ты ощущал ее кожей. Она покалывала тысячами мелких игл, будоражила и заставляла мурашки бегать по телу. И пьянила.
Однако времени расслабляться у нас не было. Потому что слева от кромки далекого берега к нам потянулись длинные, издали похожие на человеческие очертания, фигуры. Те, кто когда-то очень давно действительно были людьми, но растеряли себя в этом мире. Во всех мирах.
А еще я понял, что их много. Слишком много, даже для двух первоклассных магов, которыми мы были. Ладно, одного первоклассного и одного молодого, пусть и невероятно талантливого.