Страница 522 из 667
— Какой я тебе барин?
Ответил вопросом на вопрос и чертыхнулся. Разве бы простолюдин ляпнул такое? Чуть по лбу себя не хлопнул. Сейчас я чувствовал себя как Никулин в том знаменитом фильме: «Зачем я соврал? А зачем он спросил?».
— Не хочите говорить, так не говорите, — пожал плечами возница и хлестнул лошадь. А сам стал мурлыкать себе под нос песню.
Так и поехали. Единственное, аккурат перед парком, рядом со Смоленским кладбищем, за нами увязался конный разъезд. Я вертелся, пытаясь разглядеть преследователей, но те действовали профессионально. Держались поодаль, вдали от фонарей, и «вели» меня явно с помощью магии.
Конечно, можно было предположить, что все это просто случайность, однако сердце неприятно заныло. В таких вещах совпадений не бывает. И если бы это действительно был случайный полицейский патруль, когда-нибудь он бы отстал или повернул на другую улицу.
Решено, значит, будем прорываться силой. Вряд ли они остановят меня в конюшне. Я ведь не нарушил ничего — просто не спалось, решил проведать коняшку. А вот как оно потом сложится…
Настроение становилось все хуже. Если даже удастся сбежать, то назад меня могут не пустить. План был хорош тем, что все подразумевалось провернуть тайно. Теперь же придется вламываться с фанфарами. Правда, уверенность это не поколебало. Прорвемся. По крайней мере, попробуем. Если отступить сейчас, то второго шанса может не представиться.
— Приехали, барин, — повозка резко качнулась. — Признаться, не твоего рангу место. Но коли нужда есть до таких…
Он недвусмысленно цыкнул языком. Помолчал немного, буравя меня ехидным взглядом, и добавил:
— Могу подождать.
— Нет, не надо, езжай, — я расплатился с «ванькой» и спрыгнул на брусчатку.
А сам вслушивался, различая приближающийся звук копыт — будто бы замерли. И только когда возчик растворился во тьме, понял его зубоскальство.
Как человек, посмотревший кучу шпионских фильмов, я знал, что нельзя называть конечную точку маршрута. Поэтому сказал адрес за пару домов от Миши Хромого. И только теперь, оглядывая двухэтажный кряжистый особняк, возле которого меня высадили, понял и про «сладенькое на ночь», и про «нужду до таких». Глухо закрытая дверь, плотно завешенные бордовыми занавесками окна, приглушенная музыка внутри.
Аристократы называли такие места домами терпимости. Простолюдины выражались проще — бордель. Судя по местоположению — не самого высокого пошиба.
С другой стороны, выглядело все вполне логично. Молодой человек решил воспользоваться услугами продажных женщин. Конечно, это не про меня. Я жуть какой брезгливый. Да и без взаимной симпатии все это как-то… Меня даже передернуло от подобной мысли, а уши запылали от стыда. Но ведь остальные этого не знают. И алиби лучше не придумаешь.
Поэтому я поколебался немного, рванул дверь на себя и шагнул внутрь. В нос ударил запах дешевого табака, алкоголя и пота. Хорошо, что вечером не поел, иначе все бы тут оставил. Я медленно прошел по темному коридору, стараясь дышать ртом, пока не добрался до освещенной залы.
В центре стоял небольшой круглый стол, на котором посреди расставленных графинов и стаканов с водкой лихо отплясывала девушка, почему-то обмотанная грязным полотенцем. Ей аккомпанировала на гитаре полураздетая женщина постарше, с блуждающей улыбкой на губах. Бесшабашному и странному танцу громко апплодировали четверо мужчин — не из простых работяг, но и не дворяне. Одеты сносно, хоть и без лоска: высокие сапоги, недорогие костюмы, рубашки навыпуск. Приказчики или управляющие.
Вдоволь насмотреться на шабаш мне не довелось. В коридоре словно из ниоткуда возникла пухлая женщина весьма преклонных лет. Одета она была более, чем странно — тугой корсет еле справлялся с тучными боками, большая часть груди обнажена, а лицо сильно накрашено. Или, как говорили здесь, в Петербурге, напомажено.
— Молодой человек, — окинула она меня хищным взглядом. — Рада Вас приветствовать в «Малине», лучшем борделе города.
При слове «лучший» я скривился. Проституция в Империи была легализована, потому дома терпимости работали вполне открыто. И мне доводилось пару раз проходить мимо того же «Бриллианта». Так вот, подобное заведение в три этажа походило на крутую гостиницу. Двери открывал швейцар, на первом этаже, за огромными чистыми стеклами, обедали куртизанки и их гости, на верхних, видимо, находились номера.
Потому сравнивать «Бриллиант» с этим клоповником мне бы и в голову не пришло. С другой стороны, что-то подсказывало, что существовали места и похуже. В тех же Чекушах. Что называется, все познается в сравнении. Оставалось лишь благодарить судьбу, что она не завела меня в подобный дом терпимости.
— Девочку изволите? Или, — матрона тряхнула массивной грудью, — желаете женщин поопытнее? Я, конечно, давно шашек в руки не брала, но для такого лапочки…
Она не закончила, угрожающе захохотав. Вот, говорят, что не бывает некрасивых женщин. Весь вопрос в консистенции и количестве напитков. Но только я не пью. Да и пока все в облике и поведении собеседницы меня отталкивало.
— Мне бы кого помоложе, — сказал я, чувствуя, как струя пота стекает между лопаток, а щеки пунцовеют.
Так некомфортно я не чувствовал себя, даже когда глядел, как псевдоежи терзают вверенных под мое командование лицеистов.
— Пойдемте, Ваше Благородие, — провела матрона пальцем мне по подбородку. — Девочек посмотрите. Выберете.
От одной мысли, что сейчас придется оказаться в одной комнате со всеми этими людьми, я запаниковал. Торопливо ответил, хватая матрону за дряблую руку, потому что она уже собралась отправиться в залу.
— Вы сами выберите. Опираясь на свой вкус. А я пока в номер пройду.
«Мамка» хмыкнула, но с моим пожеланием согласилась. Махнула рукой, и, немного пройдя по коридору, открыла одну из дверей, приглашая меня войти. Я моментально окинул взглядом крохотную каморку — промятая кровать, в которой, наверное, и клопы бы спать побрезговали, канделябр со свечами на столике, крохотное зеркальце на стене и гнутый стул. Фух, ну слава богу, я ожидал каких-то цепей и флюгегехайменов[10].
— Чего изволите, Ваше Благородие? — со скучающим видом спросила матрона, — Классические услуги или особые?
Наверное, сейчас я был цвета вареного рака. По крайней мере, пот начал уже застилать глаза. Это с учетом того, что в борделе оказалось не очень уж и хорошо натоплено.
— Классические, — еле выдавил я.
— Час или более?
Сейчас я больше всего хотел, чтобы она прекратила этот дурацкий допрос и просто ушла. Но пришлось играть роль до конца.
— Часа три, — я сжал зубы.
— Оголодал, Ваше Благородие, — ухмыльнулась собеседница. — Семьдесят пять рублей.
Дрожащими руками я рассчитался, после чего «мамка» наконец ушла. А я ослабил воротник и жадно вдохнул затхлый воздух. Блин, не думал, что это окажется так сложно. Затем подошел к окну и отодвинул занавески — фух, все-таки, не зря все это было. Вид проулка и дома в нескольких метрах немного воодушевил. Значит, удастся вылезти незамеченным.
Первым желанием было — удрать прямо сейчас. Но пришлось подавить в себе этот иррациональный всплеск. Может подняться ненужный шум, а если я все предположил правильно, сейчас мои преследователи уже у входа в бордель. Не знаю, решатся ли они посетить столь скверное место или останутся снаружи, но если все делать верно, то можно выгадать немного времени.
Наконец послышался стук легких каблучков и в комнату впорхнула девушка. В грязном и мятом платье, худая, можно сказать даже, болезненно, с торчащими скулами, крохотными губами, но в целом даже вполне симпатичная. Так, Кулик, ну-ка, взял себя в руки! Не о том думаешь.
— Правду сказали, молоденький, симпатичный, — усмехнулась она, закрывая за собой дверь. — А сложен как! Не из кадетов?
— Послушай, — я спешно остановил ее, потому что девушка уже решительно направилась ко мне. — Как тебя зовут?
10
Флюгегехаймен — слово, после выхода фильма «Евротур», ставшее мемом. Обозначает большое механическое устройство для противоестественного сексуального удовлетворения.