Брат подруги. Наваждение

Матвею явно подходит. Он делает несколько кадров.

А у меня сердце начинает биться сильнее, и я на мгновение пугаюсь, каким именно волнением меня охватывает. Мне некомфортно под взглядом Матвея? Точно нет. Я даже не смущаюсь толком. Ощущения другие. У меня нет желания прекратить всё это как можно быстрее. Единственное, чего я сейчас действительно хочу, это понравиться ему.

Как же тянет впечатлить Матвея. Чтобы его энтузиазм сделать меня моделью лишь усилился после фото. Чтобы он увидел меня… По-настоящему разглядел.

От одной только такой возможности пробирает внутренней дрожью. Но мне нельзя это показывать. Я больше не выдам Матвею свои чувства… Если только не увижу, что они ему нужны.

— Хорошо, теперь подпрыгни.

Выполняю старательно, причём как можно естественнее, втягиваясь в процесс, делая его живым. Ощущаю себя отличницей, которая старается понравиться новому учителю. Хотя не сказать, что делала что-то подобное в школе…

Матвей продолжает говорить мне, что делать — в основном это простые спортивные трюки. С каждым новым у меня будто связь с реальностью теряется. Чувствую себя опьянённой. Не алкоголем, а голосом, взглядом, щелчками камеры и незамысловатыми просьбами. А особенно тем, как самозабвенно отдаётся процессу Матвей. Я тоже растворяюсь во всём этом, будто заразившись от него.

А потом он решает, что стоит сменить формат фотосессии.

Понимаю это сразу, когда Матвей отрывается от камеры и окидывает меня внимательным задумчивым взглядом. Будто приценивается. От этого мой приятно волнующий настрой как-то сам собой меняется на просто волнующий.

У меня вроде как не было проблем с самооценкой, но всякий раз, когда на меня смотрит Матвей; становится неловко. Неудобно за себя как будто… Вспоминается, как он меня отверг.

Умом я ведь понимаю, что поступить иначе Матвей в любом случае не мог. Ему было двадцать, мне — тринадцать. Было бы даже странно, если бы он начал со мной целоваться или встречаться потом.

Но сердцу всё это сложно объяснить. Оно снова ныть начинает и тоскливо сжиматься. Будто это всё вчера было.

— Теперь я не буду тебе говорить, что делать, — решает ничего не подозревающий Матвей. — Ты вошла во вкус, поэтому давай позируй сама. Я лишь буду называть акценты.

На мгновение отвожу взгляд, чтобы было легче перестроиться. Вот и неприятная правда — Матвей работает со мной как профессионал, прежде всего. Аккуратно подводил к тому, чтобы достаточно раскрепостилась, теперь передаёт мне инициативу, чтобы совсем свободно себя чувствовала перед камерой. Вряд ли он сейчас смотрит на меня иначе, чем как фотограф на модель.

Снова чувствую себя наивным ребёнком. Разве я реально ожидала что-то другое?

— Сядь так, чтобы была видна одежда, — тем временем, даёт мне задание Матвей. — Чтобы была выгодно подчёркнута.

Недолго думая, сажусь боком, согнув одну ногу и положив на неё локоть той руки, которую подпираю под голову. Пытаюсь при этом казаться довольной, а не приунывшей.

Но Матвей, кажется, улавливает, что что-то не так:

— И не тушуйся. Ты прекрасна.

К щекам приливает кровь. Я когда-нибудь смогу невозмутимо воспринимать его комплименты? Матвей ведь их ровно сообщает, обыденно, как простую констатацию факта, ничего не вкладывая. Вот и мне не надо.

— Хорошо, — тихо говорю.

Но, назло своему робкому голосу, позировать начинаю увереннее. Азарт впечатлить Матвея неожиданно возвращается снова, сам собой. И вот я уже несколько раз меняю позы, даже не дожидаясь его слов про акценты.

Причём, кажется, делаю это настолько удачно, что Матвею остаётся только щёлкать. В какой-то момент я расхожусь настолько, что иду за стулом, чтобы как-нибудь соблазнительно сесть именно на него, а не на пол. И неожиданно именно в этот момент мой фотограф решает вмешаться:

— Слегка раздвинь ноги.

Если уж честно, где-то в подсознании я настраивалась именно так и сделать. Абстрагироваться от эротичности этой позы и попробовать. Слишком часто я видела девушек, сидящих на стуле именно таким образом. Смотрелось очень даже эффектно, при этом не пошло. В меру провокационно.

Но теперь, когда это озвучивает Матвей, меня накрывает смущением. И неоднозначностью ситуации. Пусть он, конечно, не улавливает её — не смотрит на меня как на девушку. Но я-то вижу в нём мужчину…

И смотрю. Прямо в лицо, неожиданно решив не скрываться. Мне даже интересно, с каким выражением лица я сейчас сижу, раздвинув ноги и уставившись на Матвея.

Гипнотизирую его, почти испытывая его взглядом. Или себя? Кажется, из нас двоих всё более неуютно становится мне. И мысли в голову лезут, а не глупо ли себя веду.

Матвея как раз всё устраивает. Делает несколько кадров, только теперь почему-то ничего не говорит. И, подкручивая штатив, бросает на меня чуть более долгий нечитаемый взгляд. Довольно внимательный.

Моё безнадёжно влюблённое подсознание решает, что это хороший знак. И я продолжаю уверенно позировать. Даже на шпагат в итоге сажусь — хочется показать Матвею, что я это умею.

И он реагирует. С удовольствием замечаю чуть заметное удивление в его глазах. Кстати, потемневших.

Мне кажется, или Матвей смотрит слишком горячо? Утром, когда он только-только меня под себя подмял и не узнал ещё, смотрел похоже…

— Вот это растяжка, — сдержанно выражает одобрение.

И это первое, что Матвей мне говорит после продолжительной паузы после его просьбы раздвинуть ноги. Потому сейчас его голос особенно отчётливо разрезает тишину между нами, вздрогнуть меня заставляет.

Не отвечаю. Просто продолжаю позировать — ещё немного сидя, а потом и стоя. А потом даже сзади — повернувшись к стене и положив на её ладони. Лицо при этом слегка поворачиваю к Матвею, глядя с лёгким вызовом. Сама не знаю, почему тянет именно так смотреть и вести себя.

Но ему, кажется, заходит. Щёлкает, потом смотрит на результат и говорит мне:

— Попу чуть вперёд.

Хммм… Такие у нас теперь акценты?

Но это даже хорошо. Потому что где-то в подсознании я опасалась, что веду себя слишком дерзко. Матвей явно так не считает, а потому я уже смело выпячиваю попу, демонстрируя неплохой прогиб.

Слышу лёгкое покашливание, а потом — щелчок камеры.

— Всё нормально? — спрашиваю Матвея как можно равнодушнее, а у самой сердце заходиться начинает.

Как-то накаляется между нами обстановка… Слишком ощутимо при этом. Разве это моё воображение?

— Всё отлично, — его голос звучит чуть хрипловато. — Закончим, пожалуй.

Ну и отлично. Отлипаю от стенки, расслабленно подхожу к Матвею. Который, в свою очередь, слегка напряжённым кажется.

— Покажешь? — спрашиваю почему-то чуть тише.

— Потом. Сначала на улицу. Раздевайся… — он осекается, поморщившись. — То есть, переодевайся. Мы идём гулять.

Не дожидаясь моей реакции, Матвей просто уходит. В другую комнату. Довольно резко, при этом оставив здесь штатив с фотоаппаратом… Странно как-то. Что на него нашло?

Ещё и эта оговорка… Вспоминаю, как Матвей оборонил: «раздевайся», и мгновенно жарко становится. Я что… Возбудила его?

Хм, ну а почему бы и нет? Всё-таки пролистываю получившиеся фото — очень крутые, кстати, эротикой и соблазном пропитан почти каждый кадр. Причём куда больше, чем спортом, хотя я типа на одежде акцент делать должна. Сомневаюсь, что Матвей не видел, что фотосессия приобрела другой формат.

Значит, всё-таки повзрослевшая я оказываю на него воздействие. Улыбаюсь, осознав это открытие. Если до этой секунды меня скорее безнадёгой окутывало от перспективы жить с равнодушным ко мне Матвеем, то теперь определённо становится интереснее. Никакая я ему не «вторая сестрёнка».

Глава 4

От лица Матвея

Не узнаю самого себя. Вроде всегда отличался выдержкой, а завёлся тупо из-за фотосессии. Хотя ладно, девчонка-то реально выросла. Ещё и смотрела призывно, специально или нет.

Хорошо хоть на улице она вела себя скромнее в плане поз. Хотя там и я вёл себя приличнее — потому что, если уж честно, то в недвусмысленности фоток в моей спальне виноват сам. Разошёлся слишком с требованиями к Яне, как будто забыл, кто передо мной.