Клеймо сводного брата

Петя же показался мне мягким. Было время, когда я рассчитывала, что уж с этим холёным красавцем смогу дышать свободнее. Решать за себя. Но он был таким до свадьбы и во время нее. А после того, как я очнулась в больнице с потерей, с вычеркнутыми полутора годами своей жизни, изменился. Его как подменили.

Его контроль стал граничить с угрозами. Совершенно непустыми.

И я поняла, что ради своего ребенка должна подчиняться. Хотя бы сейчас, пока не найду способ вырваться из клетки.

И Герман… Он стал жить своей жизнью. Никогда меня не ценил. Никогда не помогал, все время отталкивал.

Я думала, что это изменится. Но похоже, мечты останутся несбыточными.

Я снова одна. Обратиться не к кому.

Только я, мой сын и сны, сводящие с ума.

Надо подавать на развод.

Эта мысль пришла за ужином, когда Германа опять не было, а Петя, ответил на звонок, и я слышу женские нотки на той стороне. Я откладываю салфетку и иду за ним в кабинет, где он, даже не стесняясь меня, назначает встречу.

— Петя.

— Что тебе? Билеты взял на понедельник. У тебя три дня, чтобы собраться.

— Я не поеду, — выговариваю быстро, стараюсь под его удивленным, тяжелым взглядом не опустить глаза в пол. – Я хочу развестись.

— Да ну? – встает Петя из-за стола. – Вот так? Ни с того ни с сего?

— Причины были и раньше. Твои измены…

— А твои измены?

— Что? — по вздернутым бровям мужа я понимаю, что он знает о массаже и принял это за измену. Ладно. Так даже лучше. – Тем более нам не стоит больше жить вместе.

— София… Я все понимаю. Тебе не хватает моей ласки, — двигается он ко мне, а я хмурюсь. Не позволю ему больше себя поцеловать, даже тронуть. – Не хватает секса.

— Дело не в этом. Я не чувствую твоей любви. Ты плохо относишься к Славе, — говорю я, и хочу дернуться в сторону, но он настигает меня и сжимает до хруста плечи. – Мне больно!

— Вот именно, прелесть моя. Я могу сделать больно тебе. Твоему ублюдку. Я могу даже убить тебя, если не прекратишь нести ахинею. Я не дам тебе развода. Скорее зарежу.

— Петя! Что ты говоришь?! — шумно выдыхаю от ужаса.

— Я говорю, что успешно управляю компанией только благодаря браку с тобой и, если думаешь, что я добровольно откажусь от такой власти из-за всплеска твоих гормонов, то заблуждаешься.

Меня мутит от его никотинного частого дыхания и от лица, что он корчит в судорогах своей безудержной злобы. Как же я не замечала раньше? Неужели видение про удар об стену было правдивым.

— Отпусти меня, — выворачиваюсь, но несмотря на тонкие руки, Петя оказывается достаточно сильным. — Я поняла. Я публично откажусь от компании, перепишу все на тебя. Только попрошу содержание.

— Ни рубля! Ты не получишь ни копейки! Но я могу дать тебе кое-что, — шепчет он насмешливо и прижимается пахом. – Тебе не хватает секса. Давай же, я выполню свой супружеский долг.

И стоит мне протестующе вскрикнуть, как его язык толкается между губ, а руки начинают рвать домашний шелковый костюм.

Глава 38.

Петя ставит мне подножку, заставляя упасть на пол, застеленный ковром. Напирает всем телом, продолжая насиловать рот. Я отталкиваю его руками, дергаюсь и вспышкой оказываюсь в другом месте.

Под другим мужчиной.

Так же громко кричу, прошу остановиться, но он вдруг извиняется. Рывком толкается в меня, причиняя острую боль.

Извиняется?

И голос такой знакомый. И лицо. Герман? Что за ерунда?

Открываю глаза и вижу перед собой напряженное лицо… Германа, который гладит мои плечи. Поднимает. Прижимает к себе. За его спиной со злой улыбкой стирает с губ кровь Петя.

Герман спешно рассказывает что-то о срочном отъезде, что он не мог приехать раньше. Но я смотрю на Петю, который продолжает смеяться.

— Соня. Уедем отсюда прямо сейчас. Я не позволю, чтобы этот ублюдок коснулся тебя хоть раз, — пылко говорит Герман, лицо моё в плену ладоней держит. И я уже забываю о странном видении. Ослепительная радость и благодарность накатывают волной, и я улыбаюсь. Да, правильно. Уехать с Германом. Вот оно счастье. Он вернулся и теперь решит все мои проблемы.

— Ох, потекла… — ржет Петя, как безумный.

— Заткнись! – орет Герман, уже подталкивая меня к двери, и я с удовольствием отсюда уберусь. Здесь пахнет завистливой злобой. Гнилью человеческой. И видение это, наверняка, о Пете. Не может нормальный мужчина быть насильником.

— Не понравилось. Братец. – слышим в спину. — Мне тоже не понравилось, когда ты трахнул мою жену на нашей свадьбе.

Меня как в грудь с размаху ударили.

Я резко оборачиваюсь, хмурюсь и смотрю на выругавшегося Германа, а не на Петю. Что он несет. Не было такого! Я не помню!

— Расскажи ей, какой ты хороший. Как ты насиловал ее, пока люди гибли в огне.

Что?

Германа стискивает челюсти и с гневом бросается обвинениями в Петю.

— А расскажи ты! Как выкрал ее, как заставлял спать с собой, как она сбежала от тебя! Расскажи ей, что пичкал препаратами, чтобы она забыла наши с ней отношения. Нормальные отношения!

Меня словно помещают в темный бокс без окон и дверей. Начинают кидать самолетиками с важной информацией, но я не могу прочесть ни одного. О чем они, черт возьми? И почему мне кажется, что все это имеет смысл. Каждое произнесенное слово истина. Так и было. Просто я…. Забыла.

— Соня.

Герман разворачивается ко мне, начинает рассказывать. Словами бьет в самое сердце.

— Я полюбил тебя давно. Я не мог тебя отдать. Просто так отдать другому в жены, ни разу не попробовав.

— Что ты говоришь?! – отталкиваю. — Ты побоялся чувств, но не побоялся взять то, что уже тебе не принадлежало?! – вскричала я, не веря, что слышу это все наяву.

Так хочется проснуться, понять, что это очередной сон.

— Потом ты простила меня.

— Изнасилование? Я простила тебе изнасилование в день своей свадьбы!?

— Да, черт возьми! Ты любишь меня. Всегда любила. Потом мы были вместе! Были счастливы. Но… Меня подставили. Посадили в тюрьму.

— Ты сидел в тюрьме? — просто сюр из разряда картин Пикассо. — За что?

— За убийство! – продолжает подначивать Петя, но я качаю головой. Герман не мог.

— Я никого не убивал. Меня подставили. Послушай, Соня. Слава… Он. Наш.

Я закрываю глаза, чувствую, что мозг сейчас взорвется от обилия бредовой информации. И в то же время сознание начинают заполнять обрывки разных сцен. Они как брызги воды освобождают меня от почти годовой дремы.

Мужчины продолжают орать друг на друга, а вскоре сцепляются в драке. Но останавливать я их не собираюсь.

Беру с полки барсетку Пети, бегу наверх, забираю автолюльку, сына, сумку с документами и, слыша удары кулаков, срываюсь на бег.

К машине.

К свободе.

Подальше от всего, что я слышала. Что пережила. От тех, кто причинил мне столько боли. Включаю двигатель, пытаясь вспомнить, как водить машину. Но судя по всему этот навык, приобретенный с Германов в семнадцать, больше не искоренить.

Я гоню сквозь лесную трассу прямо к городу.

Слава спал, а я чувствовала, как истерика, сдерживаемая во время побега, начинает накатывать. Заполнять сознание, как и страх вернуться к этим психам. Один хуже другого.

Помню, почему пошла к Герману. Он не звонил. Он три дня не звонил и считал, что это нормально. И вот прошел год, и снова трехдневное молчание.

Все потому что Герман не считает нужным передо мной отчитываться. Он продолжает считать меня девчонкой. А Петя теперь видит во мне угрозу своей власти.

Мне нельзя находиться рядом с ним. Теперь, когда я мама, мне нужно думать о своем малыше. О его безопасности.

В ближайшем банкомате я снимаю с карты все, что там было. Приличная сумма, на которую я смогу уехать в другой город, снять квартирку, найти няню и начать строить свою жизнь так, как я всегда хотела. А не так, как того требовали другие.

Машину я меняю в гараже возле выезда из города и на старенькой ладе выезжаю к новой жизни. Радуясь, что могу не думать о кормлении сына. Теперь я могу не думать ни о чем. Главное деньги не потерять, как полтора года назад. Пора становиться умнее.