Страница 29 из 40
Но он серьезен, как никогда.
Его лицо покрыто бисеринками пота, его кожа на груди влажная и твердая. А его руки уже грубо делают массаж, буквально вдавливая в грудь ладони.
Еще.
Еще.
Господи, пожалуйста, еще.
Вот так.
Оттягивай соски. Тяни их на себя.
Вылизывай языком, соси. Соси, мой хороший.
И я активно трусь клитором о ткань брюк, что скрывают обжигающую плоть Германа, как вдруг слышу:
— Тебе нужно снять напряжение, это должно помочь активировать поток.
О, да… Только как мне его снять.
— Пожалуй, ты прав, — сотрясаюсь я всем телом, как вдруг его пальцы отпускают грудь и накрывают вибрирующий клитор.
— Думаю, тебе поможет фистинг, если, конечно, ты доверяешь мне.
— Доверяю, делай, что нужно.
— Возьми свою грудь руками, сожми сильно и тереби соски большими пальцами.
— А ты? — задыхаюсь, но делаю точно, как он велит, чувствуя, как в груди стреляет ноющей болью.
Мне хочется еще.
Еще.
— А я буду делать тебе массаж влагалища. Ноги шире, — поражает он меня еще больше, но я не сопротивляюсь, когда два его пальца проводят по лепесткам. Находят отверстие. – Не больно?
— Нет, нет, — качаю головой, жадно хватая воздух ртом, пока он погружает пальцы глубже, терзая меня неприлично серьезным взглядом.
— Теперь расслабься, — просит он и задает темп рукой. Медленный, протяжный.
Герман вытаскивает пальцы почти полностью и вставляет, раздвигая стенки влагалища.
А я уже кусаю губы, не переставая тиская свою грудь.
Он вдруг давит мне на живот в области матки и шепчет:
— Терпи.
В следующий миг его рука начинает буквально выбивать из меня весь дух, трахать на огромной скорости, толкаясь все глубже, все сильнее, пока внутри не закручивается тугая спираль.
Сдавливается в ожидании команды, в ожидании того, как Герман меня истязает.
И я почти на грани, вдруг чувствую, как по пальцам, которыми я яростно тереблю соски, что-то течет.
— Получилось, — вдруг восклицает он и яростно рычит: — Кончай, Соня. Сейчас кончай!
И пружина под нужной командой выскакивает, пока я дергаюсь в спазме оргазма, пока из меня не начинает что-то брызгать.
— Господи! – закрываю я лицо руками. –Как же стыдно. Прости.
— Успокойся, — хрипит он сипло. – Это просто сквирт. Пахнет хорошо.
— Так быстро молоко пошло, — радостно, но с легкой грустью смотрю я на Германа. Хотелось бы еще такого массажа. Он хмыкает.
— Просто ты хотела этого. Психологически очень хотела кормить сына. Вот и получилось.
— Благодаря тебе.
— Я лишь дал нужный толчок, — вытирает он о штаны влажные руки и поправляется. – Хочешь, иди прими у меня душ, чтобы привести себя в порядок.
И я понимаю, что должна его отблагодарить. Хочу сказать ему спасибо. Но как, пока не знаю. Или знаю?
— Соня?
— Я должна сказать тебе спасибо, — еле сажусь на кушетку, чувствуя, как из сосков течет молоко.
Вижу, как жадно Герман на это смотрит, как его член даже не намерен опускаться под тканью.
— Я твой брат. Кто еще поможет тебе?
— Давай теперь я помогу тебе, — медленно, с опаской тяну руку и кончиками пальцев касаюсь твердыни в штанах. Она тут же дергается, а Герман поднимает к себе мой подбородок. Откажет? Скажет, что это неприлично?
Но я так хочу немного продолжить нашу процедуру, потому что стоит мне выйти за эту дверь, все закончится. Волшебство момента рассеется.
— Я не откажусь от помощи родного человека, — рукой отводит он штанину, и я ахаю, когда в мои руки попадает донельзя напряженный орган. Дергается, как ветка.
— Он такой большой… Напряженный. Словно сейчас лопнет, — шепчу я, невольно облизывая губы, смотря на то, как вены на глазах вздуваются, а головка темнеет. Потом поднимаю взгляд. – Что мне сделать? Как помочь?
— Массаж был бы кстати.
— Я не умею.
— Садись на колени, я научу.
Глава 35.
Что я делаю? Что я, блять, делаю? Стою в спальне, что занимал много лет, и давлю на плечо матери своего ребёнка, чтобы научить делать мне приятно. Как будто она не умеет. Как будто я не направлял ее руку, не спускал ей в рот.
Нужно просто все рассказать. Найти врача, дать возможность вспомнить.
А я только наслаждаюсь новым этапом в наших отношениях. Все сначала. Без насилия. Без моей одержимости, что сжигала все двенадцать месяцев в тюрьме.
Мы снова на той стадии, что были полтора года назад, когда она вышла замуж. Я сам ее отдал, потому что боялся жить без денег. Больше опасаться нечего. Осталось привязать ее к себе настолько, чтобы она готова была на развод. На отношения со мной. Даже на рай в шалаше.
И тест на отцовство готовится, но мне уже плевать, что там будет. Потому что Соню я отпустить не смогу. Никому не позволю трогать ее грудь, сосать соски, целовать губы. Она мне принадлежит. С того самого момента, как я ее увидел.
Она такая чистая, сладкая, что хочется целовать ее до потери пульса. Слышать стоны и вбиваться в розовое отверстие, что так ко мне тянулось. Открывалось для моего конца вратами рая.
Мне ничего не стоило проткнуть ее. Соня была готова. Я и сейчас готов так, что горят яйца. Но гораздо приятнее учить ее заново. Заново. Кирпичик за кирпичиком созидать нашу любовь.
Соня смотрит прямиком в центр налитого кровью члена. Он влажной, темнеющей головкой направлен прямо ей в губы. Губы, что сводят с ума полнотой и тем, как она языком чертит по нему мокрую дорожку. А зачем затаиваю дыхание, когда кончики изящных, полупрозрачных пальцев касаются ствола, обводят по кругу головку и тянутся вдоль налитых, как молнии на небе, вен.
— О, черт, — выдаёт она сипло, когда я с шумом втягиваю воздух и упираю руки в кушетку, чтобы не сорваться. Не взбеситься. Не натянуть её алые от постоянного кусания губки на свой толстый хер, заставить захлёбываться слюной, а через пару фрикций моей спермой.
— Теперь оближи пальцы и по стволу рукой проведи, — учу я, и Соня с энтузиазмом кивает. Засовывает пальчики в рот, а у меня сводит челюсть от того, с какой радостью она это проделывает. Как обильно смачивает пальцы, как накрывает мое естество.
Ведьма. Я еще в юности понял, что она ведьма. Та, кем страшат цыганских мальчишек, каким я давным-давно перестал быть.
И говорю ей, что делать еще минуту, просто подыхая от того, как в комнате становится душно, в теле крутится вихрь эмоций и чувств. Дышать нечем, а эта экзекуция лучшее, что я испытывал в своей жизни.
Потому что никакого давления на ее благочестие. Моральных рамок. Только она, мой член и благодарность, с которой она все чаще его гладит. Соня сама. Я ведь не попрошайничал. Сделал все, как обещал. Хотя одному дьяволу известно, каких усилий и терпения мне это стоило. И Соня своим лихорадочным возбуждением не помогала, скорее душила. А теперь она душит моего змея. Часто, неровно дышит и словно в рот вобрать хочет, так сильно прикусывает губы.
— Я все правильно делаю? — спрашивает Соня и вдруг касается яиц, так нежно и трепетно, что меня почти в пропасть толкает. Земля уносится из-под ног. Стремительно. Безвозвратно. А вместе с ней зачатки сознательности. И сиськи ее сосками вперед торчат, молоко источают.
— Правильно, Сонечка, правильно, — рыком хвалю ее и, не сдержавшись, обхватываю намасленные титечки. Замираю, когда она испускает горячий выдох прямо в головку. Вдруг поднимает алчные до страсти глаза, а я направляю ее соски вперед и прыскаю молоком себе на конец.
— О, — улыбается она и начинает толкаться кулаком все чаще. – Так даже лучше. Как думаешь?
— Очень… Очень… Продолжай.
И она работает руками, пялит глаза и вынуждает в своей голове мысленно уже трахать ее в рот на полной скорости, не обращая внимания на мольбы. Бессмысленные крики о помощи.
— Сука… — рычу и сам начинаю толкаться ей в кулак, пока другой рукой она перебирает мошонку.
И из глубин паха поднимается вихрь пламени, охватывает все тело. Все существо. Вонзается в грудь, душит. Оргазм так близко, что я задыхаюсь. С рыком изливаюсь в ее кулак, но пара брызг попадает на губы, и она…