Страница 54 из 75
Дед зажмурился еще крепче, а потом открыл глаза и осмотрелся.
— Вижу, — сказал он наконец. — Все вижу. Даже и то, чего раньше не видел. Внучек, — теперь он обращался к одному из пяти близнецов, — какие у меня глаза?
— Голубые, деда, — ответил парень.
— Да? — несколько удивленно сказал старик. — А раньше карие были. Ну да ничего. Неважно, какого цвета у тебя глаза, важно, как ты ими видишь!
Несмотря на всю благодарность жителей хутора целителю, у них еще оставалось дел по хозяйству выше головы. Потому внуки вскоре ушли из избы, оставив Ратибора наедине с вылеченным стариком. Тот сидел по-прежнему на лавке, хитро глядя на Лешего своими вылеченными, а заодно сменившими цвет глазами. Подивившись нежданному проявлению своего волшебства, Ратибор спросил:
— Я, отче, тоже кое-что вижу, что не всякий видит. Говоришь ты больно правильно, не так как все мужики или твои же внуки. Ведь ты не из простых?
— Угадал, глазастый, — кивнул дед. — Я ведь, собственно, и не родич этим оболтусам даже. Просто вместе с ними пришел, да так и осел.
— А в молодости, небось, воином был?
— И это верно. Ходил я когда-то в походы под руководством самого Заряна. Вот был воин из воинов! Никто против него в честном бою выстоять не мог. Уже и волосы у него побелели, а все равно так и остался непобедимым. Да только потом то ли устал Зарян от воинского дела, то ли просто старость одолела-таки могучего — ушел, говорят, куда-то, и с тех пор о нем ни слуху ни духу. Я-то еще раньше дружину оставил. Тогда еще силы в руках моих поболе оставалось… Шел, не зная куда, а по дороге этим вот помог от лихих людей отбиться. Они в благодарность предложили остаться с ними, так и остался. Небось и забыли обо мне все, а когда-то и мое имя на пирах богатырских громко звучало.
— Так как тебя зовут, отче? — полюбопытствовал Ратибор.
— Сейчас уже не важно, — отмахнулся старик. — Они все дедом кличут, так я и привык. А ежели не веришь, так у меня от старых времен полный доспех сохранился. Вот пойдем, покажу.
Дед отыскал где-то в избе маленькую дверку в чуланчик, поковырялся и открыл.
А внутри действительно лежал полный набор богатырского снаряжения. Кольчуга, шлем, щит (причем именно богатырский, с тиснением), булава и поверх всего этого — меч. Оружие выглядело свовсем новеньким, видно, за ним тщательно следили.
— Поближе посмотреть можно ли? — у Ратибора даже дыхание перехватило, как и у всякого настоящего мужчины при виде хорошего оружия.
— Можно, конечно. Но насовсем не дам, и не проси, — строго предупредил старик.
Ратибор взял в руки меч, осторожно вытянул из ножен. Булатный клинок блеснул переливами тоненьких линий на полированной поверхности. Кое-где на лезвии виднелись не до конца заглаженные щербинки — клинок явно побывал не в одной битве. Слова деда оказались очень кстати — Леший как раз собирался любой ценой выпросить у него меч.
— Ну да ладно, — сказал наконец старик. — Побаловали и хватит. Ты с друзьями надолго у нас остаться намерен?
— Времени нет. Нам бы только хлеба на дорожку…
— Будет вам и хлеб, и все, что пожелаете, — вмешалась хозяйка, как раз в этот момент вошедшая в избу и слышавшая последние слова Ратибора. — Благодетели вы наши! Да мы же ради вас теперь…
— Чего уж там, — смутился Ратибор: от неумеренных похвал за пустяшное, по его мнению, дело, Леший всегда приходил в некоторую растерянность. Чтобы скрыть это, он перевел разговор на другое:
— А где Муромец? Что-то его не видно и не слышно.
— Какой Муромец? — спросила хозяйка. — Это такой толстый и низкий? Телегу починяет. У мово-то никак руки не доходили, и то сказать — куда мы ездим! А ваш как увидал — непорядок, говорит.
Ратибор вышел на крыльцо. В дальнем углу двора Илья Муромец действительно починял телегу. Правда, делал он это весьма своеобразно. Илья просто-напросто поднял телегу, подперев ее коленом, и теперь как раз прилаживал новую ось.
— Ну ты даешь! — восхитился Ратибор. — ты что, не мог поленом подпереть?
— Да ну его, полено, — не оборачиваясь, буркнул Муромец, — еще сломается. Телега-то, поди, тяжелая.
Хотя путешественники и рвались продолжить путь немедля, пришлось им все же провести остаток дня у гостеприимных хозяев. Из настрелянной Драгомиром дичи были изготовлены странные вареные пирожки с мясом, которые хозяйка назвала «пельмени». Что это значит — она и сама не знала, но сами пельмени всем очень понравились.
К вечеру из леса вернулся глава семьи с тремя старшими сыновьями. Узнав о происшедшем в его отсутствие, он тоже проникся к гостям доверием, хотя и посматривал немного искоса — видимо, ревновал жену к могучему Муромцу.
Но всему на свете приходит конец, завершилось и гостевание. Коней в хуторе лишних не оказалось, так что волей-неволей продолжили путешествие прежним порядком, только Драгомиру тоже пришлось спешиться: его конь и так был нагружен сверх меры. С каждым часом пути Святые горы становились все ближе.
Драгомир оказался неутомимым ходоком. Даже сейчас, когда он нес на себе столько же, сколько и все остальные, он умудрялся не только идти быстрее всех, но и непрерывно сыпать шутками. Ратибору это нравилось — во-первых. он ценил сильных, а во-вторых, Драгомир в такие минуты сильно напоминал ему Митяя.
Сейчас, например, наемник шел рядом с Подосёном — за время пути они окончательно подружились — и рассказывал:
— Вот когда я служил у вятичей, был там случай. Привели к жупану — это у них вроде князя, только выборный — человека и говорят: он, мол, убил нашего родича. Жупан спрашивает — убил? Тот ему — да, мол, убил. Жупан спрашивает — за что? А тот ему — за мечту. Это как? А вот так, говорит. Я его не за то убил, что он спал с моей женой, и не за то, что он от меня через печную трубу хотел сбежать, а за то, что он сверху крикнул: я еще сюда вернусь! — мечтатель, понимаешь!
— И чего? — Подосён остановился, устроил мешок поудобнее и двинулся дальше.
— Ну и ничего, — Драгомир прокашлялся. — За что его судить? Тем более что за измену по законам вятичей карают строго. Пришлось отпустить с миром.
— Здорово. А ты что, в то время у жупана в охране служил?
— Нет, я потом нанялся. А в то время в толпе стоял и все слышал.
Где-то в середине дня, когда солнце стало ощутимо припекать даже сквозь ветви, Муромец аккуратно сложил вещи на землю и потребовал привала.
— Я же не железный, целый день топать, — сказал он при этом. — Ноги болеть начинают.
В последние дни Илья и так шел дольше, чем остальные могли ожидать от него, так что требование признали уважительным и расположились на отдых.
— Ратибор, — позвал Подосён, разлегшись на земле и глядя в небо. — А какие из себя эти дивьи люди?
— Понятия не имею, — признался Ратибор. — Белоян сказал только — живут, мол, в Святых горах, а дальше ни слова. Но я думаю, что раз зовут их дивьими, то коли мы их увидим, то узнаем. А что?
— Просто в голову пришло, — зевнул оборотень.
— А на небе тучи, — встревоженно сказал Драгомир. — Как бы дождя не было.
— Не сахарные, — отозвался Муромец, — не растаем. И под дождем идти можно.
— Дождь — полбеды, — не согласился Драгомир. — Хуже, если гроза.
Действительно, гроза в лесу — дело очень опасное. Если уж застигла тебя, то лучше всего идти прямо по лесной дороге: Перун любит храбрых, поражая тех, кто прячется под деревом. Это всякий знает. Но вот как быть, если никакой дороги ни вблизи, ни вдалеке нету?
А похоже, что дело и впрямь шло к сильной грозе. Солнце заслонила черная туча, потом другая, и вскоре уже все небо грозно почернело, а сверху донеслись первые погромыхивания. Путешественники в это время шли вперед, надеясь найти надежное укрытие.