Страница 29 из 75
Спустя немного времени десяток Ратибора Лешего направился к заставе. На том месте, где только что располагался лагерь, осталось только догорающее кострище и впопыхах опрокинутый котел с пшенной кашей, которую так никто и не попробовал.
Глава восьмая
Когда запаленные кони принесли на заставу дозорный отряд, Илья Муромец был в бане. В обычное время всякий, посмевший потревожить сотника за столь ответственным делом, немедленно вылетел бы из бани настолько быстро, насколько это вообще может сделать человек после хорошего подзатыльника. Но сейчас известие, принесенное дозорщиками, было настолько важным, что Муромец наскоро вытерся, оделся и принялся собирать воинов.
На заставе воцарилась лихорадочная деятельность. Всем было ясно, что в данном случае следует не ждать врага в стенах (куда он, скорее всего, и не пойдет), а выступить ему навстречу и разгромить.
А неприятель, по обычаю степняков, вовсе и не скрывался. Печенеги неслись во весь опор через степь, гикая и визжа. На ходу наиболее горячие наклонялись с седел и на полном скаку рубили саблями или хлестали плетками по траве. Степняки были счастливы. Шаман предсказал удачный поход, так что можно будет вволю пограбить. Воины вернутся в стойбище богатыми и знаменитыми. А русичей здесь мало, да и те, что есть, быстро убежали.
Отряд коней в двести, вставший стеной на пути орды, явился для печенегов полной неожиданностью. Орда замедлила бег, а потом и вовсе остановилась. Два войска напряженно разглядывали друг друга.
Пауза затягивалась. Это был особый прием боя, специально придуманный хитроумными воеводами против степняков — надо дать схлынуть горячке, пусть противник немного поостынет.
Печенеги наконец не выдержали, снова засвистели и заорали, дружно ткнули коней пятками в бока — и устремились вперед. Русская конница, чуть помешкав, тоже поскакала навстречу, вниз по склону холма. За счет этого их удар получился более мощным.
Ратибор командовал на левом крыле. Впрочем, сразу после начала боя его десяток действовал уже сам по себе — во-первых, десятник был полностью уверен в своих людях, а во-вторых, его захватила горячка боя. Правая рука молодого воина сжимала копье, левую оттягивал вниз щит — не богато украшенный, как у служилых богатырей. а простой: деревянный, закрытый спереди плетенкой из прутьев. Такому неказистому щиту не страшно почти никакое оружие — меч отскочит от прутьев, стрела или же копье завязнут в дереве.
Вогнав копье в живот неосторожному печенегу, Леший схватился за топор — секиру он уже предпочитал именовать по-печенежски, коли речь шла об оружии, а не о полезном в хозяйстве инструменте. Топор, великолепно приспособленный как для рубки, так и для метания, до сих пор был более привычен руке новгородца, чем меч. Леший заученными движениями уходил от ударов и бил сам, старался выдернуть проивника из седла и в то же время не свалиться самому.
Печенеги дрались ожесточенно. Раньше Ратибор никогда не подозревал, что кочевники, привыкшие воевать только ради грабежа, могут быть такими храбрыми и неутомимыми противниками. Необычно высокого роста степняк, который сейчас достался ему в противники, орудовал кривой саблей как заведенный, при этом еще норовя задеть русича острым навершием щита. Леший еле успевал уворачиваться от его ударов. То и дело лязгала сталь, когда новгородец принимал клинок печенега не на щит, а на лезвие топора.
В конце концов кочевник зазевался на мгновение, и Ратибор успел задеть его бок, и неплохо задеть. Печенег взревел и продолжил махать саблей. но в его движениях уже не было той уверенности, да и рана сильно мешала, потому спустя немного времени новгородец изловчился и рубанул противника по шее. Хлынула кровь, степняк качнулся и рухнул на землю, под копыта коней. Только теперь Ратибор смог перевести дух и оглядеться.
А вокруг сражение еще кипело. Муромец, отбросив щит, расщепленный ударом сабли, двумя руками махал огромной палицей, чудом умудряясь при этом удерживаться в седле. Вокруг него образовался расчищенный круг — палица выбивала из степняков всякую охоту сразиться с ее обладателем, а тех, кто был поблизости, Муромец уже уложил. Рагдай, с перекошенным от ярости лицом, рубил мечом налево и направо. Попович, не особо хорошо рубившийся. отыгрывался тем, что метко пинал печенегов по коленкам. Судя по всему, в тех сапогах, которые он одел сегодня, тоже были закладки. Братья Окунь, Щука и Налим как-то ухитрились даже верхом встать так, чтобы защищать друг другу спину, загородились со всех сторон щитами и отмахивались от наседавших противников. Подосён держался сзади, время от времени схлестываясь с особо настырными, пробивавшимися через строй русичей.
Печенегов было несколько больше, да и воинами они были отменными, но за годы, проведенные в разбойных набегах, кочевники отвыкли иметь дело с противником, способным дать серьезный отпор. Так что уже спустя немного времени степняки начали понемногу отступать, а затем немногие уцелевшие развернули коней и устремились назад, в степь.
— Будем догонять? — спросил Ратибор, подъезжая к Муромцу и вытирая топор. Кобыла под новгородцем фыркала от запаха крови и то и дело норовила повернуть домой. Леший еле ее сдерживал.
— Думаю, не стоит, — ответил сотник, переводя дух. — Их все же осталось порядочно, а мы устали. Из твоей десятки много не раненых?
Этого Ратибор не знал. Пришглось ехать проверять. Оказалось — четверо.
— Неплохо, — похвалил Илья. — Но все равно лучше будет отойти обратно на заставу, немного отдохнуть, а уж потом… Потом видно будет.
Так и сделали. В конце концов, не война ведь, так просто — пограничная стычка, без которых ни один год не обходится. Печенежский каган, конечно, заключил с Киевом мирный договор, но не моеже же он уследить за всеми своими подданными! Обязательно найдутся горячие головы, кого кумысом не пои — дай саблей помахать. Вот и эти не усидели на месте. Ничего, те, кто жив остался, надолго запомнят этот набег.
С такими мыслями Леший добрался до заставы, осмотрел немногочисленные царапины, принял народного средства — зелена вина — и отправился осмотреть своих подчиненных.
Там серьезно раненых было двое. Возле них уже суетился лекарь, он же и волхв. Надо сказать, волхвом он был так себе, захудалым, в колдовстве мало смыслил, разве только на врачевство его знаний и хватало, зато уж в этом деле понимал дед туго. Под его руками раны почти что сами затягивались.
Кстати вспомнил Леший и про Подосёна. Тот, естественно, был уже целехонек и, тихо сидя в уголке, зашивал длинную прореху на рукаве рубахи. Видно, не смог паренек отразить удара, вот и получил. Другой бы сейчас рукой пошевелить бы не смог, а на Подосёне все, как на собаке… то есть, конечно, как на волке, заживает, и даже еще быстрее.
— Ну что? — спросил Ратибор, садясь на лавку рядом с Подосёном. — Это же вроде бы твоя первая битва была?
— Именно так, — гордо подтвердил тот. — Самая что ни на есть первая.
— И страшно было? — поинтересовался десятник.
— Страшно, — честно признался Подосён. — Особенно поначалу.
— И правильно, — похвалил Леший. — В нашем воинском деле кто не боится, тот долго не живет.
— Это как? — юный оборотень уставился на старшего друга большими круглыми глазами. — Это что же, значит, надо за чужие спины прятаться?
— Да нет, — терпеливо пояснил Ратибор. — Если врага не боишься, то осторожность теряешь. Тогда подходи кто хочет, бери голыми руками. Все равно как маленького ягненка, как Митяй, бывало, говаривал. А когда боишься, то всегда от врага какой-то гадости ожидаешь, и тогда уж врасплох тебя не застать никому. Только не надо путать страх с трусостью.
Честно говоря, из того, что Ратибор сейчас сказал, он и сам понимал не все. Во всяком случае, разница между трусостью и страхом как-то ускользала от его разума. Но так всегда говорили Хельги и Митяй, а они, по опыту новгородца, в этих вещах редко ошибались. Ведь в воинском деле тот, кто часто ошибается, живет и вовсе недолго.