Страница 2 из 75
— Князь, — говорил старший кмет, — беспокоится: отчего, мол, это, что пора бы вроде зиме наступить, а все осень, и никак дороги не установятся, так что, говорит, из Киева в Новгород разве что по воздуху пролететь можно, а иначе никак? А волхв… ну да, сам Белоян, что с медвежьей мордой, ему и говорит: это, дескать, оттого, что Жар-птица в наши края залетела, вот потому и тепло, и никак морозы не ударят. Какие уж, говорит, морозы, когда Жар-птица своим теплом все согревает! И пока, говорит, птица та здесь останется, до той поры и зиме не бывать!
Кмет стукнул кружкой, то ли выражая свое негодование по поводу долгой осени, то ли показывая, как сотряс стол кулаком волхв Белоян.
— Ну а князь и говорит: мне, говорит, птица на моей земле не нужна, а вот чтобы дороги проезжими сделались — это, говорит, мне очень даже нужно. И велел объявить: мол, тому, кто ту Жар-птицу поймает или от наших земель отвадит, тому… — он неопределенно помахал рукой, обозначая блага, которые посыплются на такого счастливца. — А мы теперь езди по всему княжеству, ищи как проклятые, мокни под дождем этим бесконечным! А ее, может, и нет вовсе!
Семак заулыбался, словно услышал что-то на редкость смешное.
— Так ты и не езди! Раз не веришь, что же тогда таскаешься?
Тут уже не выдержал младший кмет.
— Будь наша воля, — обиженно выкрикнул он, — мы бы дома сидели… с женами, — добавил он уже несколько неуверенно, так как был явно не в том возрасте, в котором можно сидеть дома с женой, а скорее недавно вышел из возраста, в котором тоже сидят дома, но с матерью. — В такую погоду, говорят, хороший хозяин собаку, и ту из дома не выгонит, а мы, видать, хуже собак! Князь сказал — ищите, ну вот… — Он отхлебнул из кружки, поперхнулся и некоторое время сидел молча и только откашливался.
Семак спросил еще что-то, но Ратибор уже не слушал. Перед ним были люди князя Владимира. Более того — они искали Жар-птицу, которая, по словам знаменитого волхва Белояна, здесь, неподалеку. Мысли завертелись так быстро, что он тревожно огляделся — а вдруг другим слышно, как они в голове шелестят? Одно дело — явиться ко двору князя безвестным выскочкой, и совсем другое — принести с собой Жар-птицу под мышкой! Так, глядишь, и в дружину охотнее возьмут. А уж там… Ратибор сладко зажмурился, снова погружаясь в мечты. К действительности его вернул порыв ветра, взвывший в трубе, словно голодный волк. Какие там поиски, какая птица! Если и есть она, так уж наверняка в гнезде отсиживается, или где там Жар-птицы живут. Так что надо сейчас не мечтать, а ужин доедать да ложиться спать, утро вечера мудренее.
Леший улыбнулся закоренелой привычке даже в мыслях говорить складно, будто скоморох, и собрался было идти спать, тем более что разговор кончился, и княжьи люди ушли наверх, да и корчемник с ними отлучился — комнату показывать. Но тут дверь снова открылась. Первое, что увидел в проеме Ратибор — это была борода. Рыжеватая, густая, не аккуратно подстриженная по-славянски, а широкая, веником, какие носят греки и прочие восточные люди. А когда неожиданный гость вошел, Лешему стало ясно — перед ним монах.
Леший монахов не любил. Можно сказать даже — терпеть не мог. А за что их любить-то? После того, как Ольга, бабка нынешнего князя, ездила в Царьград и приняла там крещение, развелось таких вот странствующих монахов на Руси — как собак нерезаных. В Новгороде Ратибор тоже такого видал. Никто из его знакомцев, даже записные гуляки, не могли перепить того монаха. Откуда у него были деньги — об том он помалкивал или плел что-нибудь несуразное, если был пьян.
Вошедший сейчас в корчму был другим. Высоченный — Ратибор никогда не считал себя невысоким, но этот был выше почти на голову — в плечах широк неимоверно, а судя по лицу — и пьян отродясь не бывал. С виду его можно было бы счесть за переодетого воина, если бы не взгляд, для воина слишком добродушный.
Наметанным взглядом купца, привыкшего чуять деньги за версту, Ратибор сразу заметил, что на поясе у монаха висят два мешочка — большой справа, маленький слева.
— Здорово! — сказал Ратибор.
— И тебе мир, добрый человек, — спокойно ответил монах. По-русски он говорил чисто, лишь по легкому акценту можно было догадаться, что родился далеко отсюда.
— А откуда ты здесь такой взялся? — новгородцу пришло в голову, что собеседник — великолепная цель для шутки.
— В Киев иду, — все так же спокойно пояснил монах. — Не ты ли хозяин?
— Нет, — пояснил Леший. — Хозяин сейчас здесь будет. А правду говорят, что вам, монахам, ваш бог запрещает оружие носить?
— Правда, — похоже было, что собеседник Лешего даже более чем немногословен и обходится только тем, чего не сказать никак нельзя.
— А что ты будешь делать, если скажем, разбойники на тебя нападут? — допытывался Ратибор.
— У меня брать-то нечего, — пожал плечами монах.
— Врешь, батя, — уличил новгородец. — У тебя деньги на поясе.
— Эти-то? — монах снял с пояса маленький мешочек и позвенел им. — Эти я и сам отдам, то деньги мои. А те, — он похлопал ладонью по большему мешочку, — собранные на храм. В Киеве храм строят.
Ратибор окончательно развеселился. Монах оказался наивным, как ребенок… если, конечно, не морочил собеседнику голову. Откуда только такие берутся? Надо дать понять встречному, что не все в мире так благополучно, как он думает.
— А если лихим-то людям как раз эти деньги и надобны? Вот достанет такой ножичек… — с этими словами новгородец действительно достал нож-засапожник, чтобы попугать служителя чужеземного бога.
— Ну если так… — вздохнул монах, шагая вперед…
Очнулся Ратибор оттого, что Семак лил ему на лицо холодную воду. Голова болела, на лбу, казалось, долго ковали гвозди.
Леший встал. В глазах тут же потемнело снова, а когда муть рассеялась и новгородец снова смог сосредоточенно смотреть, он обнаружил, что монаха в корчме нет, а сам он почему-то снова на полу.
— Чем это… он… меня… — пробормотал он, осторожно касаясь рукой лба.
Семак сочувственно смотрел на пострадавшего земляка.
— Вот так всегда, — сокрушенно сказал он. — Нашего брата-новгородца только одного оставь — либо он побьет, либо его побьют! А наварил он тебе по лбу мешком. Я как раз заходил, смотрю — ты чего-то нож достал, а он тебе мешком по лбу и вон из корчмы! А чего тебе от него надо было?
— Так… пошутить хотел, — Ратибор сел. В голове уже наступило прояснение, но болело еще очень сильно. — Кто ж знал, что они шуток не понимают… Ну да ладно, я тут уже, вообще-то, спать идти собирался…
Наутро, как ни странно, тучи немного разошлись, а дождь сначала приутих, а затем и вовсе прекратился. Княжеские кметы, выспавшись и отогревшись, с самой рани уехали, ругая упрямого князя. Ратибор собрался чуть позже.
У самого выхода его догнал Семак.
— И ты на Жар-птицу охотиться собрался? — спросил он. — И не спрашивай, откуда знаю — у тебя по лицу видать. Послушай доброго слова — не связывайся ты с ней! Зачем она тебе сдалась? Без чудес проще. Не ищи неприятностей на свою шею.
Ратибор упрямо помотал головой.
— Тебе-то что? Моя шея, я на нее и неприятности искать буду.
— Ну, раз тебя не остановить, то так уж и быть, дам я тебе подарочек. Во-первых, сетка. Хоть птица и волшебная, да все же птица. И ловить ее сеткой в самый раз сподручно. А как станешь птицу в руки имать, то тут тебе мой второй подарок пригодится — рукавицы кожаные. Не заговоренные, конечно, но крепкие. Жар-птица-то небось горячая, так огнем и пышет, вот они тебе и помогут руки не обжечь. От деда достались, и внукам бы их носить, да для земляка ничего не жалко.
— Спасибо, дедушка, — сказал Леший, принимая подарок. Рукавицы действительно были прочные, хотя и мягкие — видно, что не один год ношены. Сетка же самая обычная, из крепких веревочек, сам такие не раз ставил в детстве на птицу. — А что ж ты в Новгороде не живешь, коли так его любишь?