Мои турецкие ночи

Глава сорок четвертая

-- Он знал, что ты будешь спорить и просил тебе не говорить, -- вздыхает мама.

Я совершенно выдохлась. Мысль о том, что я свободна от финансового бремени, окрыляет и одновременно загружает новыми тревогами. Как мне относиться к такому подарку? Кто я после этого? Мне противна даже мысль, будто это плата за проведённое вместе время. Я привыкла всю жизнь тяжело пахать, и к таким щедрым жестам не приучена.

-- Он очень просил не принимать этот подарок как оскорбление, Снежочек, а как просьбу осуществить свою мечту. Какой же милый мальчик, и так хорошо тебя изучил! Наверняка у него нашлись бы разные способы заставить тебя остаться с ним, но он очень трепетно к тебе относится.

-- Относился лучше любого мужчины на всём свете, да только я оказалась слишком гордой, чтобы остаться с ним его второй женой, и слишком трусливой, чтобы попытаться изменить ситуацию.

— Вот уж кого я бы не назвала трусливой! – снова вздыхает мама. – Ты мой отважный маленький львёнок. С детства была как взрослая! Моя опора! Всегда так ясно мыслила! Это я трусиха, -- каждый раз убеждала себя, что вот-вот всё изменится, вот-вот твой отец возьмётся за ум… А надо было просто встать и уйти. Это же только сейчас мы такие мудрые стали. Подписались на психологов всяких, узнали про созависимые отношения, про «двенадцать шагов»…

-- Мам, -- предостерегающе произношу я. Но она не хочет останавливаться.

-- Ты уж прости меня, доченька. Сколько тебе пришлось испытать всякого. Не должны дети быть старше своих родителей, нельзя было делить с тобой наши взрослые беды. Где была моя голова, когда я взваливала на тебя свои проблемы? Когда скандалы перед тобой мы устраивали. – Мама качает головой и трёт лоб своей крошечной ручкой.

-- Мам, я не могу сейчас об этом.

-- Милая, просто знай, что ты самый смелый человек, которого я когда-то видела. – Она протягивает руку и похлопывает меня по ладони.

Сдаюсь и откладываю ложку. У меня совершенно нет сил. Пытаюсь помочь маме убрать со стола, но она гонит меня из кухни, взмахивая полотенцем, как на цыплёнка. Я прохожу в свой зал и валюсь на заботливо разложенный и застеленный диван. Снова включаю телефон и пишу Алихану: «Спасибо?!»

Сообщение доставлено, но не прочитано. Я жду ещё пару минут, а потом забываюсь сном коматозника.

Когда я просыпаюсь, дождь так и не перестал, а мама собирается на педсовет.

-- Галя звонила, сказала, что заглянет после обеда, -- сообщает она мне из коридора.

-- Возьми своим подружкам рахат-лукум у меня из сумки! – кричу я ей. Вчера, -- или всё ещё сегодня? -- я истратила в стамбульском дьюти-фри приличную сумму на подарки, предполагая, что мама будет ждать гостинцев, как ребёнок, прождавший родителей весь день.

Что ж, похоже, наши отношения действительно иногда напоминают перевёрнутые «дочки-матери».

Галка приезжает с бутылкой мартини и банкой испанских оливок. Сжав меня в своих объятиях до хруста костей, она топает на кухню и достаёт из шкафа фужеры.

-- Зато ты там за эти пять месяцев испытала столько, сколько, может, за всю жизнь здесь не испытала бы! – подруга словно продолжает наш старый разговор. Всё так же стоя, она опрокидывает в себя вермут и только после этого садится за стол.

Я пробую мясистую оливку. После маринованных турецких её вкус кажется пресным.

-- Видела старый фильм «Мосты округа Мэдисон»? Мама его обожает. Встречаются однажды мужчина и женщина и понимают, что вот этот человек – любовь всей их жизни. Они знают, что никогда не смогут быть вместе, ведь он – старый холостяк, а она – добропорядочная домохозяйка за сорокет. И всё равно бросаются в объятия друг друга, чтобы провести четыре самых счастливых дня, а потом навсегда расстаться.

-- Ну, ты не сорокалетняя домохозяйка, -- подняв бровь, уточняет Галка. – Да и он вроде не прочь перестать быть холостяком.

-- Не со мной, -- я тоже делаю глоток и морщусь – раньше мне так нравился сухой вермут, а сейчас кажется чересчур сладким, до приторности.

-- Дура ты, Снега, -- авторитетно заявляет подруга. – Мужиков надо брать за жабры и показывать как поступать дальше. Сами не допрут никогда.

-- А с остальным мне что делать? С головорезами этими? Вот такое видела? – Я аккуратно отдираю пластырь с шеи, чтобы продемонстрировать начавший затягиваться порез.

-- Ухх! – втягивает в себя воздух Галка. – Это, конечно, усложняет повестку, но не до безысходности. Можно уехать за границу, где вас не достанут.

-- Там же другие люди от него зависят.

-- Инсценировать самоубийство. Он же актёр, в конце концов! И фотки всем разослать! – Галка очень убедительно показывает мёртвое тело и я поневоле начинаю улыбаться.

-- Ты знаешь, как мы тут следим за твоей историей?! В местном паблике про тебя два раза писали! Ты наша гордость! А кто тебя отправил на поиски приключений? Я! – важно показывает на себя пальцем Галя и чокается со мной фужером.

-- Ага, второй женой у самопального султана.

-- Тут промашка случилась, не отрицаю. Надо было его статус из турецких госуслуг проверять. На будущее – будем иметь в виду.

-- Никакого такого будущего, зай! Не хочу никого иметь в виду и видеть тоже не хочу.

Галя выбирает оливку покрупнее и шумно вздыхает.

— Вот только не вздумай мне залечь и закиснуть. А то знаю я тебя!

Это я и собираюсь сделать. На ближайшие пару лет.

Глава сорок пятая

Ну, допустим, не два года, но две недели просуществовать в режиме нарезного батона мне вполне удалось. Погода, тоже расстаралась – почти всё это время лил дождь, чтобы я по полной испытала радость пребывания на родной земле. В самом деле, в Турции я перебрала с солнцем, зачем оно мне ещё когда-то в жизни, не правда ли?

Алихан в это время слал мне фотографии своей грустной физиономии (с каждым разом всё более помятой), а иногда, впадая в ярость, блокировал мой номер и мои сообщения с просьбами взять себя в руки оставались непрочитанными. Впрочем, вскоре заветные синие галочки всё же появлялись, что означало – хозяин телефона протрезвел, и мой номер извлечён из чёрного списка.

Подружки наперегонки скидывают ссылки на скандальные новости. Папарацци ощутили запах крови и постоянно дежурят у дома, следуют за Али по пятам, ожидая, чего тот выкинет на этот раз. Иии, он их не подводит! То это посещение ночного клуба с сомнительной публикой, то пьяная драка у входа в элитный бар, то перекошенная от злости физиономия в такси. Апогеем становится слив фото из полицейской хроники, где «Звезда популярных телешоу и выходящей вскоре на большие экраны шпионской драмы пойман среди других богатых гостей в ходе ночной облавы на подпольное казино».

Я просто хватаюсь за голову. Карьера наверняка идет под откос. Если бы он сам не завязал с кино, боюсь, продюсеры разорвали бы с ним контракты за такое отвязное поведение. А ведь он ещё не приступал к озвучиванию своей роли!

«Ты взрослый человек, прекрати так себя вести!»

«Твоей маме наверняка очень за тебя стыдно»

«Выставляешь себя полным идиотом!»

Но уж если человек сознательно принялся за саморазрушение, то кто ему может помешать? С Давутом Малахитовые глаза по-прежнему в ссоре, и потому на мои взбешённые вопли младший Османоулу только бормочет извинения и оправдания. Старший брат не пускает его на порог и пообещал утопить в море, если Давут появится в доме с пирсом. Вполне в духе всех мужчин этой семейки. Я испытываю мстительное удовольствие, представляя, в какой сейчас ярости, наверняка, находится папаша Османоулу.

Всё, чего я добиваюсь на данный момент, это обещание, что Давут постарается быть поближе к Алихану, если тому понадобится неотложная помощь.