Тоуд-триумфатор

— Мистер Тоуд из Тоуд-Холла, ваше последнее слово?

— Я буду говорить не о себе, нет, потому что я счастлив обрести вечный покой и последнюю свободу, — сказал Тоуд. Теперь он ничуть не был похож на прежнего трусливого Тоуда. — Но умоляю вас, именно вас, ваша светлость, позаботиться о сыне Мадам, потому что душа у мальчика добрая, но он очень нуждается в руководстве. Что до меня, я уже погиб, но он…

Последнее слово Тоуда было прервано дребезжанием звонка на двери, ведущей во внутренний дворик, и один из стражников помчался открывать.

— Пакет для его чести!

Бумагу вручили Председателю суда, он быстро прочитал ее и отвел в сторону начальника полиции. Что он там такое ему сказал, никто не понял, но джентльмен пришел в ярость. Он засвистел в свисток и отдал приказ нескольким констеблям. Они тут же ринулись выполнять срочное поручение. Затем Председатель суда переговорил с епископом, тот после этого побелел от ужаса, упал на колени и призвал всех молча молиться. Помолившись, он вскочил с колен, подобрал свои пурпурные одежды и, кликнув капеллана, выбежал вон по срочному делу. Председатель суда распорядился:

— Отведите заключенного в камеру. Приведение приговора в исполнение откладывается на двадцать четыре часа.

После этого ушел и он.

— Вообще-то, — раздраженно пробурчал Тоуд, — эти господа могли бы дослушать мое последнее слово до конца.

— Не расстраивайтесь, сэр, — подбодрил тюремщик, — завтра закончите.

Но не прошло и двадцати четырех часов, как Тоуд снова был на свободе и ехал домой, ошеломленный и потрясенный, впервые в жизни громко расхваливая не себя самого, а кое-кого другого.

Когда Председатель суда прочитал послание, переданное ему за несколько секунд до казни Тоуда, он был весьма удивлен, но не то чтобы недоволен отсрочкой казни на денек-другой.

Будучи и правда знаменит как судья-вешатель, Председатель был из тех судей, которые не уснут спокойно, не убедившись, что мера наказания полностью соответствует преступлению. По его мнению, повешение очень часто самая подходящая мера, поэтому в основном Председатель без колебаний отправлял на виселицу тех, кто проходил через его руки.

Но вот в кои веки раз появился преступник, для которого Председатель допускал возможность исправления при всей тяжести его преступлений, особенно в сфере ботаники. К нему можно было бы применить и нетрадиционную меру пресечения. И все же, как его честь ни ломал голову, ничего лучше виселицы для мистера Тоуда придумать не смог и, утомившись, махнул рукой и вынес привычный приговор. А потом пришло это письмо, и все разом изменилось. Преступления мистера Тоуда и наказание за них представились ему теперь совсем в ином свете.

Председатель суда так удивился содержанию письма, что даже перечитал его несколько раз, так же как и приложенную к нему вырезку из городской вечерней газеты.

— «Ждем ваших комментариев», — написал ему нахальный редактор сего печатного органа.

Статья имела заголовок:

«БЫВШИЙ ДВОРЕЦКИЙ

ЕГО СВЕТЛОСТИ

БЕЖИТ С ОБМАНУТОЙ НЕВЕСТОЙ-ФРАНЦУЖЕНКОЙ».

Ниже более мелким шрифтом было набрано:

«ЛЮБОВНОЕ ГНЕЗДЫШКО В ГАРВИЧЕ.

ЗАВТРА ОНИ ОТБЫВАЮТ В АВСТРАЛИЮ».

Ниже — еще мельче:

«ПОСАЖЕНОМУ ОТЦУ НЕВЕСТЫ

И СУДЬЕ ВЗДЕРНИ ВСЕХ ПОВЫШЕ

УДАЛОСЬ ЗАСУДИТЬ БЫВШЕГО ЖЕНИХА».

А затем уже совсем обыкновенным шрифтом была набрана история, из которой следовало, что дворецкий Прендергаст, первостатейный, как выяснилось, Лотарио, сговорился с мадам д'Альбер-Шапелль, опозоренной невестой мистера Тоуда, бежать в утро казни последнего.

«В ту самую минуту, когда на шее благородного и храброго джентльмена затянется петля, бездушная графиня и вероломный дворецкий бестрепетно отплывут от наших когда-то славившихся справедливыми порядками берегов на поиски, так сказать, новых пастбищ. За всю нашу историю редко случалось что-нибудь подобное…»

Статья пестрела яркими и трагическими подробностями. Председатель суда давно привык к демагогии прессы, но если эти факты правдивы… Он был потрясен. Мадам выходит замуж за дворецкого, вот в чем суть! До него только сейчас дошло, какое благородство и мужество скрывались под маской преступника, которую носил мистер Тоуд.

— Он, должно быть, знал или в последнюю минуту догадался о ее шашнях с Прендергастом и, будучи слишком джентльменом, чтобы обнародовать свои подозрения, предпочел бежать, — сказал себе Председатель суда. И еще подумал, что мистер Тоуд, конечно, имеет больший опыт общения с дамами, чем он, Председатель, но даже он не устоял против ее французского шарма. Даже он поверил кажущейся надежности Прендергаста. — Графиня и дворецкий! Мы не можем и не станем вешать джентльмена за нарушение обязательства, данного такой даме!

Машина Правосудия, как верно отметил Барсук, заводится долго, но потом ее трудно остановить. Но не тогда, когда скандал разражается в высших сферах, и не тогда, когда одним махом подрываются Мощь Закона, Справедливость Правосудия и Мудрость Церкви! И кем? Всяким сбродом. И где? В желтой прессе. Тогда колеса Правосудия останавливаются мгновенно и тут же начинают вертеться в другую сторону.

И все же, поразмыслив, решил Председатель суда, когда все формальности были уже улажены, то есть приказу о помиловании мистера Тоуда, подписанному самим Председателем суда, епископом и начальником полиции, был дан ход, и все же, как ни шокирует этот побег двух любовников, пожалуй, Прендергаста недооценили. А вдруг этот самый побег — придуманный дворецким способ вынуть его хозяина из петли?

— М-м, — протянул Председатель суда и улыбнулся. Он вынужден был признаться себе, что, насколько он знает Прендергаста, дело обстоит именно так. — Так как же мы все-таки поступим с мистером Тоудом? Ведь кое в чем он все же виновен.

Тут раздался стук в дверь и секретарь объявил о посетителе. Это оказался юный Граф.

— Ага!.. — выжидающе протянул Председатель суда.

— Меня послал к вам месье Прендергаст, мой новый папа, — начал юноша, и вид у него был очень усталый и жалкий.

— Так они действительно поженились?

— Да, месье, сегодня утром их поженил капитан корабля, на котором они отплыли в тот самый час, когда мистера Тоуда гильотинировали.

— Повесили, — поправил Председатель суда. — Но он жив.

— Формидабль! Великолепно! — воскликнул Граф с облегчением.

— Он помилован, — сообщил Председатель суда.

— У меня письмо от месье Прендергаста, — сказал юноша, вручая его чести листок, исписанный давно знакомым ему почерком.

«Ваша Высокая Честь,

надеюсь, Вы извините меня, если я сошлюсь на наши с Вами давние деловые отношения, в ходе которых Вы любезно дали мне понять, что рады были бы сделать для меня что-нибудь, если это будет в Вашей власти. Я всегда считал Вас добрым и справедливым человеком. И лишь из гордости я до сих пор не воспользовался Вашим любезным обещанием. Однако думаю, что мое бегство с Мадам во многом изменило положение вещей. Во всяком случае, очень надеюсь, что изменило, потому что мистер Тоуд добр в глубине души, но… В общем, следует положиться на случай и на прессу. Сейчас я хотел бы поговорить о сыне Мадам и о болезненном вопросе надлежащего наказания для мистера Тоуда, в том случае если высшая мера будет отменена…»

Далее шло все в том же ключе, и довольно долго, а в конце Прендергаст выдвигал смелое и очень находчивое предложение, подсказавшее его чести, как лучше поступить. Он перечитал письмо еще раз и лишь тогда перевел взгляд на юношу, который уже весь изнервничался.

— Так вы не захотели отплыть в Австралию вместе с вашей матушкой?

— Нет, месье, — не колеблясь ни секунды, ответил Граф.

— Может, вы хотели бы вернуться во Францию, к родственникам?

— Нет, месье. Мне никто из них не нравится, — сказал он еще тверже.