Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 31

«Вот на что спускает правительство бюджетные деньги», — подумал я, всё ещё играя роль доверчивого простачка, и спросил вслух:

— То есть я правильно понял, коллега? В этом времени я выпиваю снотворное, а просыпаюсь уже в прошлом? И конечно, без денег, без одежды и документов? Кстати, почему не в будущем?

Сосед, вынул записную книжку из внутреннего кармана пиджака, посмотрел на свои закорючки и, не раскусив моего розыгрыша на полном серьёзе ответил:

— Пока рассчитывать не научились момент погружения в будущее. А в прошлое можно попасть проще простого. Правда, проснётесь вы не в своём теле, а в чужом. Вы хотели стать профессиональным футболистом, проявить себя в большом футболе. Когда выпьете таблетку, то думайте именно об этом, представляя в деталях свою новую судьбу.

— То есть уже были удачные эксперименты? — Схохмил я.

— Были. Я вам больше скажу, один влиятельный олигарх три года назад захотел стать президентом одной большой страны. И мы его так удачно запулили в прошлое, что теперь он президент. Правда, не скажу, что за страна ему досталась. Я ещё, батенька, жить хочу.

— Это Лукашенко, наверное. Беларусь тоже большая страна по сравнению с Ватиканом. — Пробурчал я. — Внезапный взлёт простого председателя колхоза, выглядит более чем подозрительно.

— Всё, пришли, — учёный остановился у самой кромки галечного пляжа. — Широта и долгота совпадают, и время суток самое подходящее. Только вы мне должны пообещать одну вещь?

— Обещаю, — хмыкнул равнодушно я, уже прикидывая как буду гоготать, когда ничего не произойдёт.

— У меня в 1995 году жена умерла, денег на лекарство заграничное не хватило. Откройте в Москве фонд для больных с онкологией. К тому времени денег у вас должно быть очень много. Вдруг вы спасёте и мою супругу.

Григорий Саныч посмотрел на меня, перекрестил и протянул простую таблетку снотворного. Я тяжело вздохнул. Мне вдруг стало жаль этого мужичка, и таблетку я проглотил из сострадания. Глаза тут же закрылись сами собой, и я пробормотал: «Большой футбол».

— Никон, вставай, замёрзнешь! — Кто-то толкнул меня в плечо, и вокруг загоготали молодые, задорные и от этого всегда весёлые парни.

Я покрутил головой и сразу же догадался, что нахожусь в футбольной раздевалке, где сижу на откидном кресле, которые обычно устанавливают в кинозалах или во дворцах культуры. На приколоченных вешалках висят вещи, а под ногами валяются сумки из-под формы. На ногах бутсы, вроде не плохие. До колен натянуты гетры, а дальше на мне белые трусы и красная футболка, под которую пододето нательное бельё. «Сработало, мать твою! Только какой же это большой футбол? — мгновенно мелькнуло в голове. — Это же захудалый стадион в уездном городе N. И всё вокруг какое-то старое, обветшалое. В лучшем случае — вторая лига».

— Дайте мальчику поспать, — пророкотал бархатно-старческий голос, и опять вокруг заржали.

«Знакомый голосок», — подумал я и вскочил на ноги, к сожалению полного зрения, пока ко мне не вернулось. Лица футболистов и внешность этого старика в пальто поверх пиджака я пока рассмотреть детально не мог.

— Никонов не спать, живо на поле! — Гаркнул жестким суровым голосом старший тренер, невысокий коренастый мужик тоже с размытым лицом.

«Не спать, не спать, — заворчал я и побежал следом за другими футболистами. — Ну, учёный, ну удружил. Если закидываешь в прошлое, то нужно хотя бы примерный год знать и место».

— Ёж-матрёж! — Выругался я, когда выбежал на поле, которое отделяло от низеньких трибун широкая беговая дорожка, ведь при дневном свете зрение полностью вернулось ко мне.

И первое, что бросилось мне в глаза — это здоровенный портрет Ленина на одной из трибун. И самое главное ко мне пришло понимание, что это Сочи! Горы вокруг, воздух морем пахнет. И судя, по чахлой траве на поле, и снегу, который ещё кое-где виднелся, я попал либо в февраль, либо в март. «Значит так, — подумал я, — Ленин на портрете — это СССР! И хоть режьте меня, хоть рубите, но при Советском союзе не было в Сочи большого футбола. Наврал учёный, а ещё жену просил спасти. Ничего святого у людей не осталось».

— Иди на своё место, дятел! — Обругал меня парень, чем-то смутно напоминая защитника сборной СССР Вагиза Хидиятуллина. — Ты чё? Башкой ударился в перерыве, придурок?

— Да, в туалете поскользнулся, — пробурчал я и спросил. — Куда мне встать-то?

— Гаврила, объясни мальчику его место на поле, — шикнул по борзому Хидиятуллин, и посеменил в центр обороны, а место на последнем рубеже занял не кто иной — как Ринат Дасаев!

А Гаврила, то есть Юрий Васильевич Гаврилов объяснил мне уже по-доброму, что я второй оттянутый нападающий при выдвинутом вперёд Георгии Ярцева. Поэтому я по-шустрому переместился поближе к центральному кругу, так как с центра поля мяч разыгрывал наш соперник. И пока судья не дал свисток к началу второго тайма я спросил Георгия Александровича, будущего тренера сборной России московского «Спартака»:

— Ярик, я тут головой стукнулся, растолкуй в двух словах — с кем играем? И чё за турнир?

— Хех, — улыбнулся длинноволосый парень ростом чуть ниже меня с немного щербатым лицом. — Это же Кубок СССР. А вот те ребятки из Пятигорска приехали. Команда «Машук». Бухать надо меньше Никон.

— Да я и не пью совсем. А счёт какой?

— Саша Корешков штуку положил перед перерывом. Может тебя к врачу отправить?

— Не, не, — активно замотал я головой. — Всю жизнь мечтал за «Спартак» сыграть. Красно-белый самый первый.

«Да раз пошла такая пьянка я и без головы, и без ног сыграю, — подумалось мне. — Ну, учёный, ну подлец, не обманул! Постой, а что за Никонов гонял за „Спартак“ при Советском союзе? Не помню такого. Ладно, потом год уточню и разберусь, почему меня Александра Владимировича Никонова перенесло в какого-то футболиста Никонова из „Спартака“. Эх, где наша не пропадала!».