Страница 3 из 136
Но это лишь замедлило его, а не полностью лишило движения. Ведьма растерялась и зловеще зашипела — так не должно быть. Лютая злоба перехватила дыхание, перед глазами поплыл кровавый туман. Ведьма ненавидела, когда что-то шло не по ее правилам.
Она выросла позади него, развернула к себе лицом и сковала сильнее, повелевая мышцам и жилам одеревенеть, приказывая коленям подогнуться. Несмотря на приказ, сигиец устоял, кривя и морща лицо, посмотрел ей в глаза. Без страха, совершенно спокойно. Это прямо-таки взбесило ведьму. Ее
Ведьма звонко, хлестко ударила его по лицу.
Ничего. Никакой реакции.
Никто не смеет оскорблять ее равнодушием!
Она скрутила сигийцу мышцы, заставила согнуться и дала еще одну пощечину.
Нет, запоздало поняла ведьма — этот перехватил ее руку. Крепко и болезненно сдавил в запястье. Он не мог этого сделать и все же держал. Смутную тревогу затмило бешенство.
— Ты упрямый, — прохрипела она. — Непослушный. Я научу тебя покорности!
Ведьма приказала крови застыть в чужих жилах, теперь уже полностью и точно обездвижив тело. Ноги наконец-то подогнулись, ставя его на колени. Но даже теперь он не казался сломленным, униженным, отчаявшимся, готовым молить о пощаде от парализующего ужаса подступающей смерти. Он продолжал сопротивляться. Кровь, только что стоявшая в венах, потекла. Одеревеневшие мышцы дрогнули. Дрожащие руки потянулись к ведьме.
Ведьма крепко обхватила лицо сигийца ладонями. И поцеловала в губы, с упоением наполняя его черной жижей, которая противным теплым комом проникала в горло; Склизкими щупальцами оплела легкие, туго сдавила их, лишая возможности дышать; жирными черными слизнями вгрызалась в сосуды, смешивалась с кровью, заполняла мерзостной чернотой, отравляла, стремилась к замершему сердцу.
Ведьма утробно урчала, наслаждаясь моментом, предвкушая смерть и удовольствие, отдавалась этому чувству, забывалась, размякая, как тряпочка.
Но сперва с изумлением, затем с растерянностью, а потом и со страхом поняла, что остановиться не может, даже если захочет. Она открыла глаза и отчаянно замычала.
Лицо сигийца иссекло, изрезало почерневшими сосудами, тянущимися по шее из-под воротника, набух и раскрылся застаревший шрам на правой брови и под глазом.
Она не верила, отказывалась верить в то, что видела, — сигиец приспособился, адаптировался, захватывал наполняющую его черную отраву под свой контроль.
И вернул все.
Губы и язык обожгло кислотой, разъело кожу, вгоняя черную жижу обратно в вены. Она мучительно закашлялась, давясь, захлебываясь наполняющей рот мерзостью, горло распер теплый, склизкий ком.
Каким-то чудом ведьме удалось отлипнуть и вырваться. Мерзость суетилась, впитывая и поглощая черноту, очищая пораженный отравой организм, перерабатывая ее обратно в свою собственную. Но этого ведьма уже не видела. Она сбежала. Впервые за свое существование трусливо сдернула, сверкая пятками, забилась в самый далекий уголок, обхватила коленки и зашлась постыдными слезами на потеху той безмозглой дурочке, вновь занявшей ее место.
Сигийца согнуло пополам и вырвало остатками черноты.
Он нашарил ослабевшей рукой меч, оперся на него и тяжело поднялся, держась за бок.
Гаспар лежал, не подавая признаков жизни.
Отупевшую, осоловевшую, пустую и выжатую Даниэль колотил озноб.
Эндерн…