Страница 123 из 136
— Та ведьма, которую он искал, — Даниэль отвела шпильку, но угрожать гениталиям не перестала, — что вы собирались с ней делать?
— Мы должны были привести ее к нему в тех наручниках. Он сам хотел с ней разделаться.
Даниэль лихорадочно затряслась, сдерживая издевательский ведьминский хохот. По шее и левой щеке ползли и проступали тонкие, черные ниточки венок.
— Где он встретится с вами для обмена?
— Не скажу!
— О, нет, дорогой, скажешь, — зловеще посулила Даниэль, размахивая шпилькой перед лицом Петера. — Это были предварительные ласки. Твой дружок только что оттрахал меня, но мне мало. Не люблю быть недотраханной, хочу еще! Так что сейчас мы немножечко отдохнем, найдем укромное местечко и натрахаемся вдоволь. Ты у меня запоешь, как миленький. На коленях будешь ползать и вылизывать мне, лишь бы дала еще разочек, обещаю!..
Петер схватил ее за запястье. Даниэль поздно сообразила, что уводить руку надо не от себя, а к себе. Петер не собирался ее убивать — он воткнул шпильку себе в глаз.
— Идиот, — прокомментировала Даниэль и встала, едва не падая от слабости и головокружения.
Она поднесла левую руку к лицу. Чернота во вздувшихся венах рассасывалась, исчезала. Мерзость в животе обиженно скулила и капризно хныкала, недовольная, что трапеза сорвалась. Даниэль съежилась, обнимая себя за плечи. Стало очень холодно, до противных мурашек, хотя на улице стояла жара и светило яркое солнце.
Адреналиновая горячка спадала, а вместо нее приходили тоска, апатия и отвращение к себе. Хотелось залезть в ванну и мыться. Даниэль провела по груди, по липкой от пота, холодной коже, размазала грязь на пальцах, затем приложила ладонь к колотящемуся сердцу. С досадой глянула вниз, попробовала прикрыться оторванным лифом. Бесполезно — платье разошлось до самого пупа.
Где-то исходились бешеным лаем псы. Кто-то кричал. Петер лежал, вывалив язык. Выколотый глаз вытек из глазницы на щеку белой массой, смешанной с кровью.
Даниэль пошевелила пальцами босых грязных ног.
— Я так точно разорюсь, — тоскливо вздохнула чародейка, нащупывая бляшку талисмана возврата, прошептала слово-активатор и исчезла.
В комнате сверкнуло, запахло серой. Даниэль материализовалась под потолком. Ошалевшая, очумелая и полностью дезориентированная. Задержалась на долю мгновения, догоняя реальность, беспорядочно махнула руками-ногами и с тонким писком рухнула на кровать.
Все еще не соображая и толком ничего не понимая, боясь, что потеряла в пути что-нибудь важное и особо любимое, Даниэль впилась пальцами в одеяло, приподнялась на локтях, осоловевшими глазами обвела комнату и рухнула снова. Теперь уже без сил.
Она ненавидела порталы. Даже сука внутри сжималась от ужаса в склизкий комок мерзости. Как прочувствуешь сама это ни с чем несравнимое удовольствие от перемещения, сразу отпадают вопросы, почему никто особо не расстроился, когда древнее знание пропало. И даже воодушевляющий шанс девяносто пять процентов успешности и безопасности перемещения не вызывает ностальгии по старым временам расцвета магии. Ведь в девяносто пять процентов входили и те, кто переместился в достаточной для приемлемого функционирования организма комплектации конечностей и органов.
Чародейка пролежала долго, прежде чем пошевелилась. Неуклюже села на постели, подняла голову и глянула на потолок, на следы черной сажи от круга с пентаграммой. Геллер опять будет ворчать и поминать курву, но Даниэль было все равно.
Она встала, отупевшая, равнодушная, опустошенная. Глянула на измятое, перепачканное грязью, кровью, пылью рваное платье, держащееся на ней исключительно из упрямства, на пальцы босых ног. Она ведь и вправду любила те туфли.
Чародейка, сама не зная, зачем и почему, просто захотелось, безжалостно, с громким треском дорвала лиф и, повиливая бедрами, высвободилась из жалких обрывков, соскользнувших по стройным ногам на пол. Отпнула испорченную тряпку в угол. Взялась за надрезанную шнуровку разошедшегося корсета. Немного повозившись, избавилась и от него, швырнула на кровать. Даниэль почувствовала себя вдруг свободно и легко.
Голая, она неуклюже подошла, балансируя руками, к стулу в изголовье кровати, на котором стоял таз. Наклонилась перед ним, зачерпнула ладонями воды и умыла лицо, шею. Стало еще лучше.
Даниэль расстегнула замок цепочки с разряженным талисманом возврата, аккуратно положила его на край стула. Присела, подхватила таз, высоко подняла дрожащими руками и опрокинула на себя.
От холодной воды зашлось сердце, Даниэль, фыркая и ругаясь, жадно хватила воздуха, но в голове прояснилось. Чародейка поставила таз на стул, зачесала назад спутавшиеся волосы, обтерла лицо, испытывая настоящее наслаждение.
И тут почувствовала на себе пристальный, изучающий взгляд.
Она резко обернулась — в дверях стоял смятенный Механик. Некрасивое, изуродованное неудачными экспериментами лицо озадаченно вытянулось.
Они смотрели друг на друга несколько секунд, за которые Механик успел разглядеть Даниэль во всех подробностях, запомнить изгибы ее тела, мягкость линий и нежность округлостей, каждый виток лозы черной татуировки и даже родинку в паху, прежде чем чародейка поняла, что смотрит он не как мужчина на женщину. Он смотрел на нее, как на сложную геометрическую фигуру, не более.
Даниэль почувствовала себя неловко, наверно, впервые в жизни. Ей еще никогда не доводилось стесняться своей наготы. Она повернулась в пол-оборота, смущенно прикрылась руками.
— Простите, — пробормотала Даниэль и сдула щекочущую кончик носа каплю. — И извините за… — она взглядом указала на залитый водой пол.
Механик ничего не сказал и косолапо шагнул в коридор, грохнув металлом протеза по полу.
— Постойте, — окликнула чародейка.
Механик заглянул в комнату.
— Если вас не затруднит, — робко сказала Даниэль, — не могли бы вы принести еще немного воды. Пожалуйста.
Свежие газеты разразились сенсационными заголовками вроде «Шабаш ведьм средь бела дня!», «Слуги дьявола вышли из тени!», «Смерть с небес!», «Убийственное прелюбодеяние» или «Грядет конец света. Почем нынче место в Садах Благостных?»