Переразводной ключ

Отец Иры улыбнулся, решив, что я готов согласиться. А я не хотел. Но что делать? Надо разобраться с проблемой после ужина, сказать прямо, что не получится ничего с его планами.

Ужин был отличным, и я, похоже, наелся на месяц вперед. Мама у Иры готовит хорошо, и тот талант она передала дочке.

– Десерт, – объявила Галина Семеновна, доставая из печи румяный закрытый пирог. – Я назвала его «Плюм».

– Почему именно так, мамуль? – спросила Ира.

– Вот честно, дочка, не знаю. Что-то вспомнилось слово со школы. И думаю, назову его именно так.

– Милая, у тебя все пироги лучшие, – сказал Гарик, за что получил поцелуй в нос и огромный кусок пирога с какой-то черной начинкой внутри.

– Галина Семеновна, а можно я не буду пирог? Я сыт настолько, что сейчас лопну, – произнес я с надеждой.

– Так, Игорь, я пекла, старалась. Между прочим, положила туда много яиц, мукой сдобрила порядочно, а еще сельдерей, брокколи, зефир. За это деньги надо платить, а ты понимаешь, они на земле не валяются? – пока она говорила, на мою тарелку упал здоровый кусок пирога, из которого вытекало что-то черное. Наверное, тот самый сельдерей.

Ира и Гарик Купидонович ели и смаковали вкус. Я же ковырялся в нем вилкой и не мог заставить себя его съесть. Скорее всего оттого, что был сыт, а не потому, что не хочу есть пирог.

– Милый, – сказала нежно Ира, словно нам и не грозил развод, – уважь маму, съешь кусочек.

– Да, зятек, отличный вкус, – поддержал Гарик, – нам же надо сил на будущее, так? – подмигнул тесть.

– Какая вам там сила нужна? – Галина Семеновна строго посмотрела на мужа.

– Милая, я же обобщаю. «Нам» – это мужикам. Мы должны быть в форме всегда, ведь так, Игорь? – спросил тесть, толкая меня локтем.

Теща резко прищурилась, отчего могла вспыхнуть вся кухня. Но вспыхнуло только лицо Гарика. Теперь понятно, в кого моя Ира.

«Моя Ира… давай не размягчайся тут. Вам еще разводится» – подал звук мой внутренний голос.

– Скажи, дорогой, – резко произнесла Галина Семеновна, – а куда ты ходил с Игорем, когда дети пришли?

– Я показывал твои гладиолусы. Говорил, что они красивые, потому что их выращивают такие милые и нежные ручки.

– Это не гладиолусы, а гиацинты. И почему ты покраснел?

– Жарко, – начал оправдываться Гарик Купидонович.

– Смотри мне, – сказала теща, – коль узнаю, что потратил деньги на свои мормышки или грузила, отправлю тебя с твоими примбамбасами к рыболовам-дружкам, и домой не пущу. – в голосе не чувствовалось злобы, но мурашки побежали даже по моей спине.

– Это моя квартира, – слабо парировал Гарик.

– Это чтобы не повадно было.

Пока они пререкались, я все же съел половину пирога. От этого у меня закружилась голова и прошиб пот. В горле встал ком, который не проглатывался. И тут…

– Галина Семеновна, как вы назвали пирог?

– Плюм, вроде. А что?

– А вы в курсе, что плюм с английского «слива»?

– Ой, слушай, точно. Я же когда запихивала все, вспоминала, как она называется. А потом забыла перевод, зато слово осталось в голове. Игорь, а почему ты красный в белые пятнышки?

– Наверное потому, что у меня аллергия на сливу.

– Да ладно? – в один голос спросили Гарик Купидонович и Галина Семеновна.

В ответ на это я убежал в ванну умыться. Лицо стало как брокколи, даже мои короткие, но вьющиеся волосы походили на этот овощ.

К моему удивлению, Ира пошла со мной. Конечно, она должна показать родителям, что переживает. Хотя я знал, все это ложь.

ГЛАВА 6

Пришли сумерки, моя аллергия почти отступила. Оставалась только отечность горла. Все это время жена была рядом. Сейчас я лежал на кровати, и она по-прежнему оставалась рядом. Я знаю, ей пришлось лечь со мной, поскольку возникло бы подозрение со стороны родителей, которых она очень любила и ценила. Мы лежали на кровати в одежде, так как близости давно не было, а несколько раз в месяц, пожалуй, недостаточно.

– Ты не рассказала о нас родителям? – с трудом спросил я из-за отека, который проходил медленно.

– О том, что их зять круглый дурак? Они и так знают, – сказала Ира, глядя в одну точку на потолке.

– Ну может их зять не такой уж и дурак?

– Они считают так, как считаешь ты, а я по-другому. Вот такая у нас нелепая геометрическая фигура, состоящая из трех углов. Правда смысл другой.

– А может мы торопимся? – спросил я, зная ответ.

– Нет, Иванов, ничего не вернуть, время не изменить. Я даже не знаю, что должно произойти, чтобы мы снова начали жить вместе.

– Ты не для того заказывала путешествие, чтобы вернуть наши отношения?

– Раньше я так считала.

– А теперь?

Ира молчала. Я понимал, она хочет многое сказать, но не знал, что именно.

– Сейчас все сложно. Сложно быть одинокой, словно брошенная кукла.

– Я тебя не понимаю. Мы же вместе, разве нет.

Она повернулась ко мне:

– Бывает человек рядом, но его как бы нет. Так и у нас в отношениях. Ты мне давно изменяешь.

– Ир…

– Подожди, – перебила она резко, – я не про физическую измену. Я про рабочую. Ты женат на работе.

– Я зарабатываю деньги для нас.

– Для нас? Нас двое, и то мы разбиты пополам. Ты предан работе и минимум мне. А я полностью предана тебе, – она осеклась, – была, точнее сказать.

– Мне кажется я начинаю понимать и все видеть в другом свете.

– Знаешь, в чем ты виноват, Иванов?

– В чем?

– Ты слишком поздно увидел все, что было и есть вокруг. Ты просто ослеплен. Пойми, мне не нужны твои деньги. И я работаю для удовольствия, а не потому, что мне нужно зарабатывать. Знаешь, я присмотрела квартиру, в которой буду жить после развода. Однушка, оплата не большая. Я справлюсь. Ведь у нас и так нет ничего общего.

Я взял ее за руку, и она оказалась холодной, словно Ира опустила ее в лед, прежде чем прийти и лечь рядом. Она резко высвободилась, встала с кровати, подошла к окну и посмотрела в него.

Я видел ее очертания и понимал, что теряю жену. Только сейчас я это понимал. Но я слишком сильный, чтобы поддаваться каким-то слезливым чувствам.