Родишь мне сына

Я поставил программу на кофе, а сам вышел покурить. Зажег спичку, прикурил. Сделал затяжку и бросил спичку в пруд. Он был неглубоким, просто декоративным, шел вместе с фонтаном. Но после ночи дождя все было залито до краев. А фонтан и вовсе молчал без электричества... Часть дома была обесточена — придется лезть за инструментом, вспоминать армейские годы, когда был мастер на все руки. Не то что сейчас... Тяжелее пистолета и хуя я в руки ничего не брал уже много лет. 

Но посторонним здесь не место. Сегодня мне придется поработать от души. Солнце просыпалось, обнажая результат ночной грозы. В предрассветной серости я видел дерево, лежащее на выезде из гаража. Где-то с крыши сорвало тарелку. Телек я почти не смотрю, но вернуть ее на место все же надо. 

Я делал последнюю затяжку и закатывал рукав, чтобы взяться за дело. Но в следующее мгновенье просто застыл — у меня перед домом стоял доберман. 

Огромный и черный. Он смотрел на меня, а я на него. 

Ненавижу доберманов. 

Это вообще не собаки. Они непригодны для службы, из них не сделать друга детства — они тупы и опасны для хозяина. Их обычно берут или полные дебилы, или мажоры вроде мелких бандитов и воров в законе. Впрочем, обычно это одно и то же. 

Я неподвижно докуривал сигарету, а доберман не спеша проскользнул между прутьев ворот и оказался в десяти-двенадцати метрах. Плюс-минус. Просто идеально для стрельбы из гладкоствола. Эта черная тварь себе даже не представляет, как много я прибил таких шавок, как она... 

Аккуратно открыв гараж, я взял со стены ружье. Оно было уже заряжено и висело на крайний случай. Например, когда во двор придет ничейный и голодный доберман. 

Но суки уже не было. Собака словно испарилась. Я вскинул ружье на плечо и стал осматривать свой двор в прицел. Нарезал небольшие круги, но добермана не было. Что могу сказать? Ему крупно повезло. А точнее — ей. Потому что если бы она не ушла, то я бы эту сволочь очень быстро бы... 

"Сука!" — вырвалось у меня, когда собака вдруг набросилась исподтишка. 

Она впилась в мою руку зубами. И я от неожиданности выронил ружье, пальнув по свинцовому небу. Оно по-дурацки сделало сальто и упало прямо в пруд. 

"Твою ж мать!" 

Эта псина была просто бешеной — она вцепилась в мой рукав и стала рвать его на тряпки. А вместе с рукавом под зубы шло и тело. Она рвала меня как добычу. Как сбежавшего из лагеря смертника, которого все равно уже расстреляют. Это был реально самый жесткий доберман из тех, с которыми мне приходилось встречаться. Обычно у нас с ними разговор короткий. Но эта тварь — она была просто за гранью. Реально исчадие ада! Откуда она вообще тут взялась?! Какая-то бойцовская машина для убийств! 

"ПОШЛА ВОН!" — гаркнул я и отбросил добермана в лужу.  

Но тот отряхнулся и снова ринулся в бой. Он словно знал меня в лицо и явился отомстить за хозяина. Долго выслеживал, искал меня по следу, по запаху. И вот нашел того, кого любой ценой просто надо загрызть. 

И я отступил. Рванул к порогу. Но не потому, что испугался — в этой дикой схватке не было робких и напуганных. Но зато у меня в доме был пистолет, вот за ним я как раз и отправился. Вскочил в коридор и попытался закрыть дверь — но куда там... 

Чертова псина влетела в гостиную, развернулась и оскалила клыки на хозяина. На владельца дома. 

"Ах ты ж хренова тварь!" 

Черная собака подходила все ближе и ближе. Она кровожадно рычала, показав свои намерения. Довольно серьезные, надо сказать. Меня уже давно на трепала собака. Рука кровоточила, пальцы немели. И главное — я не мог подступиться к стволу. Он лежал на барной стойке прямо по курсу. А еще на этой траектории была зловещая собака — рычащий как чертяка доберман. Он подходил ко мне все ближе, и было очевидно, что в живых останется один. Я ее забью кочергой от камина. А затем просто вынесу в лес и закопаю, чтобы не видела Лена. Мне только не хватало, чтоб она расплакалась из-за какой-то бесхозной псины. Она ведь могла быть и бешеной... 

— Ну что, дрянь? — отходил я к камину. К набору кованых приблуд для работы с поленьями. Я нащупал самую большую кочергу и приготовился ударить добермана острым краем. — Подходи, сучара! — разминался я, словно гольфист перед ударом. — Еще немного... самую малость... давай же... Подходи — и я размажу твою морду с первого удара! 

Я говорил ей это прямо в упор. Уставшей, озлобленной псине. В ее глазах была готовность укусить меня — схватить меня за горло и загрызть, как свинью. Но мне плевать, что она там хотела и зачем пришла в мой дом. Живой она отсюда уже не выйдет. 

Еще раз глянув в эти страшные глаза, я замахнулся и... 

Услышал голос Лены: 

— Марла?!  

Лана 

Я проснулась от выстрела. 

Услышала громкий хлопок и впопыхах надела его свитер. Элементарно первое, что нашла в шкафу. Большой, просто огромный по моим меркам, но теплый и... пахнущий им.  

Но когда я вышла в коридор и подошла аккуратно к ступенькам, то почувствовала другой знакомый запах. Это не был аромат цветов возле подъезда или запах свежеиспеченного домашнего хлеба. 

Пахло псиной. Мокрой собачьей шерстью. И этот запах я могла узнать среди тысячи других. 

— Марла?! — вырвалось у меня само по себе. И она довольно заскулила. Как в те редкие моменты, когда видела в руках свой поводок. Она знала, что мы идем на прогулку. И эти прогулки были для меня самым лучшим из прежних воспоминаний. — Марла! Девочка! — звала я свою любимицу и все никак не верила, что жизнь нас опять свела вместе. — Иди ко мне...  

У меня на глазах клубились слезы. Я была так счастлива опять ее почувствовать руками. Этот холодный острый нос. Эти стоячие ушки. Эту короткую гладкую шерстку... Ее надо бы выкупать сперва — вся в грязи и колючках, будто пробиралась через джунгли. 

— Какого хера происходит?! — гаркнул Марат.  

И Марла тут же зарычала. Она чувствовала угрозу и просто защищала меня. Вот и все. Она ведь не знала, враг он или друг. Я и сама до конца не поняла, кто он на самом деле. И если надо было выбирать между Марлой и тем, кто меня преступно украл, чтобы сделать невестой... То я без сомнений выберу собаку — она мне точно зла не причинит. Она — это единственное, что я по-настоящему любила в своей жизни. К Марату это пока не относилось, он был чем-то другим, и нам еще предстоит в этом разобраться. 

Впрочем, Стрельбицкий не хотел разбираться. Он был из тех, кто сперва стреляет, а затем уже спрашивает. 

— Я повторю свой вопрос! — психовал он, стоя рядом. А затем еще сильней повысил тон и просто заорал как животное: — ЧТО... ЗДЕСЬ... ПРОИСХОДИТ?! 

Марла сорвалась на лай и хотела вцепиться в него пастью. 

— Перестань так кричать! Она может решить, что ты опасен, и даже укусить! 

— Да не может быть! — орал Марат, будто мой поводырь ему что-то сделал. — Неужели она может укусить?! 

— Если будешь так орать, то может! 

Я успокаивала Марлу, но она вырывалась и яростно щелкала зубами возле ног Марата. 

— Отойди от нее! 

— Нет, это ты от нас отойди! Ты ее нервируешь! 

— Это я ее нервирую?! — прицепился он вдруг, словно моя собака была его врагом номер один. Она на самом деле очень добрая. И мухи не обидит. Не говоря уже о том, чтобы напасть на человека. Но Марат тут был иного мнения. — ЭТО ОНА МЕНЯ НЕРВИРУЕТ! С КАКОГО ХЕРА Я ДОЛЖЕН ТЕРПЕТЬ ЭТУ ВШИВУЮ ТВАРЬ В СОБСТВЕННОМ ДОМЕ?! 

— Она мой друг! 

— Не мели ерунды! Отойди — я ее пристрелю! 

— НЕТ! — взвизгнула я и едва удержала собаку за шею. Она так и порывалась цапнуть того, кто угрожал ей расправой. — Марла — мой поводырь! 

— Марла?! 

— Она собака-поводырь! Она не кусается! — закрывала я собой Марлу, только бы он не обидел ее и не сделал то, что обещал на психах.  

— Серьезно?!  

— Да! 

— И с каких это пор тупые доберманы стали вдруг поводырями?! — не верил мне Марат.