Страница 2 из 10
Глава первая
Кожа рук покраснела, проявлялись первые признаки раздражения, но я продолжала остервенело тереть их. Упорно. Безжалостно. Просто не могла остановиться. Зудящее ощущение в груди только нарастало, а в мозгу тревожно стучала назойливая, словно комар, мысль:
«Заразно. Заразно. Заразно…» – проклятая мизофобия.
Устало опустила плечи, машинально беря мыло. В очередной раз.
Когда это началось?.. уже не вспомню. Была ли причиной появления фобии болезнь, или что-то другое, сложно сказать. Я просто в какой-то момент стала замечать, что слишком брезглива. Морщилась, когда другие чихали, стараясь закрыться руками, морщилась перед тем, как коснуться дверных ручек, с недоверием стала относиться к общественным местам и заведениям, перестала ходить в кафе и кинотеатры. Дальше больше.
Я обрастала антисептиками, влажными антибактериальными салфетками, в отделении рюкзака навсегда поселилось жидкое мыло. Я ела из одной и той же посуды, которую мыла сама и никому не позволяла её трогать и готовку доверяла только маме. Мытьё рук превратилось в навязчивую привычку. И даже зубы я чистила после каждого приёма пищи.
При мыслях о поцелуях – вырабатывался рвотный рефлекс. Я не могла представить каково это: соприкоснуться с другим человеком губами, не говоря уже о чём-то большем. Меня бросало в ледяной пот. Тело прошибал озноб и сердце колотилось, будто обезумевшее, до мелких мушек перед глазами и звона в ушах.
Дожив до двадцати лет, я ни с кем не встречалась. Ни с кем не дружила, не заводила домашних животных, а моя комната напоминала стерильную палату. И не помогали ни терапии, ни приём лёгких транквилизаторов, не вызывающих привыкания. Они давали лишь временный эффект, лишь ненадолго заглушали мою тревожность. Через месяц всё возвращалось на свои места.
Правда последний год, мой двадцать первый год жизни, появились заметные улучшения. Я уже не нахожусь в предобморочном состоянии, если коснусь грязной ручки, смело мою руки в общественном туалете, могу проехать на автобусе пару остановок, а всё из-за сестры, которая слегла в январе в больницу с тяжёлой пневмонией, а родные были в командировке и мне приходилось… пусть через силу, но ради родного человека, почти каждый день приезжать в место, напоминающее рассадник заразы.
Я дрожала, заикалась. Рыдала… Без конца поливала всё вокруг антисептиком и, о чудо, ничем не заболела. За две недели, я ничего не подцепила. После этого случая стало капельку лучше. Легче.
Я и сама понимала, насколько глупо себя веду, но фобия не поддавалась логике и объяснению, контролю. Она просто была. Чужие прикосновения до сих пор вызывали по телу дрожь.
Горько усмехнулась, закрывая кран, поборола в себе желание достать антисептик и оторвала обычное бумажное полотенце. В туалете универа. Кому-то покажется это смешным, а для меня – настоящий прогресс.
За спиной хлопнула дверь и в отражении широких во всю стену зеркал показалась сестра. В карих глазах скользил немой укор: «Что? Опять?»
– Снова сбежала, – невозмутимо констатировала она, скрещивая руки на груди и приваливаясь плечом к стене. Русые волосы растрепались, в хрящике уха поблёскивал новый «гвоздик». Я только сейчас обнаружила, что эта ходячая проблема по имени Стася сделала ещё один прокол.
У нашего отца странное чувство юмора. Понимаю, он ждал сыновей, а родились мы, но это не повод, называть нас Станислава и Ярослава, но у него было иное мнение на этот счёт…
Плюс моего характера в том, что я никому не читала лекции, насколько грязными и опасными могут быть окружающие нас вещи. Та же стена уборной, на которую так беспечно опиралась Стася, представить страшно какие там бактерии ползают, поэтому поборола отвращение и вымолвила:
– Я пыталась держаться, правда, – глубокий вдох и выдох. И не стоит говорить сестре о том, что ногти у Звягина чёрные, неаккуратные… К горлу вновь подкатила тошнота. А он меня… этими руками, этими ногтями… – Я же извинилась, не вылетела из зала пулей. Даже не вырвало.
Стася скептически хмыкнула.
– Но тебя всё равно считают странной.
– Пусть, – выкинула влажный комок бумаги и всё же достала салфетки. Так просто к этой ручке я не прикоснусь. Не сейчас. – Ты лучше других знаешь, как много я делаю, чтобы быть нормальной.
Сестра задумчиво кивнула.
– Но я не смогу прикрывать тебя вечно. Тебе просто нужно завести отношения и всё пройдёт, – хмыкнула беспечно, доставая из кармана широкой в пол юбки телефон.
– Как у тебя всё просто, – усмехнулась, проходя мимо, касаясь поверхности исключительно сквозь влажные салфетки.
– А что сложного? – флегматично поинтересовалась Стася, придерживая пальцами дверь. Вот так легко. В душе разливалась зависть. Да. Я завидовала. Завидовала постоянно, потому что устала. Устала от себя, от фобии, от всего. Хотела сопливых отношений, хотела романтики, хотела нравиться парням, а не вызывать у них недоумение. – С нами же ты взаимодействуешь. Обнимаешься, соприкасаешься, значит, есть шанс, не всё потеряно.
– Вас я знаю, вы родные, – произнесла очевидное, выходя в коридор. Нужно возвращаться на ритмику, нельзя прогуливать пару.
Стася догнала меня и сунула под нос телефон.
– Смотри, – ткнула аккуратным розовым ногтем в экран. – В центре открылся Клуб одиноких сердец, они устраивают свидания вслепую. Ты заполняешь анкету и тебе подбирают идеального кандидата. У вас будет время узнать друг друга, не нужно сразу кидаться целоваться с ним. После первого свидания, каждый из вас анонимно напишет, хочет продолжения или нет. Если ваше желание совпадёт, на телефон потом придёт сообщение о новой встрече.
Я запнулась. Посмотрела на сестру, пристально вглядываясь в её лицо.
– Пила? – прищурилась подозрительно.
Стася шумно вздохнула, закатывая глаза.
– Тебе самой ничего не нужно делать, только анкету заполнить. Всё!.. сама подумай, ну где ты найдёшь себе парня? Красивая, а бестолковая.
Равнодушно вздёрнула бровь и продолжила путь.
– Я подумаю, – не стала сразу отказываться, решив, что могу сделать это потом.
Завернула за угол и глухо выругалась про себя. Совсем неприлично, для очень приличной студентки.
«Соколов…» – выдохнула злобно про себя и принялась считать до десяти. Нужно просто пройти мимо, просто пройти мимо…
– О, недотрога, – раздался весёлый, раздражающий голос. И чего прицепился? Скучно?.. скука многое бы объяснила. Я ведь совсем не интересна этому самовлюблённому мажору, который в жизни сам ничего не добился. Пустой как… даже слов не подобрать, как кто!.. а всё корчит из себя. Да, красивый и мужественный, как с обложки модного журнала, как те парни, что фотографируются в трусах от Calvin Klein. Загадочный и дерзкий, с улыбкой, от которой у девчонок ноги подкашиваются. И я порой тоже засматриваюсь, чего уж. Но я реалистка. Я мизофоб.
Парень нёс несколько упаковок бумаги, видимо, в деканат. Всё паиньку из себя корчит. Я попыталась пройти мимо, не отреагировав, как и собиралась, но…
– У тебя и со слухом проблемы? – поинтересовался он иронично, преграждая путь рукой, переложив три пачки бумаги в другую.
Остановилась, ощущая, как вдоль позвоночника ползёт озноб. Ладони моментально взмокли. Коснуться этого парня, я боялась больше чем других. Он… он же как общественный транспорт, любая может на нём прокатиться.
Стася рядом заинтересованно наблюдала за происходящим и вдруг заговорила.
– Ну так что? Подаём заявку в Клуб одиноких сердец?
Повернула к ней голову и вздёрнула бровь, как бы спрашивая: «Ты дура?», а сама ответила:
– Подаём, – нырнула под рукой Соколова и помчалась в зал, не оборачиваясь.
Но это и не нужно было, чтобы ощутить на себе обжигающий взгляд тёмно-серых с синевой глаз…
Группа, под аккомпанемент в лице нашего незаменимого педагога Елены Владимировны, сидящей за фортепиано в своём любимом клетчатом платье, изображала не то деревья, качающиеся на ветру, не то тину морскую, не то змей, ползущих вверх. Или это черви… нет, даже представлять не хочу. Пусть будут деревья.