Страница 9 из 63
6
– Ты, случайно, не домой? – спросил Баренбойм. – Мне в ту же сторону, могу подвезти.
Проблемы выбора больше не существовало.
– Домой, – сказал Розовски. Баренбойм распахнул дверцу. – Прошу!
Некоторое время ехали молча. Баренбойм включил магнитофон. Из стереоколонок, укрепленных в глубине салона, послышалось:
Женский голос с легкой хрипотцой выводил нехитрую мелодию с нехитрыми словами, от которых Натаниэль, почему-то немного разомлел. Баренбойм заметил это, улыбнулся:
– Нравится? Люба Успенская, слышал?
– Слышал.
– Жила в Америке, пела на Брайтоне, сейчас, в основном, в Москве.
… А потом мосты сожгла.
Навсегда…
– У тебя, случайно, нет «Битлз»? – неожиданно спросил Розовски.
– Почему нет? Есть. Возьми в бардачке, там на любой вкус… Любишь вспоминать молодость?
– Молодость… Нет, просто мне под «Битлз», почему-то, хорошо думается.
– Есть о чем?
– Еще бы.
Баренбойм поменял кассету. Они снова замолчали.
– Послушай, а ты так и не купил себе машину? – спросил Баренбойм. Они, как раз, проезжали по улице Ха-Масгер, сплошь заставленной автосалонами разных фирм. Плотно прижавшись друг к другу, предлагали свой товар «Вольво», «Мицубиси», «Субару», «Ровер». Даже «Лада», скромно примостившаяся рядом с именитыми соседями. Видимо, искрящиеся никелем, нарядные новенькие автомобили подсказали вопрос.
– Не купил.
– Почему?
Натаниэль пожал плечами.
– Не люблю железа. Идиосинкразия, наверное. Могу я иметь какую-нибудь странность? Эркюль Пуаро любит хвастаться, Шерлок Холмс играет на скрипке. Ниро Вульф непрерывно что-нибудь ест. А я терпеть не могу автомобилей.
– От скромности ты, пожалуй, тоже не умрешь, – Баренбойм засмеялся.
– Я и не собирался… – лениво сказал Натаниэль. – Обрати внимание, я сравнивал себя только с литературными героями.
– Я обратил. А чего ты не собирался?
– Помирать от скромности. Да и от другого тоже не собираюсь.
Баренбойм усмехнулся, искоса глянул на невозмутимого Натаниэля.
– Ну-ну…
– Володя, ты был знаком с Розенфельдом?
Баренбойм немного подумал.
– С каким? С Ари? Президентом «Интера»?
Натаниэль кивнул.
– Он же застрелился, – сказал Баренбойм. – Так мне говорили.
– Ты как моя бабушка. Ее спрашивали: «Сколько у вас было детей?» Она начинала считать: Циля, Роза, Миша. Трое! Ей говорят: «Как же трое? А Мулик?» – «Какой Мулик?» – «Который умер в двадцатом». – «Так он же умер!» – Розовски усмехнулся. – Так и ты. Я спрашиваю: «Ты был знаком с Розенфельдом?» А ты отвечаешь: «Так он же застрелился».
Баренбойм рассмеялся.
– Был, был знаком, – сказал он. – Не очень хорошо, но был.
– Чтоб ты знал, – нехотя сказал Розовски, – он не стрелялся. Его застрелили. Ты что, газет не читаешь?
Баренбойм помотал головой.
– Наши газеты… – сказал он. – Пусть наши газеты читает кто-нибудь другой. Ветераны Второй мировой войны, дай им Бог здоровья. Им уже нечего терять… Нет, не читал. По радио слышал. Надо же! Убили. Ай-я-яй, а как круто стоял… – он покачал головой. – Надо же… Это точно?
– Точно, точно, – проворчал Розовски. – Точнее не бывает.
– Да, дела. Так что ты скажешь? Надо человеку после этого иметь много денег?
Вопрос не требовал ответа.
– А что ты? – осторожно спросил Баренбойм. – Занимаешься этим делом, да?
Розовски ответил не сразу.
– Я еще сам не знаю – занимаюсь или нет. Между прочим, один мой знакомый полчаса назад утверждал, что это все разборки «русской» мафии.
– Ой, они везде русскую мафию сейчас видят. Какая там мафия! Ты бы у Шмулика Бройдера поинтересовался, как мафия такие дела делает.
– Шмулик Бройдер… – Розовски попытался вспомнить, где он уже слышал это имя. – Чем он занимается?
– Тем же, чем все мы будем заниматься, рано или поздно, – философски заметил Баренбойм. – Беседует со своими родителями.
– При чем тут его родители?
– Они умерли пять лет назад, – пояснил Баренбойм. – Шмулик тоже лежит на кладбище. Третий день.
– Почему?
Баренбойм огорченно вздохнул.
– На выезде из Тель-Авива ужасное движение, – сказал он. – На эстакаде. Три дня назад от Шмулика остались одни воспоминания. И безутешная вдова.
– Прямо эпидемия какая-то, – сказал Розовски. – Интересно, на каком месте в списке рискованных профессий находится профессия «русский бизнесмен»?
– Смотря где, – резонно заметил Баренбойм. – В Израиле, по-моему, довольно низко, а, скажем, в России – думаю, в самом начале списка. Где-то между альпинистом и космонавтом.
– При чем тут Россия? – Розовски пожал плечами. – Я говорю об Израиле. То Шмулик, то Розенфельд.
– Да, Розенфельд… К сожалению, я его почти не знал. Нечего рассказывать. О Шмулике кое-что знал, но вряд ли тебя это может заинтересовать, – сказал Баренбойм.
– Я сейчас сам не знаю, что меня может заинтересовать, – честно признался Натаниэль.
– Только не рассказывай мне сказки, – заявил Баренбойм. – Он не знает. Когда меня спрашивают, почем сейчас доллар, я тоже говорю, что не знаю.
– А кстати, почем сейчас доллар? – спросил Натаниэль.
– Я не знаю, – ответил Баренбойм. – Между нами, – он нахмурился, – я его конечно, под машину не толкал, но… – он запнулся.
– Но?
– Иной раз руки, честно говоря, чесались. Не удивлюсь, если это тоже не случайность, – мрачно сообщил Баренбойм. – Хотя, конечно, все может быть, но связи Шмулика и его привычки, это… – он не договорил, с сокрушенным видом покрутил головой. – Мафия… Скажут тоже. Будет тебе киллер изображать самоубийство! Нет, Розенфельд – это не мафия.
Больше они не разговаривали. Розовски думал о своем, Баренбойм – о своем.
«Вольво» остановилась у подъезда.
– Может, зайдешь? – спросил Розовски из вежливости.
– Рад бы, но… – Баренбойм постучал по циферблату своего «ролекса». – Некогда. Тетя Сарра дома?
– Нет, как всегда, у родственников.
– В Беер-Шеве?
– На этот раз – в Цфате. У моей мамы пол-Израиля в родственниках.
– Будешь звонить – передай привет, – вдруг Баренбойм оживился: – Слушай, ты так и не женился?
– Нет, а что?
– Давай познакомлю тебя с одной женщиной, – предложил Баренбойм. – Очень приличная женщина, тоже в разводе, детей нет. Бывшая москвичка, недавно приехала. С высшим образованием. Видная такая. А?
Розовски вздохнул.
– Зэев, – сказал он. – У моей мамы есть две хрустальные мечты: купить новую квартиру и женить меня вторично.
– Ну вот! – обрадовался Баренбойм. – Я же говорю! Записывай телефон. Скажешь: от меня.
– Ты не понял, – Натаниэль открыл дверцу. – Это мамина хрустальная мечта. Не моя.
Баренбойм пожал плечами.
– А-а… – разочарованно протянул он. – Ну ладно. Конечно, дело твое. Просто трудно одному… Так передай привет, хорошо?
Он уже собирался отъехать, когда Натаниэль снова наклонился к окошку и спросил:
– А кто сейчас стал президентом «Интера»?
– Левински, – не задумываясь, ответил Баренбойм. – Думаю, что Моше Левински. Он был вице-президентом компании при жизни Ари.
– Тоже из России?
– Мы с ним прилетели одним самолетом.
– Ясно… Ну, пока. Обязательно передам маме привет. Спасибо, Зэев.
– Не о чем говорить.
Темно-вишневый автомобиль мягко умчался в сторону Рамат-Авива. Натаниэль постоял немного у подъезда, словно раздумывая, стоит ли идти домой. Потом неторопливо поднялся к себе на третий этаж.