Страница 4 из 63
– Вы уверены, что вам нужен именно я? – спросил он осторожно. – Насколько я понимаю, делом Розенфельда уже занимается полиция. А круг моих клиентов и дел – новые репатрианты из России.
– Я все это знаю, – сказал вице-президент компании. – Потому и обратился в ваше агентство. Вы приедете, или нам искать кого-то другого? – видимо, ему порядком надоел нагловатый, как казалось, детектив, и Розовски понял, что может переиграть и потерять совершенно фантастического клиента. Это не слежка за пожилой супругой свихнувшегося пенсионера.
– Приеду, – сказал он.
– Через полчаса, – теперь уже диктовал условия Нахшон Михаэли, и Натаниэлю даже послышались нотки злорадства в его голосе. Но он сдержался – так же, как за несколько минут до того приходилось сдерживаться его собеседнику – и покорно сказал:
– Хорошо, через полчаса.
Выйдя из кабинета, Натаниэль наорал на Офру за то, что она, «вместо того, чтобы заниматься делом, устроила из приемной какое-то кафе-экспресс и поит кофе, купленным за личные деньги шефа, всяких бездельников». Последнее относилось к одному из помощников Розовски, Алексу Маркину, в недавнем прошлом – репатрианту из России. Кстати, именно его машина, одолженная Натаниэлем, вызвала сегодня раздражение последнего. На свою голову, Маркин получил у Офры чашку кофе в тот момент, когда в приемной появился шеф. По поводу отсутствия стажера, Габи Гольдберга, Розовски отпустил фразу на грани допустимого в приличном обществе. После робкого замечания Офры о том, что Натаниэль сам отправил Габи в Кирьят-Малахи за какой-то информацией, Розовски так свирепо глянул на секретаря, что у той раз и навсегда пропала охота заступаться за кого бы-то ни было. Словом, сценку «свирепый хозяин» он разыграл как по нотам. Слегка испорченное настроение было восстановлено. Он перевел дух, улыбнулся и сообщил:
– Ребята, я отправляюсь в компанию «Байт ле-Ам».
– Машиной? – полюбопытствовал Алекс.
– Нет, хватит с меня. Автобусом. А вы, пока что, сделайте для меня кое-что. Кстати, Офра, – вспомнил Розовски, – ты купила газеты?
Офра молча протянула ему пачку. Она все еще переживала грубую выходку своего начальника. Натаниэль быстро пролистал первые, с досадой отбросил их:
– Так я и думал. Ничего вразумительного. То же, что и по радио…
– О чем ты?
– Неважно… Алекс, собери, пожалуйста, информацию о компании «Интер». Чем занимается, кто в руководстве. Финансовое положение. Связи. Все, что успеешь до вечера. Вечером приедешь ко мне домой и доложишь.
Маркин пожал плечами.
– Собрать информацию за полдня? Боюсь, что ничего серьезного не успею.
– Я же говорю – что успеешь. Что не успеешь – соберешь завтра. Тем более, машина опять в твоем распоряжении… А ты, девочка, проверь-ка, не проходил ли, хоть как-то, по нашим делам некто Ари Розенфельд. Все, дети мои, я вас покидаю. Пожелайте мне успехов.
– Тебе звонил профессор Давид Гофман, – крикнула вдогонку Офра.
– Давид? – Натаниэль на мгновение остановился. – Вот, кстати, нужно будет у него спросить о работе для Габи. Вы знаете, что Габи от нас уходит?
– Знаем, – ответил Маркин. – Может, и правильно.
– Может, может… Офра, если Давид еще раз позвонит, скажи, что он мне нужен, и что я сам позвоню ему вечером, из дома.
– Может быть, перекусишь? – заботливо спросила Офра. – Сам же сказал, что еще не завтракал.
Розовски решительно помотал головой.
– Уже не успею, – ответил он. – Не страшно. Надеюсь, там меня ждет царское угощение. Так не забудь: Ари Розенфельд.
4
Надежды не оправдались. В кабинете вице-президента «Байт ле-Ам» ему сначала пришлось довольно долго сидеть в полном одиночестве, рассматривая стандартно выполненные рекламные плакаты компании и пытаясь на глаз определить стоимость массивной мебели и темных стенных панелей, делавших просторный кабинет достаточно уютным. Кофе ему так и не предложили. Через двадцать пять минут одиночества в кабинете появилось сразу трое совершенно непохожих друг на друга людей. Вице-президент Нахшон Михаэли оказался человеком маленького росточка, худощавым, с коротко подстриженными седыми волосами и в очках, закрывавших пол-лица. Несмотря на летнюю жару, он был одет в строгий темно-серый костюм. Правда, не хватало галстука, и ворот белой сорочки был распахнут. Но это, судя по всему, оказалось единственной вольностью, которую вице-президент себе позволил. Если степень строгости одежды определяла ступень, на которой собравшиеся находились в компании, то остальные двое явно не входили в ее руководство. Яркая красавица неопределенного возраста носила платье из чрезвычайно малого количества ткани, что же до последнего члена троицы – громилы лет тридцати – то его джинсам и легкомысленной футболке не помешала бы приличная стирка. Красавица оказалась референтом вице-президента, а громила – главой внутренней детективной службы. Вице-президент достаточно долго и с нескрываемым подозрением разглядывал детектива. Розовски постарался улыбнуться как можно ослепительнее. Но про себя вынужден был признать, что недоверчивость потенциальных и перспективных клиентов имела под собой основания. Натаниэль Розовски внешне не очень походил на полицейского, каковым он был еще несколько лет назад, или на частного детектива, каковым он являлся сейчас. Так, во всяком случае, полагали его друзья и бывшие сослуживцы. Это-то еще не самое страшное. К сожалению, он очень и очень напоминал актера, исполнявшего роль детектива в телесериале, к тому же, не очень хорошего актера, пытающегося подражать звездам.
Следует отметить, что определенные основания для подобного суждения имелись. В его решении оставить службу в полиции и открыть частное сыскное агентство присутствовал легкий оттенок театральности. Розовски сам прекрасно понимал это.
Решение об открытии частного детективного агентства он принял вскоре после того, как началась Большая алия 90-х, и в Израиль хлынула волна новых репатриантов. Ежедневные сообщения Министерства абсорбции из аэропорта Бен-Гурион напоминали победные реляции с театра военных действий: «Сегодня прибыло три самолета из Советского Союза… пять самолетов…». Русская речь зазвучала на каждом шагу. Вдоль тель-авивской Алленби запестрели вывески на русском языке. Одни радовались этому, другие относились скептически и с подозрением, а вот он сразу же почувствовал непаханое поле для энергичного специалиста. Будучи сам выходцем из Советского Союза, Натаниэль знал, что бывшие его соотечественники, приехав в Израиль, не весьма расположены к контактам с представителями официальных властей. Привычка не вмешивать в свои дела милицию впитывалась советскими людьми, что называется, с молоком матери. Естественным образом эта привычка последовала за ними и в Израиль. Перестав считаться советскими людьми, они не перестали оставаться таковыми. Так что, к израильской полиции они, на первых порах, относились так же, как и к родной (в прошлом) советской милиции. То есть, предпочитали находить пути для решения проблем, не прибегая к ее помощи. При всем том, у новых репатриантов проблем, в том числе, и требующих вмешательства полиции, хватало.
Такое положение дел послужило первой побудительной причиной для Розовски. Второй же причиной было то, что он, опять-таки, в силу своего происхождения, знал, насколько романтично звучит для советского слуха словосочетание «частный детектив». Он и сам пошел служить в полицию двадцать лет назад, после демобилизации, не без романтических иллюзий. Иллюзии быстро развеялись, но это уже другой вопрос.
А коль скоро обе причины были достаточно вескими, то и облик частного детектива должен был в глазах потенциальных клиентов, соответствовать сложившемуся стереотипу суперсыщика. Так что внешность Натаниэля имела для него самого и чисто коммерческую ценность. Он никому бы и ни за что не признался, но факт остается фактом – на первых порах Розовски просмотрел кучу американских боевиков, причем отнюдь не для того, чтобы развеяться или развлечься после повседневных забот. Нет, он это выполнял с тем же чувством, с каким изучал раньше вещественные доказательства. Он даже репетировал перед зеркалом стальной суровый взгляд и лениво-небрежную манеру цедить сквозь зубы слова. Кстати говоря, по-русски это получалось куда эффектнее, чем на иврите, а неизбежный акцент, приобретенный Натаниэлем за двадцать с лишним лет жизни в Израиле, только придавал его разговору особый шарм – разумеется, в глазах, точнее, в ушах новых репатриантов.