Страница 25 из 63
Давид Сеньор. «Сефер ха-Цваим».
Внизу страницы была аккуратно выведена строка – по-видимому, из Торы: «Кто согрешил предо Мною, того сотру я из книги Моей». Три буквы выделялись из строки цветом чернил: буква «hей» была выписана красным, буква «шин» – синим, буква «тет» – зеленым, «hей-шин-тет». Триста девять. Вернее, пять тысяч триста девять. Так автор – или переписчик– обозначил год написания книги – пять тысяч триста девятый по еврейскому летоисчислению, то есть, тысяча шестьсот восемьдесят шестой – по европейскому. Своеобразное щегольство каллиграфиста. Сейчас профессору Гофману виделся особый, зловещий смысл этого стиха: «Кто согрешил предо Мною, того сотру я из книги Моей». Он вспомнил, что связано с этим именем, с этой книгой и с этим годом.
2
На столе перед Натаниэлем Розовски лежал большой лист бумаги, расчерченный на несколько квадратов. Часть квадратов была заполнена аккуратно написанными словами. Квадраты были соединены стрелками, возле некоторых красовались жирно подчеркнутые вопросительные и восклицательные знаки. Алекс Маркин некоторое время с интересом изучал макушку шефа, покрытую редеющими курчавыми волосами, перегнувшись через стол, заглянул в расчерченный листок и вежливо спросил:
– Это каббала? Или решаешь кроссворд?
– В самую точку, – буркнул Натаниэль, не поднимая головы. – Решаю кроссворд.
– Я тебе не мешаю?
– Нисколько. Если хочешь, можешь даже помочь. Вот, например: слово из неопределенного числа букв, обозначающее непорядочное, мягко говоря, отношение клиента к частному детективу. Знаешь?
Маркин подумал и ответил:
– Свинство.
– Мягко. Слишком мягко, – заявил Розовски. – Есть какие-нибудь синонимы? Только покруче.
– Сколько угодно, – сказал Алекс. – Но, в основном, нецензурные.
– Замечательно. Перечисляй. В алфавитном порядке.
Маркин перечислил. На восьмом или девятом, особо закрученном слове, Розовски, наконец, оторвался от своего занятия и с неподдельным восхищением посмотрел на своего помощника.
– Ну, ты даешь, Алекс! – сказал он. – Ты просто зарываешь свой филологический талант в землю.
Алекс рассмеялся. Розовски вздохнул и спросил, вновь возвращаясь к своему занятию:
– Что у тебя на сегодня запланировано?
– Да так, рутина.
– А точнее?
– Отчеты по делам. Хочешь послушать?
– Да, пожалуй… Между прочим, хорошо выглядишь, – сообщил Натаниэль своему помощнику. – Выходные идут тебе на пользу.
Алекс хмыкнул. Он, действительно, выглядел посвежевшим и даже поправившимся – в отличие от традиционно небритого и осунувшегося шефа.
– У меня к тебе еще одно поручение, – сказал Натаниэль. – Выбери, пожалуйста, время и завези вот эту папку в «Байт ле-Ам», – он указал на переплетенную в темный пластик папку.
– Сегодня?
– Вообще-то, надо было вчера. Даже позавчера. Даже неделю назад.
– Хорошо, а что в папке?
– Документы, – ответил Розовски. – Документы по делу Розенфельда. В «Байт ле-Ам» есть один парень, Амос. Ему и отдашь. Внутренняя детективная служба.
Алекс кивнул.
– Ладно, докладывай, – Натаниэль отложил ручку и с удовольствием потянулся. – Ч-черт, хорошо бы сейчас махнуть куда-нибудь денька на два, верно?
– Верно, – Маркин улыбнулся. – Например, в Эйлат.
– Хотя бы… Так что там у тебя сегодня?
Маркин принялся было отчитываться по последним делам, но вскоре замолчал, несколько смущенный рассеянно-отрешенным взглядом шефа.
– Что? – словно очнувшись, Розовски посмотрел на Алекса с легким недоумением. – Почему ты замолчал?
– По-моему, ты меня не слушаешь, – ответил Алекс.
– С чего ты взял? – Натаниэль пожал плечами. – Я слушаю тебя очень внимательно. Значит, говоришь, парень действительно шляется по борделям, но вовсе не за тем, о чем думает его мамаша?
– Именно, – Маркин кивнул. – Только не по борделям, а по борделю. Одному.
– Ясно… И что же мы должны ей сообщить, по-твоему?
– А это уже твое дело, – Алекс развел руками. – Я свое сделал. Вот видеокассета, вот письменный отчет, – он положил названные предметы на стол, перед Натаниэлем.
– Здорово… – Розовски вздохнул. – Позвонить мамаше и сообщить: «Так и так, мадам, ваш мальчик действительно навещает проституток, но не для того, чтобы оставлять у них деньги, а совсем наоборот». Иными словами, сутенерствует парень потихоньку… – он полистал отчет, с видимой досадой отбросил его в сторону, буркнув при этом: «Сукин сын».
Маркин деликатно помолчал, потом спросил:
– Я могу идти? Мне еще два дела надо закончить. Наследство от нашего Габи.
– Габи… – повторил Розовски задумчиво. – Габи… – он что-то вписал в один из квадратов на листе. – Ты иди, иди, спасибо, Алекс, – рассеянно сказал он. – Занимайся.
Алекс поднялся. Видно было, что ему очень хочется спросить о чем-то у шефа, но решился он уже стоя у двери:
– Ты не хочешь сказать, чем занимаешься?
Розовски неопределенно промычал что-то, но потом сжалился:
– Ладно, можешь посмотреть, – Натаниэль подтолкнул лист к нему.
– «Розенфельд»… «Галина»… «Спросить Габи»… Вопросы, требующие немедленного ответа… – прочитал Алекс и недоуменно воззрился на Розовски. – Что это?
– Схема расследования, – коротко ответил Натаниэль.
– Расследования? Мы что – продолжаем заниматься делом Ари Розенфельда?
Розовски промолчал.
Алекс покачал головой.
– Я так полагаю, – сказал он, – что две недели назад нас вежливо попросили закруглиться. И даже оплатили наши старания. Я не прав?
– Прав, прав, – проворчал Розовски.
– Так что же?
Натаниэль пожал плечами.
– Сам не знаю, – ответил он неохотно. – Что-то меня в этом деле зацепило. И мне не хочется оставлять некоторые вопросы без ответов. Понимаешь?
– Например?
– Например… – Розовски кряхтя вылез из кресла, подошел к окну, приспустил жалюзи: – Жарко сегодня, верно?
– Не жарче обычного.
– В холодильнике есть что-нибудь? – спросил Натаниэль.
– Не знаю, сейчас посмотрю, – Офра выпросила у Натаниэля выходной, и сегодня Алексу приходилось, помимо прочего, выполнять обязанности секретаря. Он вышел в приемную и тут же вернулся с двумя запотевшими банками колы. – Устроит?
– Вполне. Так вот, – Розовски с громким хлопком распечатал банку, сделал глоток. – Я помню, что фамилия «Розенфельд» звучала в нашем офисе. Повторяю это еще раз. Что это значит?
– Либо он сам был клиентом, либо кто-то из клиентов упоминал о нем, – ответил Алекс. – Но это может быть никак не связано с обстоятельствами его гибели.
– Согласен, и тем не менее… Я хочу успокоить собственную память, – упрямо сказал Розовски. – Я хочу доказать самому себе, что, во-первых, я не склеротик, а во-вторых – не страдаю галлюцинациями. Поэтому я хочу провести, если можно так выразиться, внутреннее расследование. Ты как – не возражаешь?
Алекс открыл было рот, но в это время раздалась трель телефонного звонка.
– Минутку… – бросил Натаниэль, снимая трубку. – Алло, я слушаю. Ронен?… – Розовски мельком глянул на Алекса, кивком указал на дверь. Маркин вышел из кабинета. – Привет, Ронен, как дела? Что-нибудь прояснилось?
– Эксперты выражают сомнение в том, что Ари Розенфельд убит из собственного револьвера, – мрачно сообщил инспектор. – Как тебе это нравится?
– А-а… – Розовски вздохнул. – Я никогда особо не доверял экспертам, ты же помнишь. Они создают иллюзию достоверности и точности. А на самом деле, эксперты, прежде всего – люди. То есть, вполне могут ошибаться. На них ведь тоже оказывают влияние субъективные факторы. Настроение. Состояние желудка в момент проведения экспертизы. И так далее. Не стоит расстраиваться по этому поводу.
Инспектор Алон некоторое время осмысливал слова Натаниэля, потом спросил:
– У тебя проблемы?
– У меня? – Розовски сделал удивленное лицо, словно инспектор мог его видеть. Правая его рука продолжала чертить каракули на листе бумаги. – С чего ты взял?