Страница 10 из 14
– Так они ещё и ведро с собой прихватили, – дополняет находчивый Егорыч. – Будут дорогой в колодцах воду черпать.
– А что же ей в этом-то пруду не жилось? – спрашивает дурень.
– Так ведь миграция у них, – со знанием дела врёт рыбак. – Нереститься ей срочно надо, вот и побежала. В том пруду, говорят, нереститься интересней, условия приятнее, а уж икру метать в этом будут, на малой родине!
– Вот ведь беда-то! – почесал дурень пузо сквозь дыру в рубахе. – А мне что же теперь делать прикажите? Я же её поймать хотел!
– Ну так беги, догоняй, пока совсем из виду не скрылась! – советует добрый рыбак.
Выскочил дурень из пруда, поблагодарил доброго дяденьку за совет, отдал ему в знак благодарности мочалку, и побежал через всё поле рыбу догонять. Бежит, вода у него из рваных башмаков в разные стороны брызжет.
Усмехнулся Егорыч, помахал рукой вдогонку дурню, размотал удочку и давай рыбачить.
Час рыбачит, два рыбачит, три рыбачит… С десяток карасиков уже наловил. И вдруг…
Возвращается запыхавшийся дурень! Весь в мыле, как конь загнанный!
– Нет, дяденька, – качает головой, – не рыба это. Догнал я, а это, оказывается, птички какие-то! Издалека-то, конечно, похожи на рыб, но вблизи – ни капельки! Видно другой дорогой рыбы-то ушли. А мне с птицами разговаривать не о чем. Не смогут они мою задачку решить!
– А что за задачка-то? – делает вид что интересуется Егорыч.
– Да вот, – отвечает дурень, – подумал я тут, может ли человек под водой жить, или не может? Вот и пришёл на пруд, чтобы выловить рыбу и спросить у неё.
– Вот чудак! – усмехнулся рыбак. – Ты бы лучше про мировую экономику у неё спросил! И за кого голосовать на следующих выборах!
– Да это мне знать не интересно, – махнул рукой дурень. – Главное, выяснить, может ли и человек под водой жить или не может. Если может, то всё остальное вообще не важно, а если не может, так и подавно!
Заклевало тут у рыбака, дёрнул он удочку, вытащил из воды карасика (втихаря, чтобы дурень не видел) и в ведро его – бульк!..
– О-о! – заметил ведро дурень. – А что ж они, рыбы-то, ведро своё забыли? Как же они будут воду из колодца черпать?.. Ой, пропадут!.. У кого же я тогда ответ узнаю?.. Спасать надо! Спасать!
Схватил он ведро и побежал опять через поле, только куда-то в другую сторону. Соседский пруд, видать, искать. То есть тот, что в соседней деревне.
– Стой! Стой! – кричит ему вслед Егорыч. – Куда же ты?! Рыба-то у тебя в ведре! У неё и спроси!..
Да разве его, дурня, докричишься. Ума нет, а ноги быстрые.
– Эх, верно говорят, грешно над слабоумными смеяться, – вздохнул Егорыч. – Лишний раз усмехнёшься, сам же и поперхнёшься!
БЕЗ МУЖСКОЙ ЛЮБВИ И ЛАСКИ ЖИЗНИ НЕТУ ДАЖЕ В СКАЗКЕ!
Ох, давным-давно это было. Уж никто и не вспомнит когда именно.
Только случился как-то раз в одном царстве-государстве один случай, про который мы вам сейчас и поведаем.
Протянул Иван-царевич посреди ночи руку к любимой Василисе, чтобы приобнять её с нежностью, да приласкать с любовью, и… чуть не помер от страху!.. наткнулась его рука не на тёплое и приятное, а на холодное и гадкое!
Вскочил Иван-царевич на ноги, зажёг лучину и видит – лежит на кровати, на том самом месте где должна лежать его милая жёнушка, совсем не Василиса Премудрая, а огромная мерзкая жаба с выпученными глазищами и с бородавками по всему телу!
– Это что же такое-то?! – не на шутку испугался Иван-царевич.
– Опять злые вороги превратили меня в чудище болотное, любимый мой Ванечка, – проквакала мерзкая тварь жалобным голосом.
– Вот те на! – почесал взлохмаченную голову Иван-царевич. – А я уж надеялся, что заклятие после первого поцелуя навеки сгинуло! Что же теперь делать-то? Неужто опять целоваться придётся?
И вспомнив, как это было тогда, впервые, на болоте, он брезгвительно поморщился.
– Да боюсь, Ванечка, что одним поцелуем тут теперь не отделаться. В прошлый-то раз я просто лягушкою была, а теперь вон какою жабою оказалася!
– А как-же тогда?.. – глаза царевича округлились от предчувствия самого страшного.
– Чувствую, придётся тебе, Ванечка, выполнить со мною супружескую обязанность, – вздохнула жаба, – чтобы я обратно в Василису превратилась.
– Что? – прохрипел царевич, чуть дар речи не теряя. – Супружескую обязанность?.. С жабою бородавчатой?!..
– А иначе, Ванюша, так и останусь я на веки вечные чудищем, и не вернётся к тебе никогда твоя любимая Василисушка.
Покручинился, покручинился Иван-царевич…
«Что ж, делать нечего, – сказал он сам себе мысленно. – Придётся мне, горемычному, выполнить то, что требуется – приласкать жабу страшную, чтобы она обратно в мою красавицу превратилася».
Выпил он тут чарку зелья заморского для храбрости, прилёг на брачное ложе, закрыл глаза, чтоб от жабьего уродства не вырвало, усадил чудище болотное на то место, которым супружескую обязанность выполнять следует, и…
Час прошёл, второй пробежал, третий промчался. Вымотался уже бедный царевич, а жаба в Василису всё не превращается и не превращается.
– Что же это за напасть-то такая! – чуть не плачет Иван. – И долго мне ещё мучиться?
– Видимо, Ванечка, не от всей души ты стараешься, вот я и не превращаюсь в Василисушку, – отвечает ему жаба. – Ты уж будь со мной понежней да поласковей. Не смотри на мой облик теперешний. Я же всё-таки ни какая-то там обычная жаба болотная, а жена твоя законная.
И ещё три часа Иван-царевич промаялся. Уж как только не старался он быть и понежнее и поласковей, а толку всё не было. И рассвет за окном забрезжил, и петух давно прокукарекал… Жаба как была жабою, так ей и осталась!
– Всё! Не могу больше супружескую обязанность исполнять! – простонал обессиленный Иван-царевич. – Боюсь, исполнительный жезл скоро отвалится! Выполнил супружескую обязанность на три года вперёд! Сил больше нет!.. Ну, что же ты всё никак в Василису-то не превращаешься?
– Ты уж потерпи, любимый мой Ванечка, – проквакала жаба. – Я и сама уже измучилась. Да видно продолжить нам с тобою придётся. Заклятие больно уж сильное попалось!
И выпил ещё раз заморского зелья царевич для поднятия духа, и взвалил на себя снова жабу болотную, мерзкую и бородавчатую…
Но тут вдруг дверь в покои приоткрылася и на пороге – о, чудо! – сама Василиса Премудрая появилася!
– Ох! – охнула законная жена Ивана-царевича, увидев в объятиях мужа какую-то незнакомую жабу. – Как же это понимать, Ванюша? Али я не мила тебе больше, коли ты, пока я для твоего батюшки ковёр из лунных нитей шью, на всяких бородавчатых бросаешься?
– Что?! – не понимая происходящего, скинул с себя жабу Иван-царевич.
– А, может, ты зоофил, Ванечка? – спросила Василисушка. – И меня в болоте отыскал, да целоваться сразу полез. И любовницу вон тоже из болота притащил. Не случайно, видимо, тебя на всякую такую живность тянет… ох, не случайно! Вчера ты с лягушкой был, сегодня с жабой, а завтра? Крокодила в постель затащишь?
– Ква-а-а! – рассмеялась жаба нахальным образом. – Вот умора!
– Да это не то, о чём ты подумала, Василисушка! – вскричал Иван-царевич. – Я тебе сейчас всё объясню!..
– Да не нужны мне никакие твои объяснения. Не напрасно меня Премудрой прозвали. Я и сама всё прекрасно вижу. Извращенец ты, Ваня!
– Ква-а-а! – опять рассмеялась жаба. – Мало того, что извращенец, так ещё и дурак доверчивый! – спрыгнула она с кровати прямо на подоконник. – Вот нарожу я теперь головастиков, штук пятьсот, с физиономиями Ивана-царевича, и будет он мне алименты на болото высылать пожизненно! Ква-ква-ква!
И, со злорадным смехом, выскочила жаба в окно и плюхнулась в родное болото.
Три дня и три ночи не разговаривала Василиса Премудрая с Иваном-царевичем, но на четвёртую ночь всё-таки простила. И мужа и жабу. Ведь и сама она, следует признать, в лягушачьей шкуре побывала, и прекрасно понимала, каково это – без мужской любви и ласки годами в болоте томиться.