Его сладкая девочка

— Пройдем в смотровую, надо узнать, что у нас там.

— Я…

Малышка мнется, стесняясь сказать про уборную. Озвучиваю я, на что Алексеич улыбается и отпускает малышку.

— Егор Александрович, сейчас оценим степень раскрытия у Вашей супруги. И будем готовиться к родам.

— Уже?

Наверное, тупее вопроса просто невозможно было задать.

— Часа через три—четыре, а, может, и дольше. Схватки с каким интервалом?

— Да вроде нет еще схваток.

Словно в подтверждение моих слов Ксюша выходит из уборной в полусогнутом состоянии.

— Вот и начались. — Тарас улыбается. А я не знаю, куда себя деть, чтобы помочь Ксюшке. Она бледная совсем. — Пройдемте, Ксения.

Жена снова хватает мою руку. Так и двигаемся по коридору. Только сейчас успеваю заметить, что моя умничка накинула халат. В коридоре накрывает очередной схваткой, и я беру жену на руки. Боль это не уменьшит, но, может, хотя бы от такой поддержки ей будет легче.

— Раскрытие небольшое, ждем.

Смотрю вопросительно, сдвинув брови. Что значит—то это? Ксюха на кресле корчится от боли, а он тут про раскрытие чешет.

— Ожидаем полного раскрытия шейки матки. Во время схваток родовые пути подготавливаются для прохождения через них плода со всеми плодными образованиями. — Тарас поясняет мне свои слова, как маленькому школьнику.

Еще бы выражался понятным языком. У меня мозг от беспокойства отключился. Зато на полную катушку включилась функция «защищать».

Следующие нескончаемые часы я считаю интервал, который застрял на отметке «шесть минут». Каждые шесть минут моя малышка сжимается от боли, плачет и царапает мои предплечья. Губы искусаны в кровь, на лбу испарина.

— Посмотрим.

Затаив дыхание жду заветные слова, что все. Сейчас уже всё случится и…

— Так. Чуть лучше, но еще по—прежнему небольшое. Сейчас сделаем КТГ плода и, думаю, можем дать Вашей жене отдохнуть.

Поспать? Да она воды попить нормально не может.

Тем не менее, после аппарата, малышке что—то колют, и она засыпает, вздрагивая во сне. Глажу влажное личико, убираю прилипшие волосы. Устала. Под глазам тени, на губах запеклась капелька крови. А ведь это только начало…

Спустя час у обезболивающего заканчивается действие и ягодка просыпается. Массаж спины, приседания на мяче, душ… мы даже в ванную вместе садились. Еще пару дней назад я мечтал о втором ребенке, но на данный момент вот вообще не уверен, что готов пройти через все еще раз. Если меня накрывает, не могу даже представить, каково моей любимой. У нее взгляд плывет, а на слезы уже нет сил. Сейчас она свернулась на кушетке клубочком и только поскуливает.

Мучитель перестает гонять Ксюшку на ужасный агрегат, именуемый смотровым креслом, и после очередного осмотра проговаривает:

— Вы в родах. Готовимся.

Меня оттесняют от малышки, заставляя облачиться в одноразовый халат, шапочку, какие—то странные недогольфы. Молча напяливаю все, наблюдая за женой. Ей помогают переодеться и лечь на специальный стол, который трансформируют в кресло. Ксюшка психует, отпихивает мою руку, плачет. Потом цепляется и снова отпихивает.

Поворачиваю лицо жены и долго смотрю в ее глаза. Понимаю, что больно и тяжело. Понимаю. Вижу.

— Надо постараться, малышка. Чуть—чуть. Роди мне здорового пацана. Пожалуйста, родная.

— Ксения Игоревна, по моей команде…

Моя невероятно сильная девочка собирается и послушно выполняет команды врача. Несколько раз кричит, но я ловлю её взгляд и не отпускаю до самого…

Господи… Шумное дыхание и голова врачей перекрывает тонкий плач. Не плач даже, а писк. На белоснежной пеленке, открыв мутные глазки, в слизи и пятнах крови… лежит самый прекрасный человечек на всем белом свете.

Не дыша перевожу взгляд с него на Ксюшу, и обратно.

Акушерка отходит на бесконечно долгие минуты и возвращает завернутого в пеленку чистенького малыша. Кладет на грудь к Ксюше.

— Что?

Я понимаю, мне говорят слова. Вижу даже, как шевелятся губы. Но в голове стоит на повторе писк и… я реально больше не вижу и не слышу ничего…

— Поздравляю, Егор Александрович. У Вас дочь.

— Дддддочь?

— Дочка, Егорка. Наша дочка.

Малышка шепчет, слизывая слезки язычком. Руками она аккуратно придерживает… нашу дочь…

Девочка.

Сжимаю переносицу, понимая, что меня накрывает лавиной чувств.

Девочка. Дочка.

— Ты… Егор? Ты…

— Тшшшш, — наклоняюсь и целую любимые губы. — Девочка. Спасибо за дочку, любимая. Спасибо!

Спасибо, моя сладкая девочка.

Эпилог

— Папа, смотри, как я умею!?

Полинка несется по дорожке на велосипеде, с которого мы сняли утром тренировочные колесики. Инстинктивно дёргаюсь и тут же останавливаю себя: ей уже почти пять лет, она справится.

На визг дочки из кухни выскакивает дед. За эти годы он лишь слегка поседел, но держит себя в форме. А как иначе? Он у нас многодетный дедушка и без его сказок на ночь женское царство напрочь отказывается засыпать.

Даже взрослая Дашка не упустит момента влезть на колени, когда никто не видит. Она вытянулась за эти годы, отрастила длинные косы. Стала серьезной школьницей, погруженной в учебу и танцы. Одно осталось неизменным: широкая улыбка, когда я прихожу домой. И её друзья — Давид и Тимур. Первого, правда, она с недавнего времени зовет на «Вы». Но исключительно с целью позлить, ведь верный рыцарь не разделил её задумки завести бультерьера.

— Поля, ты еще маленькая, чтобы так гонять.

Это наша Маша включает воспитателя. Сначала она в штыки восприняла появление сестрички, но стоило Поле начать ползать, как Маруська оценила возможность игр в маму и дочку.

— Машунь, накинь кофточку, — прошу среднюю дочь. — Еще прохладно.

— Ну паааааап.

— Маша! — Сдвигаю брови, и мелкую сдувает ветром. На самом деле мы оба знаем, что я сержусь наиграно, и ни за что в жизни не подниму на них руку или не повышу голос всерьез. Знает и веревки из меня вьет.

Жестом зову деда присоединиться и иду на качели. Ксюшка очень уютно обустроила наш сад. Теперь здесь зона для игр, зона для отдыха, зона для шашлыков. И по всем зонам валяются игрушки. Их невозможно собрать.

Мы редко собираемся с друзьями у нас. Если хочется увидеться, всей толпой заваливаемся в деревню к Северу. Дом разросся и вмещает все наши семейства.

— Егорка, ты где? — Моя нежная ягодка, моя Ксюшка выносит из дома пухлого малыша. — Посидишь с ним, пока я закончу? Опять всю муку по кухне раскидал.

Это он может. Максим Егорович дает нам всем прикурить. Ни старшие девочки, ни Поля не были такими хулиганистыми. Ну как не были. Всё в меру. Макс же не может прожить и дня, чтобы куда—нибудь не влезть, что—нибудь не сломать. При этом делает всё с улыбкой и на вопрос «зачем» неизменно следует один ответ: — Кьясиво.

Максу завтра исполняется два года и Ксюня готовит торт. Её подруга удивительно печет, и научила жену. Теперь на каждый праздник мы получаем невероятно вкусный и красивый шедевр.

С утра начнут собираться гости: приедут отец с матерью. Мы успешно пережили период непонимания и сейчас прекрасно общаемся. Мама души не чает во внуках, а отец часто приезжает, чтобы… потанцевать с Дашкой. Маленькая вредина покорила его своим бойким характером и чувством юмора.

Мы, к сожалению, так и не смогли наладить контакт с бабушкой. После их развода с Керро—старшим мы виделись всего один раз. Она приехала поздравить с рождением Макса. Мне показалось, что в её глазах блеснула влага, но, возможно, это была лишь игра воображения.

Моя жена идет навстречу, а я, вместо того, чтобы броситься к ней, любуюсь своей девочкой. Ей невероятно идет роль мамы. Она светится изнутри, согревая всех нас теплом и заботой. И любовью. Любить так, как любит Ксюша, не может никто.

И я… я каждый день благодарю высшие силы за нашу встречу. Мы вместе столько лет, но я люблю всё сильнее и больше. Грудную клетку разрывает от нежности к моей девочке. К моей вкусной ягодке.