Страница 67 из 75
— Я знаю, — тихо говорит он.
И, совсем как прошлой ночью, ещё один замочек на моём сердце открывается и падает. Совсем как прошлой ночью, Райдер не сердитый, не нетерпеливый, не разочарованный из-за того, что я сейчас не способна на большее.
Мой голос делается тоненьким, но мне нужно донести свой посыл. Мне нужно, чтобы он понимал, во что ввязывается.
— Притворяться, будто такое не пугает меня очень, очень сильно — бессмысленно. Я не хороша в таких вещах. Я никогда прежде этого не делала.
Райдер пристально смотрит на меня, затем кладёт руку на стол, ладонью вверх. Я без колебаний даю ему свою руку, затем вздыхаю, когда его пальцы мягко поглаживают мою ладонь.
— Сказать такое непросто, Солнце.
На глаза выступают слёзы, и я киваю.
— Спасибо, — тихо говорит он, сжимая мою ладонь.
Я прикусываю губу и сжимаю его руку в ответ. Когда он отпускает, я обхватываю кружку кофе, чтобы согреться. Но жар приходит довольно быстро. Он простреливает мой позвоночник, пока я смотрю, как Райдер пьёт из своей кружки, и подмечаю весь его очаровательный внешний вид с утра. Ему идут взъерошенные со сна волосы, а между футболкой и пижамными штанами выглядывает отвлекающая полоска кожи.
— Итак, — Райдер отпивает кофе, затем ставит кружку. — «Такие вещи». О чём именно идет речь?
— Разве я этим утром недостаточно говорила о чувствах?
Райдер просто смотрит на меня и улыбается.
Я матерюсь себе под нос и делаю большой глоток кофе.
— Ты и я, Лесоруб. То, что между нами.
Он нагибается ровно настолько, чтобы опереться локтями на стол. На нём серая термофутболка, поношенная и облегающая во всех нужных местах. Она льнёт к точёным мышцам его плеч и рук, плотно прилегает к подтянутой талии. Мне уже страшно увидеть то, что ниже. Я практически уверена, что это клетчатая фланель, и я сомневаюсь, что готова к этой лесорубной сексуальности.
— То, что между нами, — повторяет он. — А именно...?
Я открываю рот, но слова не приходят. Я хочу быть храброй, хочу сказать то, чего ждёт от меня Райдер, чем я хочу попытаться быть с ним, но моя храбрость застревает где-то между моим горлом и языком.
Его телефон нарушает тишину, вибрируя и сдвигаясь по кварцевой столешнице. Райдер не глядя отключает сигнал, но мои глаза по дурости опускаются к экрану. Эмма.
Перед глазами всё окрашивается красным. Эмма. Что ещё за Эмма, мать вашу за ногу?
— Ничего важного, — спокойно отвечает Райдер.
Я резко вскидываю глаза.
— Я сказала это вслух?
— Да, Уилла, — Райдер улыбается и ласково убирает мой локон со лба. — Серьёзно, она мне никто.
Я смотрю на него, часто моргая. В моей груди происходят очень странные вещи. Такое чувство, будто кто-то колотит по ней ломом, и быстро образуются трещины. Моя кожа ощущается горячей, голова раскалывается. Кажется... кажется, я ревную?
Райдер подвигает телефон ко мне.
— Не веришь — сама посмотри.
Телефон так и кричит мне разблокировать его, нырнуть в сообщения Райдера. Кто ещё ему пишет? Какие другие цыпочки с красивыми современными именами вместо тех, что вдохновлены помешанными на прериях авторами ХХ века, закидывают его телефон сообщениями?
Я закрываю глаза и медленно выдыхаю.
— Я тебе доверяю.
— Ты всё равно можешь посмотреть.
Я открываю глаза и прищуриваюсь.
— Ты хочешь, чтобы я это сделала?
Райдер пожимает.
— Мне всё равно. Если бы какой-то парень закидывал тебя сообщениями, мне было бы любопытно. Я безоговорочно тебе доверяю, но, думаю, я был бы не прочь узнать, что он пишет. Давай, смотри, Солнце.
Забрав кружку кофе со стола, Райдер отступает. Чёрт возьми, мои худшие страхи подтвердились. Фланель на его фантастической заднице и ногах мужчины гор смотрится так же хорошо, как и на его торсе валителя деревьев.
— Я пойду освежусь. Не стесняйся.
Он уходит, не сказав ни слова, и оставляет меня со своим телефоном, обжигающим мою ладонь.
Я барабаню пальцами по столу. Часы тикают. Кофе остывает.
— Ох, да какого чёрта, — я разблокирую его телефон, потому что да, я уже знаю пароль.
Изучение телефона Райдера начинается безобидно. Он много переписывается с братьями и сёстрами, и это согревает моё сердце. Я завидую и в то же время безумно счастлива, что у него такая дружная семья. Он каждое утро пишет своей маме. От этого моё нутро сжимается. Я намеренно избегаю сообщений от Сэди, Эммы, Хейли и Оливии.
А потом не избегаю.
Жёваный ты крот. Эти цыпочки не церемонятся. Приглашения на кофе, стандартные сообщения в духе «давно не виделись». «Давай как-нибудь поужинаем». Предположительно, они его бывшие. Партнёрши на одну ночь. Не девушки, поскольку Райдер ясно дал понять, что не имел отношений со старших классов школы... кто знает, почему он так делает упор на этом. Я знаю, что все эти сообщения начинаются примерно со времени атаки на Крепость Лица Райдера, когда Бекс и Такер вынудили его, сбрив центр бороды.
Я не удивлена. Я всегда считала Райдера горячим и по-настоящему привлекательным. Есть какая-то тихая сексуальность в мужчине, который не щеголяет всем, что может предложить, и это явно моя слабость, хотя я этого не осознавала. Может, я и хотела придушить его с момента первой встречи, но вскоре осознала, что при этом нахожу его чрезвычайно привлекательным.
Но Райдер без бороды — это типа... ну, он мог бы быть моделью. У него классически красивые черты лица, достаточно огрубевшие благодаря мужественности, резким линиям, влиянию солнца и времени под открытым небом, чтобы он выглядел более зрелым и взрослым, чем есть на самом деле. Райдер — это мужчина среди моря мальчиков. Когда борода исчезла, этот факт оказался на всеобщем обозрении.
Моё сердце бешено стучит. Райдер не ответил ни на одно из этих сообщений. Он прочитал их, ясно давая понять, что всё видел, но игнорирует. Он ясно продемонстрировал своё отношение. Но я всё ещё дрожу от этого нового зудящего ощущения под кожей. Я испытываю абсурдное желание побежать и повалить его на пол, покусать его тёплую упругую кожу с головы до пят, зацеловать его до бесчувствия, а потом всё утро скакать на его «сучке» лесоруба. Я хочу, чтобы каждый дюйм Райдера ясно заявлял «собственность Уиллы». Я хочу, чтобы все знали — он мой, я его, и мы хотим лишь друг друга.
Твою мать. Твою мааааать.
Реальность шлёпает меня по голове. Если бы я увидела его с одной из этих женщин, если бы он согласился хоть на бл*дскую чашку чая, мне бы показалось, будто моё сердце вырвали из груди.
Это не собственничество. Это не какие-то мелочные женские игры, в которые я позволяю себе вляпаться. Когда я пытаюсь представить его с другой... как другая женщина держит его за руку, дёргает за волосы, целует или прикасается к нему, нежится в его тёплых объятиях, массирует его голову при мигрени... это ощущается так, будто я стою перед кривым зеркалом на карнавале. Это неправильный образ. Я инстинктивно, без всяких сомнений знаю, что это неправильно. Так никогда не должно быть.
Почему? Ответ всё громче и громче стучит во мне, и вот уже от правды сотрясаются мои кости, дрожит клетка, в которой я всё заперла. Потому что я лю...
— Солнце?
Его голос эхом доносится сверху. Ласковость и знакомость моего прозвища — это как тёплое одеялко ободрения, окружившее меня. Это звуковая версия его объятий, и сжимание этих больших рук пробуждает чувство, жившее во мне месяцами. Как будто находясь с Райдером Бергманом, я нахожусь в точности на своём месте.
— Что?
— Похоже, скоро будет дождь. Если я хочу надрать тебе задницу на поле, нам лучше поспешить.
Уверенность ужасающим грузом оседает в моей груди. Она опускается в живот и приземляется тяжёлым, крепким, неоспоримым фактом. Поверить не могу в то, что собираюсь сделать, и всё же я решительно настроена сделать это теперь, когда я понимаю. Теперь, когда это звенит в моих ушах, наполняет моё сердце, требует быть озвученным.
— Иду!