Страница 60 из 75
Я снова глажу её по спине и улыбаюсь.
— Это не странно. У нас было кое-что общее. Превосходные свистуны. Прямолинейные. Не пасующие перед твоим характером, — мои пальцы скользят по её неукротимым волосам. — А также глубинная любовь к твоим безумным волосам, странным метафорам и нелепым вещам, слетающим с твоего языка.
Уилла наклоняется и мягко кусает меня через рубашку. От этого по всему телу проносится дрожь, и я крепче стискиваю её спину.
— Веди себя прилично.
Она улыбается.
— И с чего бы мне начинать вести себя прилично, Мужчина Гор? Я тебе нравлюсь такой, какая я есть.
***
Всё не налаживается за одну ночь, но Уилла больше не исчезает и отвечает на мои сообщения. Через несколько дней она соглашается поужинать со мной, если парни и Руни тоже будут там. Она всё ещё воздвигает между нами все возможные барьеры, пока ей это удаётся.
Я понимаю, почему. Всё, что она сказала на Рождество, никуда не делось. Она уедет отсюда покорять мир футбола, а я, по её мнению, буду преподавать уроки сплава на каноэ где-нибудь в Жопе Мира, штат Вашингтон. Её сердце до сих пор ранимо. Она скорбит. Она будет скорбеть ещё долго.
В данный момент ей нужен друг. Возможно, я друг, который вот-вот умрёт от желания стать чем-то большим, но я всё равно её друг. Или, если выразиться точнее, снова в старой знакомой категории: её друг-враг.
— Как ты это называешь, чёрт подери?
Я оборачиваюсь через плечо. Уилла с презрительным выражением тычет в приготовленное мной гуакамоле.
— Это гуак, Солнце. Тебе очки нужны или что?
— Я в курсе, что это гуакамоле, Бугай. Ну, или было им, пока ты не швырнул туда манго, — она с отвращением роняет ложку. — Какого хера?
— Это с тобой что-то не так. Все любят усовершенствованный гуак.
— Вот эта женщина не любит. Такер? Бекс? Руни?
Такер и Руни играют в FIFA на Нинтендо. Бекс уставился на их игру. Ни один из них не отвечает. Уилла поворачивается ко мне и пожимает плечами.
— Ну и дети пошли. Прилипли к телику.
У меня случается один из тех моментов, когда сложно это обуздать — свирепую нужду схватить её за изумительную задницу, обернуть её бёдра вокруг меня и зацеловать до потери сознания.
Взгляд Уиллы мечется от моих губ к глазам и обратно.
— Ты выглядишь голодным.
— Я и правда голоден.
Она шумно сглатывает.
— Л-ладно. Ну, тако почти готовы. Мы можем поесть.
Я отворачиваюсь от неё, повелевая своему телу остыть. Это не работает. Ничто не останавливает то, как каждый мой дюйм пылает для неё. Это пытка, бл*дь. Платонические объятия и поцелуи в лоб. Покачивать её в моих руках и дышать ровно. Каждое маленькое задевание локтем или бедром. Грива её волос и этот соблазнительный запах, который никуда не девается.
Ладони ударяют по моим плечам, прерывая мои мысли. Я поворачиваюсь и вижу Бекса, когда тот отпускает меня, стиснув плечи напоследок.
— Пахнет здорово.
Такер и Руни тоже подтягиваются, хватая начинки и соусы. Мои глаза снова останавливаются на Уилле. Мы стоим, будто жизнь движется в режиме замедленной съёмке, а наши друзья снуют вокруг нас размытыми пятнами.
— Ребят? — Такер тычет меня пальцем. Я наконец резко поворачиваю голову в его сторону, заставляя его подпрыгнуть. — Иисусе, ты страшный. У тебя глаза психа. Тебе на пробежку надо или что?
— Именно это мне и надо... или что-то ещё, — бурчу я.
Щёки Уиллы розовеют. Она держит стопку тарелок и сжимает их до побеления костяшек пальцев. Когда я подхожу к ней, её грудь тяжело вздымается, шея и уши темнеют от румянца.
— Можешь остаться после ужина? — спрашиваю я.
Её глаза выпучиваются.
— Эм, что?
— Просто останься после того, как они уйдут. Хочу тебе кое-что дать.
У неё вырывается очередной хрюкающий смешок. Я уже понял, что это её нервный смех.
— Это прозвучало грязно, Бергман.
Приподняв бровь, я забираю у неё тарелки.
— Извращенка. Припаркуй свою попу и ешь тако.
Она прикусывает губу, и впервые за долгое время она улыбается как Уилла, которую я знал раньше. У которой в жизни были поводы для улыбок.
Такер и Бекс — студенты колледжа, так что они уничтожают серьёзное количество еды. Руни от них не особо отстаёт, но я наблюдаю за Уиллой — как она ковыряет бобы, кладет их в рот так, будто приказывает себе поесть. Мои глаза снова сосредотачиваются на ней, время и пространство меркнут на периферии. Мне нужно, чтобы все ушли, и я смог предложить ей кое-что. А потом мне нужно, чтобы она согласилась.
Глаза Уиллы встречаются с моими. Сначала они расширяются в духе «на что ты смотришь?». Но когда я удерживаю её взгляд, они сужаются до раздражённых щёлочек.
Бекс достаёт телефон.
— Таймер.
— Ставки, — кричит Такер.
Руни с отвращением бросает своё тако.
— Неа. Я больше не буду этому потакать. Мне надоело, что мама и папа ссорятся, — встав, она вырывает телефон из рук Бекса, засовывает деньги Така обратно в карман рубашки и дёргает их обоих за руки. — Выметайтесь. Этим двоим нужно преодолеть это астрономическое сексуальное напряжение и разобраться с этим по старинке.
У Уиллы отвисает челюсть, пока она смотрит на Руни.
— Серьёзно, Рустер?9
Руни качает головой.
— Мне это так надоело. Вы двое. Поговорите. Потрогайте друг друга. Потрахайтесь. Пожалуйста, Господи, положите конец пыткам. Я уже тону. Я заражаюсь от вас перевозбуждённостью...
— С этим могу помочь, — вклинивается Такер.
Бекс шлёпает его по макушке.
— Завязывай.
— Я и сама прекрасно справляюсь, парни, — говорит Руни, после чего обращается к Уилле и мне. — Суть вот в чём: довольно. Разберитесь с этим.
Руни вытаскивает парней за дверь вместе с собой и захлопывает её.
Уилла следит за ними, но в итоге её голова поворачивается ко мне, и черты искажаются неверием. Она выглядит так, будто ей ужасно некомфортно, а когда Уилле Роуз Саттер некомфортно, она об этом не говорит.
— Ну, это было вообще внезапно.
Поправочка. Она поговорит об этом, если это приведёт к приуменьшению или отрицанию.
— Да не особо, Уилла, — я встаю и собираю тарелки, ставя их друг на друга, пока они не превращаются в накренившуюся башню объедков.
Уилла опешивает, вскакивает и собирает блюдечки с соусами, смахивает тёртый сыр с края стола в свою ладошку.
— О чём ты говоришь, чёрт возьми?
Я обхожу её, с грохотом ставя тарелки в раковину. Уилла аккуратно ставит свою ношу рядом, затем поворачивается лицом ко мне.
— В Рождество я сказал тебе, чего я хочу.
— Да, — рявкает она. — А потом моя мама умерла, уж извини.
— Я не имел в виду это, — у меня вырывается вздох. — Я лишь говорю, что Руни констатирует очевидное.
Уилла стискивает челюсти, и её глаза искрят свирепой медью.
— Это не очевидно. Мы не очевидны.
— О? — я медленно иду к ней. Уилла пятится синхронно со мной, пока её задница не натыкается на кухонный шкафчик. Я опираюсь ладонями на его поверхность, расположив руки так, чтобы она оказалась в ловушке моего тела. Ей приходится выгнуть шею, чтобы посмотреть на меня. Её пульс бешено бьётся у основания горла. К щекам приливает румянец. Соски явно напряглись под поношенной футболкой с Мией Хэмм, и она сжимает бёдра.
— С головы до пят, Солнце, всё говорит, что ты меня хочешь. Посмотри на меня и скажи, что не видишь того же.
Она приподнимает подбородок, глаза встречаются с моими. Никакая борода не скрывает мой собственный румянец или движение кадыка, когда я пытаюсь сглотнуть. Рубашка никак не маскирует учащённое дыхание. Мои джинсы — вообще безнадёжный случай. Никакой материал не сумел бы скрыть, что я твёрд как камень для неё. Мои пальцы сжимают столешницу кухонного шкафчика до побеления костяшек. Мы — взрывная реакция за мгновение до встречи двух стихий.
Я опускаю голову, провожу губами по раковине её уха.
— Скажи, что ты этого не видишь, Уилла.
Она дрожит.