Страница 13 из 15
– Его же там от этого лечат? – спросила на всякий случай Агата, к вечеру не очень уверенная в своих воспоминаниях о предмете разговора.
– Должны лечить, должны! Но лечат ли? Короче, наш Арни подписывает договор на роман за кругленький гонорарец, его везут в элитный санаторий писать эту нетленку на всём готовеньком, а он еще, сволочь, пьёт!
Зависть – чувство плохое, тем не менее, Поляна никак не мог отделаться от ощущения, что начинает другу завидовать. Вот он, Виктор Поляна, пашет на ниве высокого искусства, и тайком пишет ромфант, чтобы заработать на хлеб насущный. Да, Арни прав, заработок выходит неплохой, так и сколько душевных сил тратится!
– Вот ты скажи мне, – обратился он к Агате, делавшей себе «отвертку» из водки и апельсинового сока, – ты ромфант любишь?
Агата отвлеклась от стакана.
– Что я люблю?
– Романтическое фэнтези. Например, попадает наша простая русская баба в другой мир. Там её любят принцы, эльфы и драконы. Хотя здесь она не была нужна никому, даже сантехнику Васе.
– Поняла. Нет, нет не люблю. Такой тип женщин, как я, не читает подобную литературу. Я всё понимаю, но нет! Кстати, моя подруга, с которой мы живем вместе еще с общаги, читает. Я видела своими глазами! – последнюю фразу Агата произнесла громким шепотом, округлив глаза.
– Кто у неё любимый автор? – не удержался от вопроса Витёк.
– Не автор – авторесса! Я почему запомнила: имечко у мадам больно вычурное. Элеонора Саксен! Подруга сказала, что эта писательница сейчас одна из самых крутых! Куда мы, Вить, катимся!
Несмотря на заключительную реплику, Витьку стало приятно. Однако почивать на лаврах своего альтер эго долго ему не дали: позвонил Арни.
– Витёк, просьба у меня к тебе. Ты, пожалуйста, хоть раз в неделю наведывайся ко мне в квартиру. Тебе ж недалеко. А то я тут надолго. Чтоб присматривать. Мне примерещилось, что Фаланд с помощниками обещали туда приезжать, чуть ни перенести туда редакцию. Но я был… ну, ты помнишь, не очень в состоянии воспринимать действительность. Поэтому ты уж возьми на себя труд, Витёк. Сильно сомневаюсь в том, что Фаланд там появится.
Поляна друга понимал прекрасно и, несмотря на щедроты редакции, тоже не был уверен в их альтруизме.
– Конечно, Арни! Не беспокойся. Буду ездить к тебе регулярно.
В этот момент Агата, поняв, что происходит, затрясла Витька за рукав.
– Скажи ему, я туда перееду! Скажи, Вить! – шипела она. – Цветочки поливать буду…
– Нет у него цветочков, – попытался стряхнуть со своей руки Агатову Поляна.
– Что там у вас? – спросил Кучерявый.
– Арни, давай я у тебя поживу! – закричала в мобильный Витька Агата. – Присмотрю за хозяйством!
– Ладно, поживи. Почему нет, – покладисто согласился Кучерявый. – Ключи запасные у Витька. Съездите в первый раз вместе с ним. Он тебе там всё покажет.
Так как Агата не раз ночевала и у Кучерявого тоже, она «всё» в его квартире знала неплохо, но спорить не стала: с Витьком веселее, заодно о поэзии побазарят. О поэзии поговорить никогда не лишнее.
Часть вторая. «Бесовщина какая-то…»
Человечество любит деньги, из чего бы те ни были сделаны.
(М. Булгаков)
Глава 1. Примерно с 13 апреля
На кухне верховодила Галина. Она постоянно что-то пекла, жарила, месила, из-за чего по квартире разносились приятнейшие запахи. Время от времени Фаланд надиктовывал ей тексты – на стол водрузили пишущую машинку «Ундервуд» производства 1896 года. Галина, что есть мочи, тарабанила по клавишам, с грохотом передвигая каретку. Затем листки, напечатанные под копирку, передавались Афранию, который подшивал их в соответствующие папочки. В комнате заседала «редакция». Так как на дверь квартиры решили прибить табличку «Мосэк, редакция Теодора Фаланда», потихоньку среди литераторов об этом прошел слух. И когда в квартиру потянулись авторы, пришлось в комнату посадить Флюшку и Фиелло для приема посетителей. Вскоре на входной двери появилось объявление: «Рукописи принимаются только в распечатанном виде», ниже: «Прием рукописей с 10.00 до 19.00. Перерыв на обед с 13.00 до 14.00. Выходные дни: суббота и воскресенье», еще ниже: «Основная тематика редакции: демонология, мистификации, происхождение человека, ад и прочие смежные темы». Сбоку болтался листок с нарисованной на нем театральной маской и надписью: «Бал-маскарад. Без масок не входить».
Сначала литератору следовало подходить к столу Флюшки – это был письменный стол Кучерявого. Флюшка бегло просматривал название и первые листки. Иногда швырял рукописи обратно авторам, громко выкрикивая:
– Не по теме! Графомань! Вам только заявления в полицию писать!
Иногда отправлял литератора с рукописью к столу Фиелло. Тот сидел в нарукавниках за низеньким журнальным столиком Кучерявого, отчего авторам приходилось нагибаться, чтобы продиктовать свои данные. В огромный гроссбух Фиелло записывал фамилию, имя, отчество сдавшего рукопись, дату приема рукописи, название произведения. Автор расписывался, на рукопись ставилась большая печать, выправленная по случаю («Издательство Мосэк. Редакция Теодора Фаланда»). Компьютеров в этой квартире не признавали. Единственный ноутбук увез с собой Кучерявый, нового не покупали по причине полного отрицания подобного ведения дел.
На лестничной клетке, к неудовольствию соседей, с раннего утра выстраивалась очередь. В самые первые дни нашествия писателей Афраний вышел из квартиры с банкой желтой краски и разлиновал пространство от лифта до квартиры, затем приклеил надписи: «Соблюдай дистанцию!». Так как литераторы очень быстро перестали пользоваться лифтом, и очередь змейкой спускалась по лестничным пролетам, то на ступеньках аналогичным образом пришлось нарисовать желтые полоски и приклеить надписи. В семь вечера допуск авторов в квартиру прекращался. Первый в очереди всегда умолял пустить его: «Меня пустите, я тут с утра. Одного человека всего! Еще без пяти минут!..» Но Флюшка клал свою мохнатую лапу на грудь говорившего, и тот успокаивался, по его лицу растекалась глупая улыбка. Писатель видел перед собой кошачью лапу, думал о переутомлении, кивал, забывая, чего кричал. Стоявшие позади, из-за дистанции, за соблюдением которой строго следил Афраний, ничего толком не понимали, кроме того, что редакция до завтра закрыта. Большинство, написав номер очереди на ладони, уходили. Однако стоявшие в первых рядах устраивались на полу, подложив под тело заранее припасенные картонки или коврики для занятий фитнесом. На свободном метровом пространстве расстилалась газетка или одноразовая скатёрка. Народ доставал из котомок бутерброды, огурчики, звенели бутылки. Литераторы принимались за еду, одновременно рассказывая друг другу разные истории, в том числе о требованиях редакции Теодора Фаланда, разительно отличавшихся от требований редакции, например, Алены Пономаренко.
В один из теплых апрельских дней терпение соседей лопнуло, и они вызвали полицию.
– Господа, позвольте, – полицейский, пришедший с проверкой, с трудом проходил от лифта к квартире. Соблюдение дистанции вполне позволяло преодолеть этот отрезок пути без особых проблем, но в каждом человеке литераторы видели коллегу, желавшего прорваться в редакцию без очереди, поэтому полицейского нещадно тормозили через каждый метр, выкрикивая оскорбления: «Тоже мне интеллигент выискался!», «Куда прёшь, тут живая очередь!», «Начало очереди на первом этаже!» и классическое «Вас тут не стояло! Я всех помню в лицо!». Полицейский терпеливо показывал удостоверение и повторял, что идет он по заявлению соседей.
Оказавшись возле двери, полицейский хотел было позвонить, но дверь, как по волшебству, распахнулась и Галина в белом фартучке, поблёскивая лубутенами, томно произнесла:
– Прошу вас, заходите, так вас ждали!
Полицейский вошел, Галина тут же захлопнула дверь перед носом у очередного автора и повернулась голой спиной к служителю порядка.