Похититель трупов

– Да, – сказал Ивенс, – бывают же такие жалкие смертные, вроде него.

– И для них как раз столько же случаев стать привидениями, сколько и для всех нас, – добавил я.

– Некоторую «остроту» ему придавало то, что он уже как будто почти понял свою сущность. Переделка, в которую он попал, пожелав «явиться», подействовала на него чрезвычайно угнетающе. Ему сказали, что это будет только «развлечением», ну, он и «явился», не ожидая ничего иного, кроме «развлечения», а вышло, что к его биографии только прибавилась еще одна неудача. Он показал себя бесподобным воплощением неудачника. Он говорил – и я вполне верю, – что он никогда во всю жизнь не сделал ничего такого, что не кончилось бы полным провалом, и в течение бесконечных веков иного он не сделает. Если бы еще нашелся кто-нибудь, кто отнесся бы к нему сочувственно… Тут он остановился, сосредоточенно поглядел на меня и сказал, как это ни было странно, что ни от кого и никогда не видел он такого сочувствия, как от меня. Я понял, чего недостает ему, и решил поставить его на место. Быть может, это было грубо, но, знаете, быть «единственным настоящим другом» и наперсником одного из этих хилых себялюбцев, человека или призрака – все равно, – это свыше моих сил. Я быстро поднялся и сказал:

– Не кажется ли вам, что вы с этим возитесь, как наседка с яйцами? Если вам что и надо сделать, так это поскорей выбраться из всего этого. Соберитесь с силами и попытайтесь.

– Не могу, – промолвил он.

– А вы попытайтесь, – повторил я, и он попробовал…

– Попробовал! – воскликнул Сандерсон. – Каким же образом?

– При помощи пассов, – ответил Клейтон.

– Пассов?

– Да. Он проделывал целый ряд сложных движений руками. При помощи этих пассов он явился и при помощи их исчез. Боже! Сколько мне было возни с ним!

– Но как же с помощью каких-то пассов… – начал я.

– Дорогой мой, – прервал меня Клейтон, поворачиваясь ко мне и с особым ударением произнося некоторые слова. – Вы желаете, чтобы все было ясно. Я не знаю как. Все, что я знаю, – это то, что вы делаете или, по крайней мере, что он делал, вот и все. Прошло несколько ужасных минут, он продолжал свои пассы и сразу же исчез.

– Следили ли вы за его пассами? – медленно спросил Сандерсон.

– Да, – ответил Клейтон и как будто задумался. – Было чрезвычайно странно, – продолжал он, – нас было двое – я и оно, это неуловимо-прозрачное привидение, – в этом молчании комнаты, в этой тишине пустой гостиницы, в маленьком городишке в ночь на пятницу. Ни единого звука, если не считать наших голосов и слабого шороха, который слышался, когда призрак парил в воздухе. Были две зажженные свечи на туалетном столике, вот и все. Порою то одна, то другая вытягивалась длинным, тонким пламенем. И вот тут случилось нечто странное.

– Я не могу, – сказал призрак, – я никогда…

И, вижу я, садится он в маленькое кресло в ногах постели и начинает рыдать и рыдать. Боже! Какое это было жалкое, всхлипывающее существо!

– Ну возьмите же себя в руки, вы! – сказал я и хотел слегка похлопать его по спине, но… моя рука прошла сквозь него! А к этому времени, надо заметить, я уже был не тот, каким вошел на площадку лестницы. Я уже освоился со странностью происходящего. Помню, я с легким содроганием отдернул руку и отошел к туалетному столику. – Возьмите же себя в руки, – повторил я, – попробуйте. – И, чтобы придать ему духу и помочь, я начал и сам проделывать это.

– Что?! – воскликнул Сандерсон. – Пассы?

– Да, пассы.

– Но ведь… – сказал я, почувствовав, что мне пришла в голову одна идея.

– Это интересно, – перебил Сандерсон, сунув палец в свою трубку. – Вы хотите сказать, что это ваше привидение…

– Сделало все, что могло, чтобы переступить назначенный ему предел бытия? Да?

– Нет, – сказал Уиш, – он был не в состоянии, он не мог. Или и вы тоже отправились бы туда вместе с ним.

– Именно так, – сказал я. Теперь найдены были слова для той мелькнувшей на миг идеи.

– Именно так, – повторил Клейтон, сосредоточенно глядя на огонь.

На короткое время наступило молчание.

– И все же в конце концов он сделал это? – спросил Сандерсон.

– В конце концов – да, сделал. Мне пришлось помогать ему, и в конце концов он это сделал – это вышло как-то внезапно. Он уже совсем был в отчаянии. У нас была сцена с ним. А потом он вдруг поднялся и попросил меня медленно повторить перед ним все его пассы.

– Мне кажется, – сказал он, – если я увижу, то сразу пойму, в чем ошибка была в моих пассах.

Так я и сделал.

– Я знаю, – вдруг говорит он.

– Что вы знаете? – спрашиваю я.

– Я знаю, – повторил он и с раздражением продолжал: – Я не могу этого сделать, когда вы глядите на меня, уверяю вас, не могу: отчасти это и было причиной всей неудачи. Я человек настолько нервный, что вы можете мне помешать.

Ну, у нас тут вышел спор. Вполне естественно, что я хотел посмотреть, а он был упрям, как мул, но тут я вдруг чувствую, что устал, как собака; он надоел мне.

– Ладно, – говорю я, – не буду смотреть на вас, – и отвернулся к зеркалу на платяном шкафу у кровати.

И он быстро принялся за дело. Я пробовал следить за ним в зеркале, чтобы увидеть, в чем именно секрет. Его руки и кисти рук вертелись вот так, и так, и так, и затем быстро последний из пассов – когда вы стоите выпрямившись, широко распростерши руки. И вот когда дело дошло до этого решительного момента, он вдруг исчез. Исчез! Его не было! Я повернулся к тому месту, где он стоял, – там ничего не было. Я был один, потрясенный, на столике мигали свечи. Что произошло? Да и было ли вообще что-нибудь? Может быть, это был сон?.. И вот в виде финала в это мгновение раздался нелепый звон – это часы над площадкой нашли момент как раз подходящим для того, чтобы ударить: раз. Дзинь! А я был серьезен и хладнокровен, как судья, несмотря на все выпитое шампанское и виски. Странное это, знаете, чувство, чертовски странное! Господи, до чего странно!

Он взглянул на сигарный пепел и сказал:

– Вот и все, что случилось.

– А потом вы отправились спать? – спросил Ивенс.

– А что же мне еще оставалось!

Я взглянул в глаза Уишу. И мне и ему хотелось позубоскалить немного, но было что-то, может быть, в голосе и в облике Клейтона, что сковало это наше желание.

– А как же насчет этих пассов? – спросил Сандерсон.

– Я думаю, что я мог бы показать вам их сейчас.

– О! – воскликнул Сандерсон и, вынув перочинный ножик, принялся вычищать свою глиняную трубку.

– Ну, чего же вы не показываете? – спросил Сандерсон, закрывая с треском перочинный ножик.

– Это я сейчас сделаю, – ответил Клейтон.

– Они не подействуют, – заметил Ивенс.

– Если они подействуют… – намекнул я предостерегающе.

– А знаете, лучше бы вы этого не делали, – заметил Уиш, вытягивая ноги.

– Почему? – спросил Ивенс.

– Лучше не делать, – повторил Уиш.

– Но ведь все равно он делает их неправильно, – сказал Сандерсон, набивая в трубку слишком много табаку.

– Тем не менее я считаю, что лучше, если бы он не делал, – настаивал Уиш.

Мы стали разубеждать Уиша. Он говорил, что для Клейтона пройти вновь через эти жесты значило бы издеваться над серьезными вещами.

– Но ведь вы-то сами не верите?.. – возразил я. Уиш взглянул на Клейтона, который пристально смотрел на огонь, что-то обдумывая.

– Я верю, во всяком случае, больше чем наполовину верю, – сказал Уиш.

– Клейтон, – сказал я, – мы хорошо знаем, как вы умеете приврать. Большая часть вашего рассказа правдоподобна. Но вот это исчезновение… это требует доказательства. Сознайтесь, что все это сказка.

Он поднялся с кресла, оставив без ответа мои слова, стал посередине коврика перед камином и посмотрел мне в лицо. Потом взглянул задумчиво на свои ноги, а дальше все время глаза его оставались прикованными к стене напротив. Он медленно поднял обе руки на уровне своих глаз и начал…

А надо заметить, Сандерсон – член масонской ложи Четырех Королей, которая посвятила себя изучению и истолкованию всех тайн масонства в его прошлом и настоящем, и среди последователей этой ложи Сандерсон, во всяком случае, не из последних. Он следил за движениями Клейтона с особенным интересом.