Страница 8 из 56
Под землю.
Черт!
Талия!
Я должна волноваться за себя, но я не могу этого сделать. Она никогда не была здесь раньше. Возможно, она потерялась и напугана. Мне нужно вернуться к ней, а это значит – убраться подальше от этого ублюдка. Я пинаюсь и бью, а потом что-то ударяет меня по затылку, вырубая меня.
~
Когда прихожу в себя, я не двигаюсь.
Меня все еще тошнит, вероятно, от боли, и голова болит, но не так сильно, как плечо, которое тревожно немеет. Заставив себя открыть глаза, я понимаю, что лежу на полу, бетон передо мной грязный и испачканный.
Затем раздается бормотание.
Голоса.
Много голосов.
Я рывком поднимаюсь и сажусь на колени, мои глаза округляются от ужаса, когда я осматриваю окружающую обстановку.
Я нахожусь в логове гребаного монстра, окруженная сотнями монстров. Они смотрят на меня, оставляя между мной и собой широкий пустой круг, как будто не хотят рисковать и подходить ближе. Я почти смеюсь, потому что они определенно не боятся меня, и странно, что я не боюсь их.
А мне определенно следовало бы. Я виню шок от раны.
Они кроваво-красные, с хвостами и изогнутыми рогами на головах. Большинство из них без рубашек, с огромными багровыми грудями и невероятными мускулами. Они тоже высокие, гигантские.
Какой-то шум заставляет меня повернуть голову, и тогда я вижу трон, золотой, мать его, трон, на котором сидит один из монстров. Его огромные ноги раздвинуты, а хвост перекинут через подлокотник. Его голова наклонена вниз, черные брови нависают над бездонными, полуночными черными глазами. Каким-то образом я знаю, что именно это существо забрало меня.
Но почему?
И почему, черт возьми, я все еще жива?
— Э, привет? — говорю я, желая заполнить тишину.
▪ 8 ▪
АКУДЖИ
Ее нерешительный, но сильный голос разносится по воздуху, заставляя мой народ замереть. Некоторые смотрят на меня вопросительно, недоумевая, зачем я привел сюда человека. Мы склонны не обращать внимания на тех, кто вторгается на наши земли, но другие обращают. Я убивал солдат, которые пытались похитить мой народ или причинить ему вред, мои руки были в крови, когда я с радостью сворачивал им шеи.
Я не друг людям... за исключением Рыжика.
Они все еще задаются вопросом почему. Почему я пощадил ее? Почему я спас ее? Почему она здесь?
Ответ в том, что я не знаю. Я никогда не знал, когда дело касалось ее. Это чувство, тянущее меня к моему человеку из самых глубин моей души, я не могу объяснить.
Видя, как она стоит передо мной на коленях, сузив глаза и приняв покорную позу, мой член твердеет под набедренной повязкой. Я не обращаю на это внимания, как всегда, ведь мы не из застенчивых людей. Мои соплеменники даже не заметят, но ее глаза расширяются, и это заставляет меня улыбаться. Реакция моего Рыжика так очаровательна. Румянец начинает окрашивать ее слишком бледные щеки.
Ей больно.
Я чувствую запах ее крови, который настолько густой в воздухе, что почти осязаем на вкус. От этой мысли я высунул язык, чтобы уловить запах, и облизнул зубы, представляя, как она заполняет мой рот. Мысль искажается, и моя жажда крови меняется, когда я представляю ее под собой, извивающуюся в экстазе, когда вонзаю свой огромный член в ее маленькое тело. Как по моей спине скользят ее бесполезные ногти, когда она откидывает голову в экстазе, а ее маленькое человеческое тело наполняется наслаждением. Мои собственные ногти скребут по ручкам кресла, когда я смотрю на моего человечка.
Я думаю, может, ее нужно вылечить? Она явно не восстанавливается так быстро, как мы.
Рыжик не замечает моего внимания, слегка отодвигается назад, окидывая взглядом пространство. Понимая, что в ловушке, она поворачивается ко мне, правильно полагая, что я здесь главный. Мой человек — храбрая женщина, но я это знал.
— Я здесь не для того, чтобы причинить вам боль.
Толпа начинает смеяться, что человек может причинить нам боль. Ее глаза сужаются в гневе, и я прикрываю улыбающиеся губы, чтобы не раздражать ее, проводя рукой по скуле. Она хмыкает и откидывается назад, чувствуя себя более спокойно после того, как мы не напали на нее. Я могу, в конце концов, только представить, что ее люди говорят о нас.
— Ладно, смейтесь дальше, большие плохие монстры, похитители одинокой женщины.
Интересно, она не рассказывает нам о своей подруге, вероятно, чтобы ее защитить. Я поднимаю руку, чтобы заглушить смех, но, кажется, это только раззадоривает крошечную самку.
— Ты нарушила границу, — отвечаю я, мой голос легко разносится по пространству. Ее глаза расширяются от этого, и ее крошечный язычок высовывается, чтобы смочить губы. Меня завораживает это движение, и я хочу увидеть его снова. Все в этом человеке маленькое.
— Виновата. Я не заметила никаких границ. — Она пожимает плечами.
— Виновата? — повторяю я, нахмурившись.
Она вздыхает и бормочет себе под нос, не понимая, что мы ее слышим. Неужели у людей настолько плохой слух?
— Запомни на будущее не говорить на сленге с большими плохими монстрами, которые хотят меня убить.
— Мы не хотим тебя убивать, — отвечаю я, наклоняясь вперед и кладя руки на колени.
По толпе проходит рябь, но я заставляю их замолчать одним взглядом. Она напрягается и поднимает глаза на меня, ища в них правду.
— И почему я должна тебе верить?
— Я не причинил тебе вреда, верно? Нет, я спас тебе жизнь. — Я ухмыляюсь. — Итак, маленький человечек, что мне с тобой делать, раз ты так легко вошла в мои земли?
Она на мгновение поджимает губы, словно обдумывая мои слова.
— Можешь просто отпустить меня.
Я не могу не усмехнуться, когда она нахально улыбается мне. Маленький человечек очень забавный. Я так долго мечтал поговорить с ней, и теперь, когда это наконец произошло, я жадно жду каждого ее взгляда, слова и реакции.
— Мы не можем этого сделать. Ты знаешь, где мы сейчас живем, и мы не можем гарантировать, что ты не выдашь это своему народу, — легко отвечаю я, намеренно не упоминая о том, что не хочу ее отпускать.
— Моему народу? — Она горько фыркает. — Те люди за стеной – не мой народ. Большинство из них либо пытались изнасиловать меня, либо убить, либо использовать.
Я сужаю глаза, когда гнев проносится через меня так быстро, что мой хвост замирает, прежде чем начать дрожать. Я отталкиваю его, не желая её пугать. Если то, что она говорит, правда, то неудивительно, что Рыжик проводит так много времени за стеной с нами, монстрами.
— Мы не можем доверять ни одному человеку. — Даже когда я произношу эти слова для блага моего народа и как напоминание самому себе, они кажутся ложью. — Ты останешься здесь, пока я не решу, что делать.
— Рейгнер. — Один из моих людей, Астов, ворчит и делает шаг вперед, на мгновение бросая взгляд на человека. — Мы должны убить ее сейчас, как и других, кто пытался навредить нашему народу.
— Она не такая, как другие. Разве ты не видишь? Она не солдат, она не мужчина, и она не нападала на нас, поэтому я не могу оправдать убийство безоружной, не представляющей угрозы человеческой женщины. А ты можешь? То, что мы выглядим как монстры, за которых нас выдают, не означает, что мы должны вести себя так же, — огрызаюсь я, излагая свой закон. Он стыдливо опускает голову, отступая назад.
— Конечно. Как скажешь, Рейгнер.
— Рейгнер? — повторила она. — Это твое имя? — Мой человечек качает головой, похоже, не боясь монстра рядом с ней, который только что пытался просить меня о ее смерти. Странный человечек.
— Нет, это титул, данный моим народом, — отвечаю я. Остальные смотрят на меня в замешательстве, недоумевая, почему я говорю ей об этом.
— Понятно. Как тебя зовут? — Я не отвечаю ей, и она садится выше. — Меня зовут Ария.
Ария. Я повторяю его в голове, загибая язык вокруг имени, утверждая его и ее.
— Акуджи, — говорю я Рыжику, хотя это звучит совсем не так, как произносит мой народ.