Страница 50 из 56
Люди видят нас, и их крики оглашают воздух. Они пытаются убежать, спрятаться или попасть в дом. Я вижу, как некоторые люди достают свои телефоны, чтобы сделать снимки или позвонить в полицию, но мы не обращаем на это внимания.
Двери хлопают, крики становятся громче, но мы все не реагируем. Мы движемся так быстро, что почти ничего не видно, но я не закрываю глаза на случай, если на нас нападут. Мы останавливаемся перед мостом, который охраняется охранниками. Она была права.
— Опусти меня, — требую я, и Акуджи, нахмурившись, отпускает меня. Я быстро целую его и бросаюсь через мост, не обращая внимания на его рычание.
— Помогите мне! Помогите мне! — кричу я, притворяясь, что спотыкаюсь. Они в тревоге спешат вперед, не обращая внимания на барьер из людей, перекрывающий мост. Я падаю на землю, когда они тянутся ко мне, желая помочь, а затем хватаю дубинку одного из них и поднимаю на них глаза.
— Что случилось? — требует один.
— Ничего. — Я ухмыляюсь, подпрыгивая, разбиваю ее о его голову и поворачиваюсь, чтобы сделать то же самое с другим. Они падают на землю, и я свищу, маша остальным. Акуджи быстро добирается до меня и снова хватает меня за руку, чтобы поднять на руки, и мы прорываемся через барьер. Первые несколько улиц мне непривычны, но чем глубже мы заходим, тем более знакомыми они становятся, и я выкрикиваю приказы.
В отличие от более богатой половины города, люди открыто наблюдают за нами. Они настолько привыкли испытывать страх, что некоторые даже не реагируют. Другие бегут или падают на колени, умоляя. Все здесь знали, что однажды это может случиться, но мы не обращаем на них внимания, забегая в лачуги и пробираясь сквозь них, снова держась в тени. Мы избегаем тех, кто может следовать за нами, сбивая их с толку. Стена возвышается над нами, и она уже недалеко.
— Почти пришли! — зову я, когда мы ныряем под пешеходные дорожки, но это тупик. С рычанием Акуджи подпрыгивает в воздух и приземляется на площадку над нами. Не сбавляя шага, он бежит и карабкается по покосившейся металлической крыше хижины, прежде чем приземлиться на землю. Это чертовски впечатляет. Мы мчимся сквозь ночь, с каждой секундой приближаясь к дому.
Мы так близко, но тут мы слышим грохот грузовиков и крики. Это армия.
Где-то в трущобах раздаются предупредительные выстрелы, и я колеблюсь. Я не хочу, чтобы люди здесь имели дело с ними, но армия не убьет их, нет, они убьют нас. Я молчу, хотя мне не по себе. Акуджи только ворчит и подгоняет себя, чтобы бежать быстрее, я не думала, что такое возможно, пока мы не находим дверь, через которую пришли. Она закрыта и прикрыта, нетронута, и я скольжу по телу Акуджи, пока он распахивает ее.
— Вперед! — кричу я остальным, вглядываясь в трущобы, ища в темноте признаки людей.
Талия останавливается рядом со мной, но я толкаю ее дальше, рыча на Катона, пока он ее не торопит. Меня тянут за руку, и я смотрю вниз, вижу там ребенка.
— Пойдем, Ария, пожалуйста, — умоляет он.
Я колеблюсь лишь мгновение, зная, что если я пройду сейчас, то никогда не вернусь. Правда в том, что я приняла решение, когда стояла с монстрами - людьми, которые защищали меня, любили меня и принимали меня. Я протаскиваю его через стену. Акуджи следует за ним, затем захлопывает и запечатывает дверь, успокаивая мое колотящееся сердце.
Я прижимаю голову к его груди, но тишина заставляет меня обернуться, и мой рот снова открывается, когда из теней вокруг нас появляются монстры. Я замираю, но Акуджи только смеется.
— Мой народ, — объясняет он.
Появляется все больше и больше народу, все ждали и надеялись, что мы вернемся, приветствуя нас. Все собираются вместе, пока монстры из клеток находят своих друзей и семьи.
Ребенок и его мать поворачиваются ко мне.
— Спасибо, — начинает она, но ее останавливает громкий рев.
Мы все поворачиваемся, и видим Ророака. Он стоит в массе и потрясенно смотрит на нее.
— Рэйчел? — зовет он, а затем бросается к ней. Она плачет и бросается к нему с ребенком на руках. Я смотрю, как Ророак обнимает их и кружит, пока они плачут и разговаривают, а потом падают вместе.
— Ророак - его отец? — шепчу я.
Акуджи смотрит на меня в шоке.
— Я даже не понял, что это они. Она исчезла после зачатия его ребенка. Они выглядят совершенно иначе. Мы думали, что нашли их тела по эту сторону стены. Они были сожжены... Это они. — Счастье в его голосе заставляет меня радостно оглянуться.
— Папа, папа, это правда ты! — кричит ребенок, пока генерал всхлипывает, прижимая их ближе.
— Это я, это я, — успокаивает он. — Я скучал по тебе каждый день, каждую секунду. Я думал, что тебя больше нет.
— Я так по тебе скучал. Мама рассказала мне о тебе, и Ария пообещала, что я увижу тебя. Она не солгала. Папа, она привела меня к тебе.
Ророак потрясенно перевел на меня глаза.
— Ты это сделала?
Я сглотнула.
— Мы все сделали. Мы никого не оставили. Я не знала, что они твои.
Он встает, его лицо сплошная маска, когда он останавливается передо мной. Я сглатываю и встречаю его взгляд. Все взоры обращаются ко мне, и все молчат, кроме моего грохочущего сердца.
— Ты вернула мне мою семью, — шепчет он, а затем опускается на колени, уткнувшись лицом в грязь и раскинув руки перед собой. От потрясения у меня округляются глаза, когда каждый монстр делает то же самое, пока целая армия не становится на колени перед Акуджи и мной.
— Я обязан тебе жизнью. Я предлагаю свою верность и свое оружие, пока я не умру. Я склоняюсь перед тобой, наша королева, наша Версалис.
— Королева? — шепчу я, глядя на потрясенного Акуджи.
— Они коронуют тебя. Это честь, которой не удостаивались со времен войны. Так называют того, кто защищает нашу расу, кто сражается за нее без родовой верности. Имя для того, кто просто предан нашему роду. — Он встречает мой взгляд, в его глазах искрится гордость. — Ты наша Версалис. — Я смотрю, как он опускается передо мной на колени, прижимаясь лбом к моей руке. — Моя спутница жизни. Моя спасительница.
Я перевожу взгляд с него на коленопреклоненную армию монстров передо мной. Друзья, враги, семьи и любовники - все они собрались вместе, стоя на коленях перед человеком.
Я делаю единственное, что могу: тоже опускаюсь на колени и склоняю голову.
— Здесь мы равны, — бормочу я, пытаясь выдавить слова из горла. — Ни люди, ни монстры, просто люди. Община. Те, перед которыми я с гордостью преклоняю колени.
Здесь, за стеной, призванной защитить нас друг от друга, мы объединяемся, преклоняя колени вместе в любви и стоя вместе в надежде.
▪ 40 ▪
АРИЯ
Мы не настолько глупы, чтобы думать, что люди просто позволят нам избежать наказания. Мы уничтожили их исследования, забрали их подопытных и опозорили их. Они не оставят этого без внимания, но сегодня мы празднуем.
Семьи воссоединяются, а влюбленные снова вместе.
Мы едины.
Мы оставляем охрану на стене, и мне удалось найти старую систему камер в городе. Некоторые из них не работают, но некоторые работают, и мы установили их у стены, чтобы мне не приходилось караулить весь день, каждый день, хотя я бы охотно это делала. Мы также запечатали все туннели... по крайней мере, те, о которых мы знаем.
Теперь мы празднуем. Я сижу на коленях у Акуджи и смеюсь над тем, как Талия пытается научить неуклюжего Катона танцевать. Другие тоже смотрят, пытаясь копировать ее движения. Щёки Катона пылают от смущения, но ему все равно, что его люди улюлюкают и кричат, потому что она улыбается.
То, что произошло в небоскребе, изменило Талию. Она была тихой, испуганной и замкнутой. Я не буду спрашивать, что произошло, если она захочет то расскажет, но, наблюдая за ней сейчас с Катоном, я знаю, что с ней все будет хорошо.
Он позаботится об этом, чего бы это ни стоило.
— Ты такая красивая, когда смеешься, моя пара, — говорит Акуджи, крепче сжимая мои бедра. Я ухмыляюсь и наклоняюсь, чтобы поцеловать его в щеку, прежде чем хихиканье заставляет меня поднять голову. Мое сердце тает, когда я вижу Ророака, танцующего со своей спутницей и ребенком. Его улыбка так широка, что кажется, вот-вот треснет. Они не обращают внимания на окружающий мир, и я их не виню.