Солдат удачи

На город опускались вечерние сумерки, по улицам катили автомобили. Многочисленные прохожие шли по своим делам.

— Не стреляют. Даже как-то непривычно, — оценил Хазар.

— Это да, — согласились остальные, — мирная жизнь.

Свернули направо, вскоре показался залитый огнями автовокзал. От платформ отъезжали междугородные автобусы с пассажирами, их места занимали пустые. Зайдя внутрь, прошли к кассам, взяли билеты. Бес с Хазаром на Донецк — отправление через час пятнадцать; Макс с Вояжем на Симферополь. Время — полночь.

Чтобы скоротать его, посидели в привокзальном кафе, договорившись не терять друг друга из вида и созваниваться, а когда объявили посадку на Донецк, все вместе прошли к автобусу.

На прощание крепко обнялись. Бес с Хазаром поднялись в салон, за последним пассажиром, шипя, закрылась дверь. Сдав назад, «Вольво» развернулся и плавно отъехал от платформы.

— Вот и остались мы вдвоем, — сказал вслед Максим. — Хорошие были ребята.

— На войне человека видно сразу, — добавил Вояж. — Айда, подышим озоном.

Направились к недалекому скверу, где трещали цикады, уселись на одну из скамеек, закурили.

— Твои, случаем, меня не турнут? — Максим выдул вверх струйку дыма.

— Обижаешь, — хлопнул по плечу приятель. — У меня батька мировой мужик. Сам увидишь.

— А мама?

— Ее пять лет как нет. Умерла от инфаркта.

— Извини.

— Да ладно.

Надолго замолчали.

— А ты что, получается, совсем один? — нарушил тишину Вояж.

— Получается так.

— И никого из близких?

— Был один человек в Балашихе, вроде отца. Его убили. А еще любил девушку, она исчезла.

— Это как?

— Выехала из города, где проживала, и сменила номер телефона.

— М-да, — швырнул Вояж окурок в урну. — Грустные, брат, у тебя дела. Но не забирай в голову. Как говорят, еще не вечер.

— А я и не забираю, — откликнулся Максим.

Дождавшись своего рейса, сели в автобус. Тронулись в путь. За окнами замелькали огни ночного города. Потом растаяли сзади, под колесами загудел асфальт. Фары рассекали тьму, парни уснули.

На заре въехали в пригород Симферополя. С мешаниной частных домов из ракушечника и кирпича, утопающих в садах, глянцевым от росы асфальтом и стадом коров, неспешно шагавшим по обочине. Окраина сменилась пятиэтажками советской постройки и современными высотками. Через короткое время автобус въехал на автовокзал, вздохнув тормозами, встал у одной из платформ.

— Ну, вот мы и дома, — поправив на плече сумку, первым ступил на нее Вояж. Максим, позевывая, сошел следом. Меж пассажирами тут же засновали местные бомбилы, предлагая свои услуги.

— Куда подвезти, командиры? — обратился к приятелям один, вертя на пальце брелок с ключами.

— На Севастопольскую. Дом покажу, — сказал Вояж.

— Поехали.

Направились к стоящей неподалеку «девятке», уселись. Та вырулила со стоянки.

— Отдохнуть или как? — спросил словоохотливый водитель, переключая скорость.

— То и другое, — ответил сидевший позади Максим.

— Правильно. Сейчас как раз бархатный сезон, да и народу меньше.

— Здесь направо, — сказал минут через пять Вояж.

Свернули с улицы в тенистый заасфальтированный переулок. По бокам свечами высились кипарисы, за ними вычурные ограды и помпезные коттеджи.

— Останови у этого, — показал Вояж на один, выстроенный в классическом стиле.

Расплатившись и прихватив сумки, вышли из машины. Прошли к кованым воротам с камерой видеонаблюдения наверху, остановились у калитки. Вояж утопил пальцем кнопку звонка сбоку.

Через пару минут изнутри послышались шаги, щелкнул запор. В проеме стоял похожий на шкаф мужчина с портативной рацией в руке.

— С прибытием, Геннадий Сергеевич, — пробасил, отойдя в сторону. — Товарищ с вами? — мазнул по Найденову глазами.

— Со мной, Карпыч, — пожал руку. — Отец дома?

— Завтракает на террасе. Проводить?

— Не надо.

Миновав мощенный гранитом двор с бьющим в центре небольшим фонтаном и сияющим лаком черным «гелендвагеном», поднялись по мраморным ступеням на крыльцо. Вояж потянул за медную рукоятку входной двери, оказались в высоком светлом холле. На полу лежал мягкий ковер, стены украшали картины, вверху искрилась хрусталем люстра.

— Да, нехилый у вас дом, — сказал приятелю Максим.

— Его построил еще мой дед. Был Героем Соцтруда в Союзе.

Мягко ступая, прошли в один из арочных проемов, поднялись лестницей с перилами на второй этаж. Проследовав через анфиладу комнат, оказались на открытой террасе с тыла дома. Ее увивал цветущий плющ, за ним просматривались садовые деревья.

В центре застеленный белоснежной скатертью стоял накрытый стол, кругом плетеные кресла. Седоголовый человек за столом в одиночестве неспешно пил кофе.

— Я вернулся, отец. Здравствуй, — остановился Вояж напротив.

Тот задумчиво поднял глаза. В них мелькнули удивление, а потом радость. Едва не опрокинув чашку, встал, стремительно обошел стол, обнялись.

— А я тебя заждался сынок. — Он отстранился, внимательно глянул сыну в глаза. — Жив, слава Богу, — тепло похлопал по плечам.

— Я не один, — указал на Найденова Вояж. — Мой боевой друг. Пригласил к нам в гости.

— Гостям всегда рады, — протянул руку отец. — Будем знакомы. Сергей Михайлович Македонский.

Шагнув вперед, Максим ощутил крепкое рукопожатие и запах хорошего табака. Хозяину было за шестьдесят, невысокого роста, худощавый и подтянутый. Лицо изрезано морщинами, пронзительно-голубые глаза.

— Так, а сейчас продолжим завтрак. Гликерия Николаевна! — повысил голос.

На террасе появилась чуть моложе хозяина смуглая женщина в белом фартуке. Увидев Вояжа, всплеснула руками.

— Хлопчик наш вэрнувся!

— Вернулся, тетя Гликерия, вернулся, — подойдя, чмокнул в щеку.

— Ой, як же ты похудел, — покачала головой.

— Ладно, нежности потом. Добавь-ка нам, пожалуйста, два прибора и еды, — улыбнулся Сергей Михайлович.

Через несколько минут гости с аппетитом уплетали яичницу с ветчиной, зелень и бутерброды с сыром. Закончив, перешли к кофе, а хозяин закурил трубку и, почмокав ею, спросил:

— Почему редко звонил, Гена?

— Связь была неважная, отец, — утер губы салфеткой. — Да это и не приветствуется.

— Что нового в Донецке?

— Все без изменений. Обстреливают. Мы молчим за редкими исключениями…

— Снова вернешься туда?

— Нет. Сидеть в окопах надоело, а идти вперед не разрешают. Это не по мне.

— Правильно, хватит геройствовать. — Отец Вояжа окутался дымом. — Чем думаешь заняться?

— Восстановлюсь на учебе, а там будет видно.

— Достойное решение. Ну ладно, хлопцы, я сейчас отъеду по делам, а вы отдыхайте. К обеду вернусь, поговорим.

— Выхолит, он не знает, что ты был в Сирии? — взглянул на Вояжа Максим, когда отец исчез в доме.

— Зачем? Так ему спокойнее. И в Донбасс отпустил со скрипом. Я ж у него один.

— Так ты в прошлом студент?

— Ну да. Крымского госуниверситета. Учился там на агронома.

— А эта женщина у вас кто?

— Двоюродная сестра отца и моя тетка. Живет вместе с нами.

Легка на помине, появилась Гликерия Николаевна, сообщив, что для гостя готова комната. Прихватив сумки, пошли за ней в дом. Комната выходила окнами в сад, была уютной, с добротной мебелью и «плазмой» на стене.

— Почивайте, будь ласка, — сказала хозяйка. — А ты, Гена, в свою. Там все как раньше. Мы ничего не трогали.

Обедали во второй половине дня в саду, в беседке рядом с прудом. Отец, тетка и Вояж с Максимом. Ели холодную окрошку, запеченного с яблоками гуся и жареную султанку[29], запивая розовым мускатом. За столом шел непринужденный разговор. Как оказалось, все семейство были греками и жили в Крыму с незапамятных времен. Фамилию носили знаковую — Македонские.

Прадед выращивал виноград, его сын в советское время руководил совхозом, а внук являлся одним из главных акционеров созданной на его базе компании «Коктебель». Туда входили известный в России завод вин и плантации виноградников. В свое время Сергей Михайлович поддержал Крымскую весну, что оценила новая власть, и помимо прочего был депутатом Заксобрания.

29

Султанка – порода рыб в Черном море.