Страница 7 из 16
Эту цитату не пытались изъять из биографий Воена: считалось, что в те времена о законе сохранения энергии знали слишком мало, чтобы делать выводы о его нарушении. Не обращали внимания и на презрительный смысл слова «способливость» вместо «способность» – мало ли что оно значило в стародавние времена?
Инда усмехнулся: до сегодняшнего дня ему не приходило в голову, что Воен раньше сказочника предсказал грядущую катастрофу и сделал это пользуясь лишь научным знанием, без привлечения того, что называл «метафизикой». Но «громовыми махинами» Воен не занимался, это знание Югры Горена, и знание, в отличие от «метафизики» с обрушением свода девочкой, полученное в Ковчене. Времена изобретателей-одиночек прошли, да и не был Горен изобретателем.
Инда долго размышлял, делая вид, что листает тетрадь, и с трудом скрывая внутреннюю дрожь. Нет, он рано успокоился, он еще не сложил мозаику. Возможно, это лишь гипотеза, одно из направлений научного поиска – ведь от стратегии максимального сброса энергии никто не отказывался. Но Горен его упомянул наряду с новой конфигурацией свода, а значит считал важным. И возможно, собирался говорить с Приором и об этом тоже.
– Града. – Инда поднял глаза, сложив брови домиком. – Мне надо знать содержание того письма, которое ты прочитал в кабинете отца. Это очень важно. Может быть, в этом письме ключ к спасению Обитаемого мира. Может быть, и нет, я не могу утверждать наверняка. Но если есть хоть один шанс, мы должны его использовать, понимаешь?
– Да если бы я помнил, я бы давно рассказал обо всем судье! – фыркнул Горен-младший.
– Я понимаю, что ты этого не помнишь. Более того, я даже знаю человека, который заставил тебя забыть об этом. И я должен его одолеть.
Инда выбрал верный тон и верные слова. Магнетизер Изветен пытался объяснить, насколько это опасно для душевного здоровья Горена, но в конце концов с досадой махнул рукой и сказал, что чудотворы добиваются своего, не считаясь не только со здоровьем, но и с человеческой жизнью. Горен же был полон энтузиазма спасти мир ценой собственной жизни, вслед за своим отцом: счастливое свойство молодости – не дорожить собой.
21 августа 427 года от н.э.с. Исподний мир
Спаска не верила в то, что кости можно вправить во сне, и Волче не верил в это тоже. Но доктор Назван на самом деле оказался волшебником, который творит чудеса… Конечно, после этого Волче сначала стало намного хуже, он кашлял, его рвало, сердце билось слабо и неровно, но все равно приходилось давать ему маковые слезы – сутки он пребывал в полусознании, и Спаска не отходила от него больше чем на минуту.
Зато потом ему стало легче: лубки, маковые слезы и порошки со странным названием «пирамидон» помогли пережить самые тяжелые дни, и вскоре Волче иногда говорил со Спаской, но очень быстро уставал. Маковые слезы туманили его сознание, прогоняли страх, горечь, мысли о будущем; он засыпал ненадолго, но просыпался от малейшего звука, как в комнате, так и за окном. Спаска боялась пошевелиться и слишком громко вздохнуть, если его дыхание становилось спокойным и ровным, но со Столбовой улицы все равно доносился шум, иногда неожиданный и резкий.
Впрочем, его сны из сладких грез часто сползали в кошмары – Спаска видела его сны. А однажды к нему вернулось Воспоминание, которое до поры в его мысли не пускали маковые слезы. И было оно столь невозможным, столь упорно изгоняемым из головы, что Спаска не только увидела его – ощутила. И хотела закричать: «Не надо, я не хочу этого знать, я не смогу с этим жить, не отдавайте мне этого воспоминания!» Но это было бы нечестно.
Этот человек глумился и злорадствовал, он наслаждался криками и мольбой, изливавшийся гнев притуплял его досаду на собственный промах, вершившаяся месть стала суррогатом победы. Он знал, что проиграл. Но он заставил Волче пожалеть о том, что тот победил.
Стук множества копыт по мостовой Спаска услышала издали – и это был не армейский разъезд из десятка всадников, а, наверное, целый легион – так грохотали подковы. И Волче, конечно, проснулся, беспокойно покосился на окно.
– Не бойтесь, – поспешила сказать Спаска. – Сюда никто не войдет. Ну? Ну что вы… Не бойтесь.
Он отвел взгляд от окна и сказал:
– Я не боюсь.
Спаска улыбнулась ему – он солгал, он боялся, и это было понятно: пережив такое, не имея возможности шевельнуться, всякий боялся бы стука копыт за окном. А оттуда уже слышался грохот кареты, которую сопровождали верховые. И, к удивлению и испугу Спаски, они остановились перед дверью в дом Красена, в окне замелькали тени всадников, множество коней переступало с ноги на ногу, цокая по брусчатке…
Она побоялась приоткрыть окно, чтобы рассмотреть прибывших, но на всякий случай поднялась на ноги: если эти люди явились с недобрыми намерениями, они сюда не войдут…
Колокольчик у входа зашелся требовательным звоном, старый слуга прошаркал мимо по коридору, но вскоре Спаска услышала голос Красена, спускавшегося по лестнице.
– Я открою сам!
Спаска подалась немного вперед, стараясь встать между дверью и Волче, послышался стук засова, и Красен без всякой опаски заговорил:
– Здравия тебе, Дубравуш, и долгих лет жизни.
Спаске показалось, что чудотвор то ли глумится над пришедшим, то ли подшучивает над ним. А ведь прибывший был, наверное, очень богат и знатен, если приехал в сопровождении сотни верховых.
– Я бы никогда не переступил порог твоего дома, – раздался сильный, певучий голос гостя. – Но я должен видеть девочку-колдунью.
Спаска постаралась успокоить себя: у нее довольно силы, чтобы уничтожить всю гвардию Храма, а не только сотню всадников.
– Мне лестно принять тебя здесь, – весело ответил Красен. – Но, чтобы не пугать ребенка, войди, пожалуйста, один. Я даю тебе слово, что в моем доме никто не причинит тебе вреда.
Спаска не поняла, о каком ребенке идет речь…
– Дорого ли стоят обещания злого духа?
Гость назвал чудотвора злым духом? Спаска совсем растерялась… Но незнакомец все же зашел – по коридору зазвенели подковки на его сапогах. Если Красен его впустил, значит, опасаться нечего?
– О Предвечный… Мне это снится? – отчетливо шепнул Волче за спиной, и Спаска оглянулась.
Его взгляд метался по сторонам, и Спаска с ужасом поняла, что он пробует встать.
– Нет, Волче, не надо… Не шевелитесь, пожалуйста, не надо! – Она бросилась к его изголовью, положила руки ему на плечи.
Дверь распахнулась: Волче смотрел не на Спаску, а на вошедшего и снова подался вперед, зажмурившись от боли и бессилия…
Гость переступил через порог, и Спаска оглянулась, не зная, как его встретить. Это был белокурый молодой человек в ослепительно белых одеждах, аристократически тонкий, высокий и красивый. Наверное, она напугала его своим злобным взглядом, потому что гость замер на пороге и покачал головой.
– Что вам здесь нужно? – Спаска почувствовала себя неловко, стоя перед ним на коленях, поднялась, поправляя платье, и прикрыла Волче спиной. – Я не позволю вам…
Волче глухо застонал, и она осеклась. За спиной гостя показался Красен.
– Что же ты встал, Дубравуш? Проходи…
– Я не так представлял себе дочь Змея, – пробормотал незнакомец и добавил, снова покачав головой: – Богиня… Даже в этом простом платье – богиня…
Волче застонал снова, Спаска оглянулась и увидела слезу, выкатившуюся на висок из зажмуренного глаза…
Гость шагнул вперед, вслед за ним вошел и Красен.
– Не бойся меня, прелестное дитя, – свысока улыбнулся незнакомец. – Я хорошо знаю и уважаю твоего отца.
– Моего отца многие знают и уважают, – ответила Спаска, продолжая злиться из-за того, что гость потревожил Волче.
– Богиня… – снова восторженно проговорил гость. – С таким достоинством говорить со мной может только богиня.