Страница 1 из 9
Лейла Кушенова
Приключения Марыси, или Когда невестка – монстр
Вступление
Привет! Меня зовут Марыся. Да, вы не ослышались. Именно Марыся. Не Мария и не Маруся. Говорят, что Папенька мой так обрадовался факту моего появления на свет, что в органах регистрации вновь родившихся в Замухрынске обозвал меня Марысей. Его спросили, как дитё звать-то будете. Он и икнул, Мар..ы..ся, мол. Так и записали. В Замухрынске строго с этим.
Когда Папенька протрезвел, то постоянно оправдывался. Сначала Маменька родила, потом Папенька с друзьями дня три радовались. Сами понимаете, не каждый день на свет я появляюсь. Маменька перед отбытием в родильный дом строго приказала Папеньке, как они меня называть будут после роддома. Даже записку оставила. Но Папенька через три дня плохо помнил про Маменькины наказания, а записку потерял. Но как приличный человек, протрезвев, вспомнил про свое обещание и обратился в органы регистрации меня. Так эта оказия со мной и приключилась.
Потом уже Маменька бегала по тем органам, чтобы назвать меня правильно. Со второй попытки. Папеньку уже ко второй попытке не допустили, чтобы не икал, что ни попадя. Но Маменьке отказали. Посоветовали подождать, пока мне 18 стукнет и я пойду паспорт оформлять. Вот тогда я смогу поменяться с Марыси хоть на Мальвину.
Когда мне исполнилось восемнадцать, Маменька и Папенька осторожно напомнили мне о том, что есть ещё третья попытка называться в этой жизни прилично. Но поздно пить боржоми, мои Котики! Весь Замухрынск в курсе, что я Марыся. И что я приличиями особенными не отличаюсь. Больше неприличиями. Поэтому теперь меня хоть Жозефиной на бумажке назови, всё равно все будут кликать по-прежнему. И смысл тогда бумагу переводить? Котики мои согласились. И я, не воспользовавшись третьей попыткой в именной лотерее, осталась Марыськой.
Мне норм, а вам? Вы ещё поймёте, почему Марысей быть веселей. Марии и Маруси обязывают на хорошее поведение и приличную жизнь. А что с Марысей-то взять? Вот и я о том же. Поэтому не обессудьте и строго не судите. Улыбнитесь моим неприличным историям, и будет вам счастье.
Глава 1. Про телефонную будку и мороженое с орехами.
Москва, восьмидесятые
История эта произошла в моём студенчестве. Прямо на первом курсе. Только я приехала в Москву из своего Замухрынска учиться на адвоката, как – бац! Приключилось то, о чём написана эта книжка. Чему быть, того не миновать. Но так древние люди думали. На самом деле можно было вполне себе и миновать. Тогда и не случилось бы ничего. Эх, правду умные люди говорят, что с головой лучше дружить, чем не дружить. Так что, книжка местами даже поучительная. Читаем и так не делаем.
Чтобы вы понимали, я очень хотела стать адвокатом. Еще в детстве представляла себя в длинной рясе и в колпаке. Или адвокаты не так наряжаются? Ну если не так, то как-нибудь по-другому. И вот выскочу я в рясе или как-нибудь наряженная в нужный момент и заору на судью. Мол, нехороший прокурор всё напутал. Вот факты! Быстро освобождайте этого невиновного человека прямо в зале суда! Судья испугается и освободит невиновного. Все мне будут хлопать и восторгаться, а журналисты брать автографы. Надо только красивую подпись придумать.
Где ж таких адвокатов учат на адвокатов? Где, где. В Москве. Где же ещё?
Я ж поэтому из своего Замухрынска и уехала. В нашем городе только на поваров и строителей учат. Весь город – сплошные повара и строители. Котики, мои Маменька с Папенькой, долго не хотели меня отпускать в Москву. Жалели очень. Нет, не меня, Москву жалели. Они примерно понимали степень ущерба, который я обязательно нанесу приличному московскому бомонду. Но я пообещала, что никакими бомондами интересоваться не буду. Выучусь на адвоката и вернусь в Замухрынск. Вот вам крест! Но Котики мне не поверили и на всякий случай сами перекрестились мне на дорожку.
Первые полгода я исправно исполняла обещание и никого не трогала. Да и трогать-то особо было некого. В общаге одни провинциалы как я. Понаприехавшие. Москвичи нас не очень замечали, потому как боялись, что мы отберём у них московскую прописку. Да больно надо! Мне б колпак адвокатский и обратный билет в Замухрынск. К Котикам. Сильно скучаю я по ним.
Всё шло своим чередом и приближалось к заветному колпаку, пока не наступило «то самое утро, когда всё пошло не так». Шёл снег, и дорогу к метро не на шутку завалило. Я в тулупе и валенках, которые прислали мне заботливые Котики, пробиралась к станции как железнодорожник на амурской магистрали. Мне малахая только не хватало для пущего сходства с пролетарской картинкой из революционных книжек.
Иду, валенками сугробы разгребаю. Ещё и темно совсем. В Москве поздно рассвет наступает. Как в Заполярье каком-то, ей богу. Иду, значится, никого пока не трогаю. Мечтаю про адвокатский колпак, как обычно. Говорю же, обычное утро И тут из телефонной будки у метро высовывается симпатичная такая голова. А вслед за ней обладатель той головы в самых настоящих джинсах и кожаной куртке. Вылитый Абдулов из «Звезды и смерти Хоакина Мурьетты». Зуб даю, один в один. Откуда мне знать? Да я же на премьере Мурьетты была. Мне один мой друг из общаги самолично достал билет в Ленком на премьеру в обмен на курсовую, которую я ему написала.
– Марыся! Есть две копейки?
Я сначала не поняла, откуда голос идёт. Даже оглянулась. Нет, не сзади. Из Абдулова голос идёт. Как это возможно вообще? И откуда он знает моё имя? Этого не может быть. Я ещё раз внимательно рассмотрела незнакомца. Какой-то Аладдин из восточной сказки. Я таких сроду не видела. Турецкий Султан, не меньше.
На меня не то, что этот «почти что турецкий султан», свои-то дурни Замухрынские не обращали внимания. Не считая этого, «над которым у меня шефство». Но тот двоечник совсем. Вот и трётся рядом, развлекает меня, пока я за него домашки делаю и лекции записываю. «Над которым у меня шефство», он откуда-то с Урала приехал. Забыла, как город называется.
Мы с ним на вступительных экзаменах познакомились. Он бы без меня бы точно не поступил. Я ему сочинение написала про Маяковского. Да мне не жалко. Своё-то про «Войну и мир» я быстро в текст укатала. Уже собиралась уходить. А тут этот, «над которым у меня шефство», смотрит на меня глазами только что родившегося котёнка. Пришлось помочь.
Теперь мы учимся вместе. Я продолжаю ему помогать, потому как «мы в ответе за тех, кого к себе приручили». Теперь он снабжает меня билетами в лучшие театры и достаёт косметику у фарцовщиков. Старается, чтобы я за него училась, а он бы прокурором стал. Денег не берёт. У него этих денег даже куры не клюют. Не знаю, где он их берёт. Из простой же семьи, как и я. В простых семьях деньги не залёживаются, сами знаете.
Да мне на самом деле всё равно, откуда у него деньги. Он же мне не как девушке дарит подарки, а как той, которая из него прокурора делает по своей воле. А я вообще для парней своя рубаха. Конспектирую лекции для всего этажа. Жарю картошку. Пишу курсовые и дипломные. Я безотказная. Меня мои Котики не научили отказывать. Мне кажется, что, если я кому откажу, со мной перестанут дружить. А оно мне надо?
По секрету скажу, что у меня в башке есть личный оценщик. Ну который всегда напоминает мне, какая я никудышная. Бу-бу-бу, целыми днями. Я в зеркало, и оценщик уже тут как тут. Бубнит мне уши, какая я страшная и толстая. Я пытаюсь разглядеть в зеркале себя настоящую. Но тот, который ставит мне «неуды», показывает в отражении пухлого пингвина с белой грудкой.
Я оценщика своего представляю в форме Козы. Не знаю, почему. Но закрою глаза и вижу, как сидит у меня в голове рогатая, нога на ногу. Или нет. Копытце на копытце. Сидит, семечки щёлкает и за мной наблюдает.
Вот и сейчас рожки навострила, как услышала про две копейки.
– Не, это не тебе, – уверенно говорит Коза, пока я ищу двушку.
– Но он же назвал меня по имени, – парирую я, пытаясь заглушить козлиный голос.