Индустриализация

В 1924 году в коммуне было 18 воспитанников, в 1926 – 77, в 1928 – 248, в 1930-м – 655, а к середине 1930-х Трудовая коммуна ОГПУ объединяла уже более пяти тысяч человек.

К тому времени Трудовая коммуна ОГПУ уже была имени наркома Ягоды и представляла собой настоящий город, выросший вокруг промышленного комплекса из трех процветающих фабрик – трикотажной, обувной (спортивная обувь) и фабрики спортивного инвентаря. В коммуне работали собственные магазины, ясли, школы, кинотеатр, библиотека, радиостанция и больница.

Продукция высокорентабельных предприятий продавалась по всей стране и пользовалась высоким спросом. Коммуна не только не копейки не получала от государства, но сама ежемесячно зарабатывала сотни тысяч рублей.

При этом Болшево и близко не являлось «соковыжималкой», эдаким работным домом, эксплуатирующим детский труд. В коммуне действовало огромное количество кружков: акробатический, хореографический, живописи, литературный, драматический, фотокружок, кройки и шитья, духовой и струнный оркестры, хор… В кружках занималось более 900 человек, а руководили ими хорошие специалисты.

Севших по случаю Л.И. Розенблюма и А.С. Чагадаева Погребинский лично вытащил из тюрьмы и привез в Болшево, они стали руководителями духового оркестра и оркестра народных инструментов. Горький с которым коммунары Болшево (как и коммунары Макаренко) активно переписывались, переслал коммуне несколько сотен книг из своей личной библиотеки.

Позже, когда коммуна стала на ноги, она могла себе позволить привлекать лучших профессионалов. Как писал исследователь Леонид Горовой: «Неаполитанским оркестром руководил заслуженный деятель искусств Н.Д. Мисаилов; вокальной группой — народная артистка Большого театра Б.И. Збруева; хором — заслуженный деятель искусств С.И. Сахаров; танцевальным коллективом — артистка Большого театра, учительница народного артиста СССР Игоря Моисеева — В.И. Мосолова; драматическим коллективом — известный режиссер Н. Славина. Одним из оркестров руководил дирижер и композитор В.И. Агапкин, автор легендарного марша «Прощание славянки». Кстати, литературный кружок в коммуне одно время вела тогдашняя жена Александра Фадеева, Валерия Герасимова.

И все эти труды не пропали даром – из воспитанников Болшевской коммуны выросло несколько десятков профессиональных художников, музыкантов и т.п.

Разумеется, об успехах подмосковной «фабрики людей» (так назвал одну из своих книг Матвей Погребинский) писали лучшие издания страны. А уж после выхода тогдашнего блокбастера, первого советского звукового фильма «Путевка в жизнь» об этом эксперименте заговорила вся страна.

Основой сценария фильма стала книга Матвея Погребинского «Трудовая коммуна ОГПУ».

А главного героя картины – чекиста Сергеева создатели фильма явно лепили с самого Погребинского. Исполняющий эту роль артист Баталов в фильме без кубанки, по-моему, ни разу не появился.

И здесь надо понимать еще одну вещь. Тогда «в пиар» умели не хуже нынешнего, нарком Ягода в этом совершенно точно хорошо понимал, умел и практиковал.

При этом, в отличие от украинских колоний Макаренко, коммуна Погребинского находилась в Подмосковье, под боком у столичных жителей, туда-обратно за день обернуться можно.

Очень быстро она становится одной из главных достопримечательностей Москвы. Туда возят и всяческих делегатов съездов, и именитых гостей столицы и зарубежных гостей.

Не было, наверное, ни одного знаменитого иностранца, приехавшего в Советский Союз, который не посетил бы Болшево.

Посмотреть на бывших «форточников» и «медвежатников», ставших слесарями и наладчиками, приезжали французский писатель Андре Жид, посвятивший Болшево главу в своей книге «Возращение из СССР», датский физик Нильс Бор, французский писатель Анри Барбюс, французский физик Жан Перрен. Приведу только одну фразу из тогдашних газет: «В Трудовой коммуне ОГПУ организована выставка студенческих работ: на открытии присутствовали Клим Ворошилов, Семен Буденный, Максим Горький, Бернард Шоу, Ромен Роллан».

Или вот, посмотрите на фото – писатель Бернард Шоу, нарком иностранных дел СССР Максим Литвинов и леди Астор в Первой трудовой коммуне ОГПУ.

Главная роль в раскрутке «коммуны ОГПУ» принадлежала наркому Генриху Ягоде, и он лично привозил туда всех высоких гостей. Вот он в Болшево с Горьким, классик в широкополой шляпе, Ягода в форме.

С учетом того, что гостей было много, а пиаром Ягода отнюдь не брезговал, из Болшево он практически не вылезал.

И неудивительно что у наркома установились довольно близкие и доверительные отношения с хлебосольным хозяином, Матвеем Погребинским. Это обстоятельство и развело навсегда биографии двух выдающихся советских педагогов.

Макаренко, несмотря на формальную принадлежность к «органам» всегда оставался в первую очередь воспитателем, педагогом. Погребинский же однажды получил предложение, от которого трудно было отказаться.

Нарком Ягода, быстро оценив способности и, главное, потенциал якобы простоватого директора колонии, предложил Погребинскому всерьез подумать о нормальной карьере в органах. Свои люди нужны каждому министру, а свои люди на высоких постах – тем более. В конце концов, от коммуны Мотя уже взял все, что мог, дальше расти некуда, разве что тиражировать успешный опыт.

А в НКВД пределов нет, все от тебя зависит, тем более, что практически со всем руководством наркомата ты уже и так неплохо знаком.

Начальник Спецотдела ВЧК – ОГПУ – НКВД Глеб Бокий, Максим Горький и Матвей Погребинский.

Так что сдавай-ка ты колонию замам, смену себе наверняка ж давно воспитал и давай, Мотя, служить трудовому народу всерьез. Сначала, конечно, придется в регионах поработать, показать себя, а потом можно и в Москву вернуться – но уже в ДРУГОМ качестве.

Да ты не переживай, в Мухосраньск не отправлю, мне это, как и тебе – без надобности, мне люди в ключевых точках нужны. Не обижу, хорошую область дам.

С перспективой.

Погребинский подумал – и согласился.

И поехал на Урал - полномочным представителем ОГПУ при СНК СССР по Башкирской АССР.

Вот к этому-то человеку и уехал в судьбоносном для советской литературы 1932 году Александр Фадеев.

И не он один.

Башкирское лето

К Моте в Уфу заехала…

Сегодня бы, наверное, сказали – «компания золотой молодежи», но тогда это была делегация советских писателей, причем весьма титулованных – Леопольд Авербах, Александр Фадеев, его жена Валерия Герасимова (тоже далеко не последний человек в писательской иерархии) и поэт Владимир Луговской.

Вот их групповой фотопортрет, сделанный навестившим их в Башкирии Максимом Пешковым, «советским принцем», сыном писателя Алексея Максимовича Горького.

Из всей этой четверки вам неизвестен разве что Луговской, хотя на страницах этой книги он уже появлялся – в первом томе я цитировал его стихотворение «Синяя весна», а в этом упоминал как одного из ведущих конструктивистов, перешедших в РАПП.

С этим переходом, надо сказать, очень неудобно получилось – по просьбе Авербаха Луговской написал статью о том, зачем он перешел в РАПП, и как он будет верен пролетарской литературе. Но по иронии судьбы статья Луговского «Мой путь к пролетарской литературе» вышла в «Правде» 23 апреля 1932 года – да, да, в тот самый день, когда партия ликвидировала РАПП. Над присягнувшим покойнику Луговским ржал весь будущий Союз писателей, отмечая горячительными напитками отмену РАППства. А Луговской очень сильно переживал, он вообще был очень раним – гигант с душой ребенка.