Индустриализация

<…>

«Несмотря на наше упорство в изучении английского языка, на пароходе мы испытываем много бед. Мы не можем объясниться ни с кем, назвать необходимые вещи, заказать блюдо. Мы не знаем порядков цивилизованной Европы, не знаем, в каких костюмах выходить к обеду, завтраку, ужину. Кузьмин надевает вязаный свитер, больше всего понравившийся ему, и выходит к столу. Дамы шепчутся, указывая на него, сервант сообщает что-то на ухо нашему соседу. Сосед, говорящий по-английски и по-русски, передает Кузьмину, что необходимо надеть темный костюм. Красный, как рак, Кузьмин вылезает из-за стола и идет переодеваться».

<…>

«Автостроевцы усиленно начинают приобретать автомобили. Это все старые машины, самых допотопных моделей. Товарищ Кулешов купил старый «Эсекс», который невероятно трещит, мотор «Эсекса» дает перебои, кузов настолько изношен, что скрип его можно слышать за целую улицу. Кузьмин ездит на стареньком «Рио». Это высокая машина, напоминающая карету Петра I. Когда сидишь в ней, кажется, что сидишь на высоком фаэтоне. Покачивания из стороны в сторону создают ощущение, что сейчас вылетишь совсем. Все время приходится хвататься за раму окна или за стенки машины.

Куксо приобрел за 75 долларов невероятного вида «гроб». Если машина Кузьмина отличается своей высотой и ее можно видеть за целую улицу, то автомобиль Куксо неимоверной длины и ширины. Это целый «санаторий». К тому же он так дымит, что едущие сзади начинают гудеть и стараются его обогнать. При выезде Куксо наливает в радиатор огромное количество воды.

Автостроевец Соловьев учится на стареньком Форде. Это та самая модель, которую называют «негритянской машиной». Однажды мы встретили Соловьева. Он едет по широкой гладкой дороге, возвращаясь из Детройта. От Детройта до Дирборна 14 миль. Соловьев начал свой пробег в 9 часов утра, а сейчас около 2 часов дня. Капот радиатора открыт, и «Форд» гремит на весь поселок. Из радиатора валит пар как из хорошего тульского самовара. Соловьев сидит в машине потный, взъерошенный и красный, будто и в самом деле выпил целый самовар чая. Мы окружаем его и расспрашиваем, откуда это облако пара. Соловьев говорит, что радиатор «немножко» греется.

Вскоре мы устанавливаем действительную причину происшествия. Весь путь от Дирборна до Детройта и обратно Соловьев проделал на второй скорости. Он говорит, что ездит второй день - вчера он учился ездить на первой скорости, сегодня на второй. Мы буквально падаем с ног от смеха».

Но при всей легкости текста перед нами что угодно, только не тревел-блоги с приколами. Это записки людей, которых отправила учиться за золото полуголодная и нищая страна. И которым по возвращению придется решать задачи, масштабности которых позавидовал бы и Геракл.

И это очень чувствуется.

Именно поэтому 80% текста – про заводы, про чертежи и про рациональное обустройство производства.

Эти люди точно знали, что живут в лучшей в мире стране, и именно поэтому могли себе позволить отдать должное Америке. Все равно же мы сделаем у себя сначала также, а потом намного лучше. Поэтому Шейнман не побоялся подытоживая, «лить воду на чужую мельницу»:

«В Горной академии почти каждому из нас приходилось кроме учения работать. Сверх того, многие имели колоссальную общественную нагрузку. Приходилось работать в десятках разных комиссий. Все это не позволяло нормально учиться. Занимались напором. К началу зачетной сессии садились на месяц и «зудили» днем и ночью. Чертили иногда по двадцать часов подряд.

Каждый год я бывал на практике. Бывал на Ревдинском, на Надеждинском, Сормовском, Тульском заводах, знакомился с московским заводом «Серп и молот». Однако эта практика мало подготовляла для работы на таком заводе, как Сталинградский тракторный.

Я даже не могу представить себе, что делал бы сейчас в цехе, если бы не побывал в Америке. Каждый раз, когда я сталкиваюсь с каким-нибудь технологическим вопросом, я должен в поисках ответа на него обращаться к тому, что мне дала американская практика».

На этом мы, пожалуй, остановимся, хотя именно по зарубежным поездкам информации мои герои оставили очень много, про родные бы заводы столько писали.

Мне кажется, уже понятно, как готовили выпускников Московской горной академии к выполнению той практически невозможной задачи, которую именно им предстояло решить.

Осталось понять – в чем же конкретно заключалась эта задача, что им предстояло сделать в индустриализацию и почему делать пришлось именно это. Последний вопрос можно сформулировать и иначе: «Почему индустриализация в Советском Союзе проходила именно так, как она проходила?».

Вопрос на самом деле нетривиальный и очень дискуссионный.

Индустриализация обошлась СССР очень дорого – во всех смыслах этого слова – и неудивительно, что сегодня политику советского правительства по форсированному развитию экономики очень сильно критикуют.

И потому нам опять приходится от человеческих жизней обращаться к государственной политике.

Почему режим «турбо», или Загадка разбитых очков

Мы уже выяснили, что стране необходимо было проводить индустриализацию, то есть – активно развивать промышленность. Тогда же в русском языке появилось слово «пятилетки» - в СССР разрабатывался план действий на ближайшие 5 лет и ставились, как бы сказали сегодня, KPI – показатели роста, которых необходимо было добиться.

Вот по поводу показателей и разгорелся жаркий спор – какими они должны быть? Щадящими или практически непосильными?

По мнению экономистов, проводить индустриализацию можно было двумя способами. Либо, условно говоря, в нормальном режиме, спокойно развивая промышленность в рамках НЭПа, не делая резких движений и по одежке протягивая ножки. Второй вариант – делать индустриализацию в режиме «турбо», с максимальным ускорением, затягиванием поясов и вложением огромных средств, с предельным напряжением сил.

Свои сторонники – и весьма влиятельные – были у каждого подхода. Умеренный вариант отстаивали Бухарин и его сторонники, на форсированной индустриализации настаивал Троцкий и близкие ему вожди.

Поначалу верх одерживали умеренные, считавшие что план индустриализации должен составляться на основе объективных закономерностей развития экономики.

Причем эта точка зрения превалировала практически до самого конца. К примеру, директивы по составлению первого пятилетнего плана были утверждены на XV съезде ВКП(б) – это декабрь 1927 года. Вот что пишет о содержании этих директив Г.И. Ханин в своей статье «Три варианта первого пятилетнего плана экономики СССР: от реализма к утопии»:

«В силу служебного положения и профессиональных интересов авторами резолюции, несомненно, были Бухарин и Рыков. Рыков как глава правительства и делал доклад о директивах по пятилетнему плану. С политической точки зрения резолюция исходила из сохранения нэпа при усилении в экономике обобществленного сектора, но с сохранением преобладающего частного сектора в сельском хозяйстве и в гораздо меньшем объеме в торговле и мелкой промышленности. Другой политической и экономической предпосылкой было сохранение товарно-денежных отношений.

С точки зрения народнохозяйственных пропорций предусматривалось сбалансированное развитие промышленности и сельского хозяйства, накопления и потребления населения».

Возможно, вы удивитесь, но к «умеренным» поначалу принадлежал и товарищ Сталин, именно в те годы набиравший все большую власть в партии и, соответственно, в стране.

Так, в 1926 году в своем знаменитом докладе активу ленинградской организации, оставшемся в истории под названием «О хозяйственном положении Советского Союза и политике партии» он не только не требовал сворачивания НЭПа, но и говорил об индустриализации, как об одной из стадий развития продолжающейся новой экономической политики:

«Основной факт, определяющий нашу политику, состоит в том, что в своем хозяйственном развитии наша страна вступила в новый период нэпа, в новый период новой экономической политики, в период прямой индустриализации. <…>