Двадцатые

Активный участник Октябрьской революции и Гражданской войны. В начале Гражданской войны был секретарем Эфраима Марковича Склянского, легендарного заместителя еще более легендарного председателя Реввоенсовета Республики Льва Давидовича Троцкого. Того самого Склянского, о котором Вячеслав Молотов вспоминал так: «Троцкий всюду насаждал свои кадры, особенно в армии. Склянский был у него первым замом. Я его знал. Откуда он взялся — черт его знает! Откуда Троцкий его взял, я не слышал никогда».

Л. Троцкий и Э. Склянский во главе колонны красноармейцев на параде на Красной площади.

Во время своего секретарства Габриэль Штыкгольд и свел близкое знакомство с вождем, которому оставался верным всю жизнь.

Позже Штыкгольд был комиссаром штаба 2-й Конной армии, старшим секретарем Наркоминдела, начальником тыла Южной группы под Кронштадтом, председателем русско-украинской делегации по проведению границ с Польшей, председателем Польско-Вилейской пограничной подкомиссии.

На учебу в Московскую горную академию Габриэль Петрович Штыкгольд прибыл по направлению Московского комитета РКП (б).

В Академии быстро стал одним из самых авторитетных студентов и далеко не сразу избавился от привычек, приобретенных в кругу сильных мира сего.

Вот как вспоминал о совместной практике в ВСНХ известный троцкист Исай Львович Абрамович, тогда – студент Московского института народного хозяйства: «Из Горной академии запомнил двоих – Шмидта и Штыкгольда – бывших командиров дивизий в Гражданскую войну. <…> Пятаков считал, что любой инженер в любой отрасли промышленности должен обязательно учитывать соображения рентабельности. Под этим углом зрения предложил он, помнится, двум практикантам из Горной академии – Шмидту и Штыкгольду – переработать представленные ими доклады.

Докладчики заупрямились.

– Это дело экономистов, – заявили они. – Мы – инженеры, и нас интересует техническая сторона вопроса.

Пятаков сначала попытался спокойно убедить их в том, что они ошибаются. Но студенты заупрямились, и Пятаков в конце концов рассердился и выставил обоих из кабинета. Они пошли жаловаться Дзержинскому. Феликс Эдмундович внимательно выслушал их и сказал:

– Пятаков прав. Нам нужны такие инженеры, которые строили и эксплуатировали бы предприятия выгоднее, экономичнее, чем капиталисты.

Шмидт и Штыкгольд не согласились и с Дзержинским, и пошли жаловаться на него и на Пятакова в ЦК. Но их и здесь не поддержали».

Г.П. Штыкгольд

Начальник литейного цеха Горьковского автозавода им. Молотова Штыкгольд Габриэль Петрович, проживающий по адресу г. Горький, городок автозавода, д. 42, кв. 4 был арестован 22 марта 1935 года. По обвинению в контрреволюционной террористической деятельности приговорен к высшей мере, расстрелян 3 октября 1936 года, захоронен на Донском кладбище города Москвы.

Штыкгольд был осужден по «делу Ольберга» - известного деятеля троцкистской оппозиции Валентина Ольберга, сознавшегося в подготовке убийства руководителей партии и правительства. Интересная была фигура – на момент ареста преподаватель истории Горьковского пединститута, гражданин Латвии, Германии и Гондураса, никогда не имевший советского гражданства один из главных обвиняемых Первого Московского процесса.

На Первом Московском процессе.

А на Втором Московском процессе одним из главных обвиняемых стал когда-то пятый член Совета Московской горной академии от студентов, а ныне управляющий Салаирским рудником Алексей Александрович Шестов, родившийся в 1896 году в селе Товарково Тульской губернии, русский.

«Правда» времен Второго Московского процесса.

Тот самый Алексей Шестов, начавший свои показания на суде словами: «Моя преступная деятельность началась в конце 1923 года. Будучи тогда студентом рабфака Московской горной академии, я активно защищал троцкистскую платформу. В 1924 году я впервые обманул партию, когда осенью на одном из партийных собраний заявил, что отхожу от троцкизма. В конце 1925 года я снова начал активно драться с партией. Мне тогда было поручено заведовать подпольной типографией. Я размножал троцкистскую литературу».

Тот самый Алексей Шестов, о котором в своей обвинительной речи прокурор Вышинский отзывался так: «Товарищи судьи! Их убийцы сидят вот здесь перед вами! Шестов организует ограбление банка. Шестов организует бандитское убийство инженера Бояршинова, который показался ему способным разоблачить их преступную деятельность. Арнольд — международный бродяга, побывавший, кажется, во всех странах мира и везде оставлявший следы своих мошеннических проделок. В Минске он подделывает документ. В Америке оказывается сержантом американской армии и попадает в тюрьму, по его собственному признанию, по подозрению в растрате казенного имущества. Я думаю, что если этот человек когда-нибудь дорвался до казенного имущества, то этому казенному имуществу не сдобровать. (Смех). Это — человек, который через масонов пытался пробраться в «высшие слои общества» в Америке, а через троцкистов — к власти, по которой тайно и вожделенно вздыхал, под умелым руководством такого воспитателя, каким явился висельник Шестов...».

Андрей Януарьевич Вышинский (в центре) выступает на Втором Московском процессе.

Подведем итог: как минимум трое из пяти «выборных от студенческой курии» оказались убежденными и активными троцкистами. Мне кажется, это достаточно красноречиво свидетельствует о политических симпатиях студентов Московской горной академии.

Староста

Вскоре после публикации «Нового курса» Льва Троцкого обсуждение тезисов оппозиции прошло и в Московской горной академии. Оно вылилось в яростную схватку между моими героями, принявшими сторону ЦК, и вузовскими троцкистами. Увы, даже по очень аккуратно написанным воспоминаниям Василия Емельянова заметно, что силы были не равны:

«В конце 1923 года и начале 1924 года в стране шла борьба с троцкистской оппозицией. Горная академия так же, как и другие высшие учебные заведения, гудела, как улей. Собрания длились дни и ночи.

Как-то в одну из таких ночей шло бурное партийное собрание – местный лидер троцкистской оппозиции Штыкгольд бушевал, потрясая своим мощным басом самую большую аудиторию академии – вторую.

Попасть в аудиторию было нельзя – все места были заняты, проходы между скамьями и стенами были плотно забиты студентами.

Я сидел вместе с другими студентами на пороге двери. До нас доносились только отдельные слова выступавших и возбужденные реплики.

Около трех часов ночи перед дверью появился старичок с бородкой. Сняв очки, и протирая их, он спросил меня: «Пройти туда можно?». Я, не поднимаясь с места, взглянул снизу вверх на пришельца и сердито буркнул: «Не знаю, попытайтесь».

Он перешагнул через наши ноги и просунулся в помещение аудитории. Начались аплодисменты. Я поднялся со своего места, взглянул на того, кому аплодировали, и сразу узнал его. «Да ведь это же Калинин».

М.И. Калинин

Калинин попросил слова, но оппозиционеры начали бесноваться.

– Никому из посторонних слова больше не давать! Хватит! Это студенческое собрание. Мы сами во всем разберемся! Только студентам предоставлять слово! – перекрывая всех, кричал Штыкгольд.

Калинин обвел глазами всю аудиторию. Потом опустил руку в карман и вытащил из кармана какую-то книжечку – он стоял в двух шагах от меня, и мне все хорошо было видно.

Улыбаясь, Калинин вновь поднял руку, на этот раз в ней была книжечка, и громко произнес:

– Я прошу слова как студент. Вот мой студенческий билет. Вы сами меня избрали своим студентом.