Разбойничьи Острова

Первый набег Дельфины и набегом-то не назвать. Из опасного Ланда “Удача” отправилась искать добычу по-проще. В Вирлею. В преданиях морского народа эта земля маячила как непримиримый противник. Вирлейцы и теперь могли показать курган, где покоился древний правитель, изгнавший предков тэру с их прародины, Беры. Но слава Вирлеи затерялась в прошлом, растворилась в войнах и усобицах. Последние лет сорок этот феод и вовсе откупался данью, стоило островитянам только причалить. Аквин решил, что потребовать дань успеет всегда, а сперва напомнит вирлейцам, от чего они откупаются.

То была деревушка из пяти домов, намного меньше Берега Чаек, отделенная лесом от всего мира и от помощи сеньора. Крестьяне ничего не могли противопоставить прекрасно обученным воинам, и просто удрали, завидев парус на горизонте. Щедрой добычи здесь не было, но взяли все железное, что нашли, запасы муки, яйца из-под несушек и дары леса – мед, орехи, сушеные грибы, да еще свинью, которую здесь же зарезали и изжарили. Островитяне чувствовали себя совсем вольготно и не спешили. Дельфине деревня показалась похожей и не похожей на Берег Чаек. Крестьяне выращивали лен и рожь, как и на Островах. На огородах те же капуста, салат и лук, именуемые общим словом "трава". Дома деревянные, не каменные – в Регинии сколько угодно леса. Такие же темные и маленькие, как дом Цианы и Аквина, только грязнее и беднее. И к земле жмутся, будто напуганы. Регинцы, по словам наставников, боятся даже собственной знати, их властители рождаются властителями, никто их не выбирает. Для девочки с Островов это звучало дико – зачем исполнять приказы тех, кому не веришь?

Не найдя противников, юные тэру разбрелись по деревни. На них лаяли собаки и удивленно смотрела пара волов. А они, словно дети, гонялись друг за другом между домами, опрокидывали скамьи, вспарывали матрасы и закидывали друзей соломой. Просто потому, что здесь было можно все разгромить. Ана выбрала мишенью кур и на них оттачивала меткость своего лука. Санда и Урса, подкравшись, толкнули Меду в лохань с водой, в которую она смотрелась. А Теор наконец ожил. Два дня после Посвящения он не ел, не мог спать и лишь Наэву односложно отвечал на вопросы. Внутри домов была та же мебель – кровать, скамьи, сундуки – и те же вещи, что и дома. Плетенные корзины, топоры и ножницы – их немедленно украли – веретена, деревянная и глиняная посуда. Огонь здесь разводили в доме, а на Островах очаг чаще был во дворе. Теор и Дельфина попробовали похлебку из бобов у какой-то хозяйки. Признали, что варево лучше, чем знаменитое нечто – дрянь, которую им доводилось хлебать на Острове Леса. Там о провизии заботились старшие воспитанники – искусные и не очень. В котел порой шло все, что растет или ползает под ногами.

А потом над деревней разнесся крик ненависти.

Выскочив на улицу, островитянка увидела на западной окраине регинца. И Ану, которая слишком далеко отошла. И теперь была шагах в пятисот от своих, и в пяти – от врага. Позади нее раскинулись деревья с огромными цветами, зловеще кровавого цвета – Дельфина первый раз видела такой буйный цвет летом и не знала названия. Ана медленно пятилась под защиту ветвей. Что крестьяне прячутся в лесу, было ясно, но сопротивление от них не ждали. Этот, наверное, совсем обезумел, глядя, как громят и грабят его скудное имущество. Вышел он на верную смерть – один против пятидесяти. Но это все сестра Аны обдумала потом. Пока же она, холодея, смотрела на то, чего боялись братья и наставники: хромоножка один на один с врагом. Пусть он и не воин, это сильный, взрослый мужчина с ножом и топором. Человек двадцать бросились ему наперерез, Дельфина схватилась за лук, но было ясно, что никто не успеет. Регинец жаждал хоть с одним разбойником расправиться и шел к цели. Быть может, принял молоденькую островитянку за парня. Не моргнув глазом, Ана метнула в него кинжал. Когда Наэв и Теор добежали и заслонили ее, регинец уже катался по земле с клинком, глубоко вошедшим над коленом. Тэру, казалось, хором выдохнули. А хромоножка осталась стоять невозмутимая и смиренная под руганью Маргары.

– Да, матушка. Прости, матушка. Больше не буду отходить далеко, – и всем видом показывала, что справиться с ней не так просто. В руках за спиной она сжимала что-то яркое.

Маргара пообещала ее посадить голой задницей в муравейник и, наконец, утихла. Тогда Ана обернулась к Наэву и Теору, словно к верным своим пажам:

– Мне нельзя дотрагиваться до мужчины. Кто из вас, братья, вернет мне кинжал?

И вот Ана по-королевски взирает, как мальчишки наперегонки стараются ей угодить. Акулий Зуб в крови, ее улыбка солнечно-прелестна. Теору она кивает благодарно, Наэву – утешительно. Все это – под безумные вопли регинца.

Дельфина видела, как брат ее попытался убить во второй раз. Пока не остыл яростный страх за Ану, он занес меч над тем, кто посмел ей угрожать. Никто ему не приказал и не запретил – наставники, как и Дельфина, наблюдали. Человек с развороченной в мясо ногой перестал кричать. Обреченно закрыл глаза, сдавшись не мальчишке-разбойнику, а воле своего Бога. Это его и спасло. Дважды Теор поднимал меч и дважды не смог опустить.

– Он даже с девой Островов не справился! – сказал мальчик, наконец, Терию. – Этот крестьянин не опасен. Пусть еще лет двадцать хромает по своей деревни и напоминает другим, чтоб прятались в лес поглубже.

Отец-наставник еле заметно нахмурился, но согласился. Регинца привязали к дереву в назидание остальным и оставили стонать.

Ана закрепила в волосах алый бутон, большой, не уместно нежный. Вот, что привлекло ее в лесу, – цветы, какие на Островах не растут. Островитянки любили украшать одежду безделушками из всего, что дает земля и Моря. Камни, ракушки, лепестки – даже на корабле Ана не забывала надеть браслет из ягод. Внешность для нее была, как канва для талантливой вышивальщицы. На Острове Леса она не смела красоваться под грозным взором Инве, но была из тех, на чьей одежде не задерживаются пятна. Чьи волосы вечером вымыты и расчесаны, как бы ни трепал их день. Невеста Алтимара, она имела право и должна была оставаться красивой. В захваченной деревне – как и дома каждый свободный миг – Ана выбрала дерево и целилась в лист, и в черенок листа. Шутливо соревновалась с Дельфиной и Медой, и выигрывала. Тренировались они все очень много, но Ана, кажется, не опускала лук с тех пор, как Унда научила ее натягивать тетиву. К четырнадцати годам она попадала в мишень с двухсот шагов с закрытыми глазами. Ей, не способной даже ходить быстро, стрелы давали власть бьющего кречета. Руки, натренированные тетивой, могли сжаться в крепкий кулак и при случае выбить зубы. А позже, под светом звезд, разбойница сидела у костра между обоими братьями, с кокетливым цветком в волосах. Смеялась с Теором, что влюблена только в свой лук. Наэв в их воркование вклиниться не умел, поэтому молча смотрел в огонь. В изгибах пламени видел изгибы лица и тела, до мельчайшей черточки знакомые. Он знал свою Ану, всю, без единой тайны, как звездную карту над головой. Ее привычку откидывать назад стриженные волосы таким движением, будто они по-зимнему длинные. Ее нос чуть длиннее идеального, и пальцы на руках – чуть короче, чем у большинства. Все родинки, все шрамы от детских падений он помнил с давних времен, когда малышами они плескались в Море раздетыми. Ее напряженную походку, босые пятки и то, чего давно не видел сам, – исполосованные голени. На Острове Леса они в полном вооружении пробегали путь от южной бухты до северной, а отставших матушка Маргара гнала плеткой, как ленивых кляч. И хромоножку не жалела. Тысячу раз Ана доковыляла последней, но не остановилась. Его Ана. Хотя бы в мечтах – всегда его. Смеется с Теором, бросает сладкие взгляды на второго. Наэв смирился, что ей, как и Теору, нравится его дразнить.

Дельфина той ночью, наконец, призналась себе, чего она боится. И упрекнула красавицу:

– Что ты творишь? Хочешь, чтоб они друг друга поубивали?!