Наследство

Блуждая по коридорам замка, я, наконец, добрался до нужной двери. Не спеша заходить, приблизил ухо и прислушался, снова – увы, тишина, да и только. Сделав глубокий вдох, я распахнул дверь и вошёл в помещение. В огромном зале библиотеки в глубоких креслах с высокими спинками сидели трое. Мужчина среднего возраста, худощавый, в элегантном костюме с щёгольскими тонкими усиками – забрызганные дорожной грязью лакированные туфли говорили либо о его чрезвычайной спешке, либо об определённом ханжестве в характере. Чуть в отдалении на двух других креслах сидели два конторских джентльмена в коричневых костюмах плотной ткани, оба в очках – и даже на лицо были чем-то похожи. Рядом с «конторскими», возле небольшого журнального стола стояла Камерьера, вид у неё был благодушный и ни капельки не взволнованный.

Моё появление никого не удивило, не прервало никакого разговора, и, казалось, все только меня и ждали. Домоправительница расплылась в своей хищной жемчужной улыбке, а сидящие встали с кресел, по очереди меня приветствуя. Щёголь представился Альбертом Хиллом, старостой этой деревни. Двое отрекомендовались как Эдвард и Герберт Олофсены из нотариальной конторы «Олофсен и Олофсен» из Йорка. Тот, что постарше, Эдвард, долго тряс мою руку и, заглядывая в глаза, тараторил:

– Очень приятно, очень рад вас видеть, мистер Хейтмейд, а мы только вас и ждали, жаль, что приходится встречать вас при столь скорбном событии, как кончина вашей тётушки, но что ж поделать, такова жизнь, старики уходят, а молодые приходят. Наша фирма уже более двадцати лет ведёт дела семьи Салемов, и вот настала пора послужить и таким образом. Мистер Альберт присутствует здесь как представитель градоправительства. Прошу вас, занимайте своё место, не будем тянуть время. – Он резко бросил мою руку и указал на свободное кресло напротив возле старосты. Я натянуто улыбнулся и на ходу спросил:

– А другие родственники?

На этот раз мне ответил Герберт, голос у него был немного писклявый и какой-то корябающий слух.

– Сэр, здесь присутствуют все, кто есть в завещании, а также должностные лица.

Я с размаху плюхнулся в кресло, пытаясь осмыслить сказанное. Вопросительно посмотрел на Камерьеру, но встретил лишь ту же белую броню улыбки на чёрном лице. – Ладно, сейчас всё прояснится. Я позволил себе удобно развалиться и даже закинуть ногу на ногу. Мой немного провокационный жест не остался без внимания: щёголь нахмурился, а улыбка Камерьеры стала только шире. Олофсоны действительно не стали тянуть время, и господин Эдвард казённым тоном начал:

– Что ж, господа, давайте проведём сверку документов. Приготовьте паспорт. – К своему стыду, об этом я совсем не позаботился, но, рефлекторно пошарив по карманам, обнаружил его при себе, а не по обыкновению в саквояже. Староста и гувернантка уже заранее передали свои паспорта младшему Олофсену, которые тот демонстративно взял с журнального столика и проверил. Тем временем мистер Эдвард продолжил:

– В присутствии двух свидетелей я, старший нотариус конторы «Олофсен и Олофсен», имеющей лицензию на осуществление юридических и нотариальных услуг на территории Англии и… – Я не стал подробно вникать в эту тираду, и то ли от монотонности речи, то ли от психического утомления на короткий миг будто выпал из реальности. Я увидел себя откуда-то сверху, из-под купольного свода библиотеки, сидящим внизу в красивом старинном кресле, – мне хорошо и удобно, я подпираю лицо рукой и глуповато улыбаюсь. Откуда-то фоном, издалека, доносится речь конторщика, но она не беспокоит меня, нет нужды её слушать. Его брат сидит рядом и кивает на какие-то фразы. Камерьера стоит подле всё с тем же выражением лица, староста чуть взволнованно поглаживает свои усики и притопывает ногой. Всё именно так, как и должно быть. Но вот что-то начинает происходить, какое-то оживление: Олофсен-старший берёт в руки конверт, Камерьера смотрит прямо на меня, староста подался вперёд, а Герберт будто что-то говорит мне…

– Мистер Хейтмейд, мистер Хейтмейд?! – скрипучий голос возвращает меня в настоящее. Я немного вздрагиваю:

– Да, господа, я здесь.

Эдвард смотрит на меня и торжественно произносит:

– «Я, Магриб Салем, объявляю своим единственным наследником всего моего движимого и недвижимого имущества включая поместье и прилегающую к нему территорию и строения – своего племянника, Говарда Хейтмейда. С единственным условием: продажа поместья возможна только по истечении шести месяцев проживания в нём. Ключи от сейфа и документацию прошу передать в момент вступления завещания в законную силу».

Я оглядел окружающих. Мне показалось, что, кроме меня, ни для кого ничего не изменилось, хотя ведь так оно и было. Все будто знали, что случится именно так, и, должен признаться, я будто тоже знал, или надеялся на это. Огромный замок был теперь мой. Даже по моим скромным прикидкам, если его продать, можно купить целую редакцию с полноценной типографией. Полгода, какие-то полгода – и я буду богачом!

Так странно – я никогда не был жадным, не был бедным, денег было немного, но их всегда хватало. Я заметил, что часто дышу и сильно сжимаю мягкое сукно подлокотника. В зале повисла долгая тишина.

Эдвард нарушил молчание первым:

– Ну что, господа, прошу вас засвидетельствовать своими подписями ознакомление с содержанием завещания. А теперь, мистер Хейтмейд, я готов передать вам ключи и все бумаги. – Староста Альберт подошёл ко мне, и, с необычной для его костлявой комплекции силой, пожал руку.

– Поздравляю, сэр! Отныне вы самый завидный жених на много миль вокруг! Я ещё заеду к вам позже, расскажу о делах деревни, об историческом значении этого «шато», – на этом слове он довольно хмыкнул, – в наших окрестностях.

– Наконец-то, мистер Говард, я так рада! У дома появился хозяин! – Негритянка всплеснула руками, и с благоговейным выражением лица сложила их на груди. Конторщики пригласили меня к столу и начали что-то растолковывать. Я механически слушал, но моё сознание занимала огромным туманным облаком одна мысль: «Я теперь хозяин замка…»

III

Первую ночь я решил остаться в гостевой комнате – заниматься освоением хозяйских покоев после такого и так богатого на события дня не хотелось. Олофсены передали мне все бумаги, приняли у меня заявление на вступление в право наследства, бегло объяснили некоторые нюансы, особенно касаемо этого странного пункта о шестимесячном проживании, и, попрощавшись, отбыли в центр. Староста тоже не стал задерживаться, хотя я и уговаривал его присоединиться к ужину, выпить со мной вина и поведать что-нибудь о местной жизни. Но увы, сославшись на текущие дела, он уехал, хотя обещал на неделе обязательно повидать меня.

За ужином Сэм рассыпался в поздравлениях, Камерьера стояла и улыбалась, что, если честно, начинало уже немного раздражать, зато пришли некий господин Лукас и девушка по имени Мариска. Камерьера представила мужчину как садовника и специалиста по ремонту и хозяйственной части. Лукас был жилистым, пожилым человеком, с редкими седыми сальными волосами, зачёсанными назад. Садовник немного сутулился и тянул вперёд шею, от чего походил бы на гуся, если бы не жгучие угольные глаза, над которыми нависали чёрные косматые брови. Говорил он с жёстким акцентом и путал ударения – я спросил, не немец ли он, на что Лукас ответил, что он чистокровный венгр.

Девушка оказалась его дочерью, занималась уборкой и в целом помогала домоправительнице с делами. На вид ей было лет двадцать с небольшим, бледнокожая, стройная, с роскошной чёрной косой и миловидным личиком – она выглядела очень привлекательно. Явно стесняясь меня, она смотрела в основном в пол и только поздоровалась. Итак, познакомившись со всеми обитателями дома, я попросил Сэма принести шампанского, и, разлив всем, кроме отказавшейся Мариски, произнёс небольшую, но в патетическом тоне речь. Все выпили и, вежливо откланявшись, разошлись по своим местам. Я поужинал фасолью с телятиной и попросил Камерьеру меня не тревожить, пока не проснусь, затем отправился отдыхать.