Романолуние

– Что молчишь? Язык проглотила? – Рука медленно скользнула вниз, проникая ей под юбку. – Всё остроумие на телефонные разговоры израсходовала?

Теперь он принялся́ стаскивать с нее колготки. Даша продолжала стоять с раскрытым ртом. Она не пыталась остановить Романа. Он разжал руку, которой держал ее за горло, и та тоже скользнула вниз, замерев на груди. Лишь в этот момент девушка слегка дернулась, но тут же снова замерла. Тогда он не выдержал и прорычал ей на ухо:

– Что молчишь, я тебя спрашиваю? – закончив с грудью, он резко схватил ее за волосы, пытаясь высвободить их из-под резинки. Вторая его рука уже почти добралась до пункта назначения у нее под юбкой.

Вдруг Даша медленно произнесла немного осипшим голосом:

– Волосы не трогайте, Роман Сергеевич. А то причесываться долго.

Роман усмехнулся, прижался лицом к ее волосам и процедил тихо:

– Нашла, о чем печалиться… – он вытащил свою руку из-под ее юбки и теперь пытался распустить волосы обеими руками. Наконец, это ему удалось. Каштановое облако прошелестело к плечам. – У тебя проблемы посерьезнее.

Он потянулся к своим брюкам, а затем схватил ее за ту самую выпуклость. Даша сказала:

– Может, не у меня, а всё же у вас?

Роман ухмыльнулся:

– И это все твои аргументы? Боюсь, их недостаточно…

Он уже приготовился закончить начатое, когда Даша тихо произнесла:

– Бо́йтесь. Это правильно. У меня гонорея.

Роман остолбенел. А ведь он уже стоял на пороге новых открытий, оставалась лишь секунда-другая. Моргнул, затем еще раз. Даша добила:

– Сомневаетесь? Тогда проверьте.

Роман Чернышев завис со свинцом наперевес. Он тут же вспомнил об обследовании. Осознание пришло не сразу. Зато, когда это случилось, эффект был сногсшибательный. Как будто весь тот свинец теперь обрушился ему на голову.

– Бл…ь… – выругался он.

– И мне приятно познакомиться.

Демоны в ее глазах немного повеселели, но от этого не перестали быть менее зловещими. Тихо и медленно она сказала:

– А теперь уберите руку с моего бампера, он всё равно уже остывает.

Но Роман не мог пошевелиться. Он продолжал стоять и смотреть ей в глаза…

Всё же и это должно было пройти. Всё когда-то проходит. Он слегка отступил и разжал пальцы, которыми держал ее за бедро. Даша так и не подняла рук. Она сместилась влево и медленно вышла из кабинета.

Тут же со стороны раздалось тихое покашливание. Роман повернулся на звук и увидел в дверях кабинета фигуру своего первого зама. Летучий смотрел на него… удивленно. Директор спецотдела поправил брюки и сделал знак головой, чтобы тот проходил.

– Двери закрой, – скомандовал Роман.

8.

Когда Виталий покинул кабинет, Роман вышел в приемную. Даши не было. В центре ее стола лежал конспект сегодняшних звонков. Список был составлен заметно суше, это просто бросалось в глаза. С девушкой явно что-то происходило, она не была похожа на себя.

Роман задумался. А ведь все факты собирались в единую картину: ее смелость, склонность к экстриму, сильный характер. Она вполне могла вести беспорядочную половую жизнь и подцепить заразу. К тому же Дарья не знала, что он обшарил ее вещи и видел запись о сегодняшнем обследовании. Но всё же что-то не давало Роману принять эту версию за основную. Может, ему не хотелось верить в ее правдивость? Нет, просто что-то не сходилось. Директор вспомнил ее взгляд. По спине снова пробежали мурашки.

Позже вечером он налил себе выпить. Нужно было еще раз всё обдумать. Роман не хотел видеть жену, и поэтому не поехал домой, а навестил свою квартиру на Фрунзенской набережной. Сегодня ему надо было побыть в одиночестве.

Он и сам не заметил, как азарт последних дней захлестнул его настолько, что ему стало более нестерпимо ждать. Он не хотел больше тратить ни минуты своей жизни на поиск информации о Даше. Ему нужно было узнать всё. Прямо сейчас. Узнать, чтобы понять. Что он не ошибся.

Роман был готов к чему угодно, только не к тому, как всё повернулось. Он ожидал, что Дарья начнет сопротивляться, или что, наоборот, сама на него набросится. Что станет с ним играть – погладит по щеке или полезет в брюки. С таким же наглым и самоуверенным видом, с каким всё время с ним разговаривала. Но более всего он ожидал, что его поведение станет для Даши в ее сегодняшнем состоянии неожиданностью и вызовет непонимание, обиду, возможно, даже слезы. Девушка явно была отчего-то не в себе, да что уж там, она была расстроена. И Роман хотел вывести ее на сильные эмоции, вытрясти до последней пылинки искренности, узнать всё, что ему было нужно и сделать это как можно быстрее. А ведь самый эффективный способ – это стресс. Вероятности того, что это будет одноразовый секс он не допускал сразу. Даша сумела влезть к нему в голову, а в таких случаях секс только подливает масла в огонь, а не приносит разрядки. Если только он вдруг не ведет к сильному разочарованию, но в случае с Дашей Роман не предполагал такого исхода. Поэтому он собирался покопаться в девушке поглубже, чем просто трахнуть. Но сейчас ему было всё равно, что при этом Даша подумала бы о нем. Нет таких действий, которые потом нельзя нейтрализовать другими действиями, тем более если речь шла о Романе Чернышеве, мужчине с огромным опытом и диапазоном возможностей.

Но эта немая оторопь, которая овладела ею, охладила его пыл. Бездвижные руки, не пытавшиеся принимать в происходящем какого бы то ни было участия, его просто обескураживали. Сначала Роман даже потерялся. Неужели он всё же ошибся? Неужто вся ее дерзость – это напускное, а внутри скрывается холодность и безразличие? Ведь допустить, что Даша не дает отпор потому, что просто сдалась на милость победителя, Роман не мог. Это точно было не про нее.

Но когда девушка открыла глаза, и он увидел ее взгляд, всё сразу встало на свои места. Будто Даша лишь брала паузу на обдумывание, а стоило осмыслить, как решение было принято. Нет. Она не сдалась ему на милость. И никогда не сдастся. Угловатые льдинки возле самых зрачков заострились тонкими стальными иглами. Роман кожей почувствовал, что еще немного, и, взорвавшись, этот лед разлетится на осколки, прошивая его тело насквозь. Но она не сопротивлялась. Весь огонь, заключенный в теле напротив, выходил наружу только через взгляд, и Даша не предпринимала никаких попыток прекратить то, что происходило, или хотя бы стать одним из действующих лиц в сцене, которая разворачивалась. А еще она молчала, и молчание это настолько бесило Романа, что от этого его влечение становилось просто неуправляемым. Да, он сразу решил, что доведет свое дело до конца уже сегодня, но всё же теперь сомневался в том, стоило ли. Не может же он заниматься сексом за двоих? Нет, он к такому не привык. Его жертва должна непременно участвовать в процессе, причем не важно в какой роли – защиты или нападения. Даже активное несогласие – это действие, которое, кстати, часто заводит не меньше активного согласия. Тем более, что в большинстве своем для женщины это всегда лишь очередная роль, и многие играют ее намеренно, зная, что она приносит хорошие дивиденды. У Романа не было привычки ни с того, ни с сего набрасываться на незнакомых женщин. Если он и имел какие-то притязания, значит, был спровоцирован, а если кто-то кого-то провоцирует, значит, и сам хочет. Это неоспоримая истина. Если радио посылает сигнал в космос, значит, оно включено́ в розетку. Женщина, обесточенная от сексуальной сети, никаких сигналов в пространство не генерирует.

Поэтому Роман был убежден в том, что какую бы грубую сцену он не учинил, это кардинальным образом не изменит настроек их с Дашей отношений: она сама с первой минуты общения их задала, и теперь всё развивалось по проложенной ею же самой траектории. В какой-то момент Роман тоже должен был включиться в процесс, Даша не могла этого не понимать. Она не была наивна, в этом директор спецотдела не сомневался. За свою бурную жизнь он и на наивность насмотрелся, так что знал ее в лицо. Просто Роман Чернышев был сделан не из того теста, из которого обычно готовится выпечка. Он не собирался месяцами ходить за своей секретаршей, строя из себя дже́нтльмена или романтика, чтобы потом, насытившись этим по горло, однажды взять свое. В такие игры он играл только на заре туманной юности, и они всегда заканчивались тем самым разочарованием: либо объект оказывался не столь заслуженным, либо субъект перегорал. Поэтому Роман давно привык брать то, что он хочет именно тогда, когда у него возникало желание, ведь этот момент столь неустойчив и скоротечен, что его еще нужно поймать. А на такие глупости у него как раз никогда не бывало времени.