Страница 11 из 12
Леолия с помощью ожидавших её служанок приняла ванную. Вода оказалась тёплой и мягкой. Служанки намыливали тёмные волосы своей госпожи и угрюмо молчали. В воздухе будто кто-то разлил напряжение. Леолии было безумно неприятно, что её касаются чужие руки, но она знала, что принцессе положено это терпеть.
Когда, завернувшись в пушистые одеяла, девушка отпустила служанок и осталась одна, то ей показалось, что всё вокруг замерло, будто чего-то ожидая.
Как хорошо, что есть такая вещь, как магический кристалл! Стоило провел по волосам, и всё, они сухие. Леолия высушила магическим кристаллом волосы и легла на кровать, уставившись в потолок. Десять лет… Десять лет назад она в последний раз лежала под ажурным балдахином. Ей вспомнилась серая, убогая келья с низким потолком. За что?!
Она сама не заметила, как сон смежил усталые веки. Воспоминания обступили её, беззащитную, вторгаясь в спящее сознание.
***
– Ведьма! – кричит сопливый беловолосый мальчишка в лазурном шёлковом камзоле. – Юдордова черноволосая дочь! Уродина!
Он тянет из её рук Эйтаса – плюшевую собачку, верного друга Леолии. Девочка кричит и дёргает игрушку на себя. Всё это происходит на глазах гувернёров и нянек, упорно делающих вид, что не замечают, как десятилетний брат унижает семилетнюю сестру. Мимо площадки на четвёртом этаже Розовой лестницы снуют на цыпочках служанки с подносами, слуги с охапками дров… Много-много равнодушных взрослых.
– Пусти, – кричит Леолия, плача.
Но принц Америс сильнее. Наконец мальчик вырывает из её рук собачку, а затем со злым смехом отрывает игрушке голову.
– Не-ет! Эйтас!
Слёзы душат Леолию, слёзы отчаяния и злости. Она изо всех сил толкает брата. Америс, не ожидавший такой прыти от младшей сестры, нелепо взмахивает руками, падает и катится по ступенькам вниз. Леолия застывает в ужасе, глядя, как брат лежит сломанной куклой, тихой, бездыханной. А затем бежит к нему, перескакивая через ступеньки, но у самого тела принца её вдруг подхватывают на руки. Толстая служанка со сросшимися на переносице бровями крепко держит, не пуская девочку к брату.
– Отпусти, – кричит Леолия, – там Америс… Ему нужно помочь!
– Ведьма, – шипит служанка, – я не дам тебе добить маленького господина. Даже не надейся.
Леолия плачет и бьётся в её руках. Ей кажется, что это руки каменной богини.
***
Принцесса открыла глаза сквозь слёзы вновь увидела над собой расписанный золотыми звёздами голубой потолок. Там, в обители, она забыла всё это. Очень старалась забыть и смогла. А сейчас всё вокруг пробуждало воспоминания и давнюю боль насмерть перепуганного, виноватого ребёнка. Это произошло десять лет назад. Леолия знала, что Америс остался жив: он просто потерял сознание от боли, сломав при падении руку. Обычная детская ссора, травма по неосторожности.
Но почему ей по-прежнему так тяжело?
Леолия скинула полотенца и забралась под пуховое одеяло. Она не будет думать о плохом. Америс жив-здоров, может быть, он даже повзрослел и изменил своей ребяческой неприязни к сестре. Отец вернул опальную дочь во дворец. Всё ведь хорошо, правда? Леолия начинает новую жизнь, в которой нет и не будет места тягостным воспоминаниям детства.
Она смотрела на огонёк лампадки, теплящейся перед ликом мраморной статуи богини и шептала привычную молитву. И постепенно тёплый свет озарил весь мир, и глаза её снова закрылись.
***
Но что это? Это уже не огонёк – это пламя. Оно горит и полыхает за оконным стеклом. Рамы закрыты, но из-за них всё равно доносятся многоголосые крики.
Леолия жмётся к ногам матери, чувствуя, что что-то непонятное происходит во взрослом мире.
– Она хотела его убить, Эстарм! – будто клинок режет голос матери.
– Она ребёнок, Ия, – резко отвечает король. Изящный, стройный, златоволосый. – Ты понимаешь, что она – просто ребёнок?
– Это дурная кровь, – шипит королева.
Отец сердито фыркает.
– Суеверия и предрассудки. Что за глупость верить, что цвет волос влияет на характер?
Мать отпихивает Леолию.
– Да, она не понимает, что делает, Эстарм, – звенит её высокий раздражённый голос, – но через брюнетов действует проклятье юдарда, а наша дочь – темноволоса. Разве не очевидно? Я, конечно, не считаю, что она специально планировала убийство. Но Америс сломал руку! Что дальше, Эст? Наш сын должен сломать шею, чтобы тебе стало очевидно?
«Ведьма! Ведьма!» – доносится из-за окна до Леолии рёв толпы. Она снова ловит шёлк материнской юбки и прижимается к нему в ужасе. Мать вырывает ткань из её рук и оборачивает к дочери разгневанное лицо. Прекрасные синие глаза темнеют, как грозовое небо.
– Не смей меня трогать, Лия. Ты – плохая девочка. Никогда не смей больше меня трогать!
***
Леолия проснулась от своего крика. Во сне она рыдала и кусала мокрую подушку. «В тот день, под напором жены и буйством народной стихии, ты отрёкся от меня, папа. Ты отправил меня в беспамятство – в обитель милосердных сестёр.»
Рывком сев на постели и чувствуя, как тело сотрясает дрожь, Леолия попыталась отдышаться и успокоиться. Мать давно мертва. Её нет вот уже четыре года. В обители шептались, что королеву отравили. Но, вероятнее всего, она заразилась чумой, когда ездила в родной Южный щит отдохнуть и насладиться фруктами и солнцем. Диармэд, герцог Южного щита, её родной брат.
Леолия поняла, что не сможет спать там, где горькие воспоминания окружают и душат её. Она встала, накинула просторный махровый халат, замотавшись в него, и вышла в гостиную. Здесь, по крайней мере, обстановка на неё не давит. Забралась на диван, свернулась клубочком и вскоре крепко уснула.
***
Утром её разбудили служанки, с недоумением пялящиеся на принцессу, спящую на узком кривоногом диване.
– Ваше высочество, пора начать приготовления к парадному обеду. Скоро придут швеи, чтобы подогнать платье под вашу фигуру.
Леолия молча позволила девушкам вымыть её, расчесать длинные шоколадные волосы, высушить и убрать причёску. Всё это время она чувствовала в них затаённую недоброжелательность. Девушке казалось, что весь дворец ненавидит её. За что? Только лишь за проклятье юдарда – тёмные волосы? Или до сих пор припоминают ей нападение на наследного принца?
Она вежливо поблагодарила девушек, те склонились в реверансе, но ощущение враждебности никуда не пропало.
Вскоре вошли три швеи и принесли два наполовину готовых платья. Одно – бархатное, тёмно-фиолетовое, расшитое мелкими бриллиантами, вспыхивающими то тут, то там, как звёзды на ночном небе. Другое – серебристо-серое, атласное с тонкой вышивкой серебряной нитью по подолу.
– Мы не успеем сшить оба, Ваше высочество, – величественно произнесла старшая из портних – грознобровая седовласая дама. – Прошу вас, выберите то, в котором будете принимать участие в торжественном обеде.
Леолия задумчиво коснулась бархата, провела рукой по атласу. Оба платья нравились ей. Она забыла, когда в последний раз касалась благородных тканей. Впрочем, нет. Последний раз был три дня назад: она гладила гардины в комнате настоятельницы. А вот когда надевала…
Двери раскрылись, пропуская двух богато одетых девушек. Швеи тотчас почтительно присели, но вошедшие, казалось, вовсе не заметили мастериц.
– Доброе утро, Ваше высочество! Мы – ваши первые фрейлины, – приветливо улыбнулась та, что вошла второй. – Моя имя – Ильсиния. Я дочь герцога Серебряного щита.
Это была миниатюрная девушка. Её платиновые волосы украшала аметистовая диадема, красиво подчёркивающая синеву прекрасных глаз, а нежно-сиреневое шёлковое платье придавало тонкой фигуре воздушность.
Леолия невольно улыбнулась Ильсинии. Это был первый человек во дворце, встретивший её дружелюбно.
– Моё имя – Алэйда, дочь герцога Золотого щита, – холодно представила та, что вступила в комнату первой.