Страница 52 из 125
Увы, дорогой читатель. Та же судьба постигла Медведя. Ему Лиса сказала иные, как говорится, слова. О, адские создания знают все слова! Медведь лишь крякнул, стыдливо зардевшись. Наблюдали ли вы зардевшегося медведя, читатель? Любуйтесь. Он перед вами.
А Быку Лиса сунула в нос бумажку с бледной печатью Лескома и неразборчивой резолюцией Травкома. Исчадия ада всегда до зубов вооружены бумажками! Это их щит, их броня, их забрало! Бык немедленно отступил. Таково действие бумажки на шаткую душу обывателя.
Петуха, ринувшегося в логово хищницы, провожала вся улица. Матери поднимали детенышей, чтобы показать им храбреца. Кто-то плакал навзрыд. Кто-то лежал без чувств. Щелкнули запоры. Петух вошел. И тут же улица Лесистая дрогнула от нечеловеческого хохота: то резвилась Лиса, которую безумно позабавил вид небольшого Петуха. Но тот молча глядел на хищницу прозрачным взглядом. И совершилось чудо: метя пыль шикарным хвостом огненных расцветок, хамка, пятясь, покинула чужую площадь.
Храбрость проста и трогательна, как зеленая травка.
Короче говоря — Заяц вселился в свой дом.
— К чему все это? — спросите вы, дорогой читатель.
А ни к чему. А просто так.
Илья ШАТУНОВСКИЙ
Плата за гостеприимство
…Приобретя в магазине коробку конфет и бутылку марочного вина, Заяц «спешил» домой. Там его поджидала Лиса, уже месяц «гостившая» в домике соседа, ссылаясь на аварийное состояние своей площади. Со стороны Лисы были «клятвы» и «заверения» уехать через «пару» суток, но на поверку это оказалось ложью. Переехав, Лиса «развернулась» вовсю. Она пьянствовала, систематически избивала Зайца, сотрясала своды бранью и на все уговоры твердила: «Я так желаю».
Лиса «и» мораль! Лиса «и» приличие. Лиса «и» благодарность… Никакой союз «и» не соединяет Лису с этими высокими понятиями. А ведь она выросла на улице Лесистой, бегала в Лесную школу… Не получая отпора. Лиса пристрастилась к чтению Ремарка и решила, что ей «все» дозволено. Телом проживая на улице Лесистой, душой Лиса тяготела к миру корысти и чистогана.
Не успел Заяц вытереть ноги о половичок, как послышалась страшная «площадная» брань и хриплый, пронзительный вопль:
— Где мой кальвадос?
Попытка Зайца покончить дело миром ни к чему не привела. Окончательно распоясавшаяся тунеядка выгнала хозяина из дома.
Но дело происходило не в темных джунглях, а на светлой улице Лесистой, где даже чужие спешат на помощь друг другу В дом Зайца отправилась Собака. Тунеядка встретила Собаку хохотом и издевательствами, и последняя покинула помещение. Затем вмешался Медведь. Но и он не выдержал разнообразных «слов» зарвавшейся «любительницы чужих углов». Затем пошел… Бык. Нагло усмехаясь, тунеядка показала Быку липовый «ордер», цинично эксплуатируя уважение к любому документу, свойственное обитателям улицы Лесистой.
Пьяные скандалы, «хохот», рев, ослиное мяуканье «джаза» ежедневно нарушали «отдых» скромных обитателей улицы Лесистой. Наконец вмешалась общественность в лице Петуха. Тот спокойно предложил тунеядке покинуть помещение. Лисе ничего не оставалось, как «подчиниться».
Справедливость восстановлена! Да иначе и не могло быть на улице Лесистой!
Варвара КАРБОВСКАЯ
Рыжая шубка
Она остановила его у палисадника, где цвели панбархатные настурции, элегантные атласные лилии и кокетливые подсолнухи в ярких оборочках.
— Друг мой! Пустите переночевать! — Она была очаровательна в своей блестящей огненно-рыжей шубке. Заяц поклонился:
— Ради бога! Прошу!
Домик Зайца был обставлен скромно, но со вкусом. Недорогая рижская мебель лимонного цвета, строгий торшер. На видном месте — портрет Заячьей мамы в изящной рамке. И вот сюда вселилась Лиса.
Она до полудня лежала в постели и, щурясь, наблюдала, как Заяц, надев батистовый польский фартук, хлопотал по хозяйству. Вскоре Лиса начала грубить:
— Батистовых фартуков не носят. Носят ситцевые!
— Я не могу пить из этих рюмок! Купите бокалы чешского стекла!
А потом случилось самое горькое…
— Мне надоел портрет вашей мамы! Уберите его!
Этого Заяц не выдержал. Он громко всхлипнул.
— Уберите, — капризно добавила Лиса. — Дурак!
И ударила Зайца точеной лапкой по переносице.
Вид плачущего Зайца всполошил всю улицу Лесистую.
— Да что ж это, батюшки! — говорила Собака. — Живем столько лет душа в душу, в кажном доме совет да любовь, а тут… Дураком обозвала! На нашей улице и слов-то таких не знают! А дай, милые, я сама с ней поговорю!
Через пять минут Собака вернулась:
— Не могу! Что хотите, милые, не могу! Я ей про жизнь нашу полную, а она, бесстыжая, коньяк хлещет! Моченьки моей нетути!
Вскоре вернулся и представительный седеющий Медведь:
— Извините, милый Заяц, я бессилен. У меня семья, две дочери — юные медведицы, малютка сын, жена. А ваша, извините, соседка назвала меня… Мне тяжело повторить…
Та же судьба постигла доброго немолодого Быка. Тогда в дом заспешил Петух. Это был любимец улицы. Маленький, поджарый, с алым воинственным гребешком на изящной головке, с крошечными шпорами на тонких ножках, он быстро взбежал по ступенькам и крикнул ломающимся от волнения юным голосом:
— Уходите, Лиса! Мы все вас… презираем!
И Лиса ушла. Она прошла мимо, понурившись, а ее прелестная шубка выглядела какой-то тусклой, будто полинявшей…
— Рыжая шубка! — крикнула Собака.
— Без оскорблений! — сухо проронил Медведь. — Лиса и так уже достаточно наказана.
В эту ночь Заяц не заснул. «Милые, чистые, настоящие, — думал он о соседях. — Разве на нашей улице есть почва для произрастания подобных Лис? Откуда же, откуда они берутся? Откуда?!»
Но потом Заяц все же заснул. Крепко и сладко.
Ласково светила луна, напоминавшая изящный восковой букетик жасмина.
Бронислав Кежун
(1914–1982)
Лев ОШАНИН
Молодому поэту
Ты можешь так или иначе
Смартынить или спастерначить.
Пред тем как людям ты откроешь душу
В своих стихах, что будут неплохи,
Я одного хочу: чтоб ты послушал
Мои советы — как писать стихи.
Ты можешь так или совсем иначе
Свои стихотворения ковать —
Мартынить, евтушенить, пастерначить,
Молчанить, рудерманить,
слуцковать!
Я все, мой сын, могу тебе позволить!
Ты можешь, если кратко говорить,
Рыленить, безыменить, антоколить,
Хелемить, винокурить, инберить!
Ты можешь маяковить и маршачить,
Кирсанить поэтическую грань!
Ты можешь сельвинячить
и смирнячить.
Но — умоляю! — только.
не ошань!
Сергей МАРКОВ
Радуга-река
Знаю я — малиновою ранью
Лебеди плывут над Лебедянью.
А в Медыни золотится мед…
В час, когда рассветной ранней ранью.
Строфы зарождаются сии,