Страница 37 из 125
Игорь СЕВЕРЯНИН
У старушки колдуньи,
крючконосой горбуньи,
козлик был дымно-серый, молодой, как весна.
И колдуньино сердце
в тихо грезовом скерцо
трепетало любовью, как от ветра струна.
На газоне ажурном
златополднем пурпурным
так скучающе-томно козлик смотрит на лес.
Как мечтать хорошо там,
сюпризерным пилотом
отдаваясь стихийно тишине его месс.
Ах, у волка быть в лапах
и вдыхать его запах —
есть ли в жизни экстазней, чем смертельности миг.
И старушке колдунье,
крючконосой горбунье,
подарить импозантно лишь рогов своих шик.
Владимир МАЯКОВСКИЙ
Скрипела старуха
телега словно:
кха, кхе, кхо, кхи.
Великолепно мною уловлены
старухины все грехи.
Дрянной старухиной хаты возле
разрушенный
был
хлев.
Маленький, миленький серенький козлик
валялся там на земле.
Вздумалось козлику в лес погуляти.
Какое же дело мне?
Но я, старуха,
аккумулятор
загубленных козьих дней.
А мне козлы, те, кого обидели,
всего роднее и ближе.
Видели,
как собака бьющую руку лижет?
Напали на козлика серые волки,
душу кровью облив.
Встала дыбом,
испуганным, колким,
седая щетина земли.
Остались бабушке рожки да ножки.
Теперь ей козел какой?
В алтаре
альтами
звезды крошки:
со свя-ты-ми
у-по-кой…
Александр ВЕРТИНСКИЙ
Куда же вы ушли, мой серенький, мой козлик,
с бубенчиком на лбу и с лентой на рогах?
Грустит ваш сад. Наннет-старушка плачет возле
об умершей любви, о майских прошлых днях.
В последний страшный час я видел вас так близко,
в далекий темный лес вас мчал кабриолет.
Под тяжестью волка потом вы пали низко,
лишь ножки и рога оставив для Наннет.
Сергей ЕСЕНИН
Рязанские лощины,
коломенская грусть.
Одна теперь в долине
живу я и томлюсь.
Козел мой златорогий
гулять умчался в лес.
И свечкой четверговой
горел окрай небес.
Рычали гневно тучи,
мотали головой,
уступы тьмы дремучей
глотали тучий вой.
Я проклинаю Китеж
и тьму его дорог,
восстал бездонный вытяж,
разорван козий бог.
Стучали волчьи зубы
в тарелки языков.
Опять распят, погублен
козлиный Саваоф.
О лебедь гнутых рожек
и ножек серый гусь!
Рязанские дорожки,
коломенская грусть.
Из цикла «Веверлеи»
Александр БЛОК
Пошел купаться Веверлей,
Оставив дома Доротею.
С собою пару пузырей
Берет он, плавать не умея.
И он нырнул, как только мог,
Нырнул он прямо с головою.
Но голова тяжеле ног,
Она осталась под водою.
Жена, узнав про ту беду,
Удостовериться хотела.
Но, ноги милого в пруду
Она, узрев, окаменела.
Прошли века, и пруд заглох,
И поросли травой аллеи.
Но все торчит там пара ног
И остов бедной Доротеи.
Там каждый вечер в час назначенный.
Среди тревожащих аллей,
Со станом, пузырями схваченным,
Идет купаться Веверлей.
И медленно пройдя меж голыми,
Заламывая котелок.
Шагами скорбными, тяжелыми
Ступает на сырой песок.
Такой бесстыдно упоительный,
Взволнован голубой звездой.