Страница 37 из 52
Мои успехи удивили не Лежика. Тот посчитал свои падения случайными неудачами — не моей заслугой. А вот наблюдавший за нашими тренировочными боями Петрович решил иначе (в этой жизни я читал его мысли по мимике не хуже, чем в прошлой). Тренер «взял меня на заметку». Я понял, что буду рассказывать Верховцеву (после занятий) о ворохе изученной литературы (где бы ещё я нынешний подчерпнул столько спортивных премудростей?). Даже припомнил названия книг, что помогут придать правдивости моим словам. Задумался… и тут же попался на очередную уловку соперника — повалился на бок (заметил на лице Олега недовольную гримасу: тот рассчитывал прижать меня лопатками к мату).
Я задержался в борцовском зале, выслушал нотации Петровича (и ответил на его вопросы). Тренер в красочных выражениях (но без матерщины) попросил меня «не лезть вперёд батьки в пекло». Провёл инструктаж на тему своих излюбленных «базовых» бросков, которые помогали его воспитанникам на детских соревнованиях, но «буксовали» на «юношах» (противники заранее к ним готовились). Трижды повторил мне свой девиз: «Лучше меньше, но лучше» (я тут же вспомнил, сколько раз оспаривал это его утверждение). Однако ничего не запретил — даже похвалил… за то, что я «неплохо» обучил Каховскую его любимому броску через правое бедро (первый бросок, которому Верховцев всегда обучал новичков).
Все парни покинули раздевалку, пока я беседовал с тренером («третья» группа не имела привычки задерживаться для болтовни). Дожидалась меня в коридоре Дворца спорта только Зоя Каховская. Плечи Каховской после тренировки устало поникли, неряшливо собранные в пучок волосы походили на метёлку. Девочка держала в руке сумку на длинной лямке (та касалась пола). Бездумно таращилась на покрытую сеточкой трещин стену. Я окликнул девочку — та вздрогнула, нашла меня взглядом, нерешительно улыбнулась. Сделала шаг и тут же поморщилась, словно почувствовала при ходьбе боль. Я отметил, что навыки самостраховки не уберегли юную самбистку от ушибов (видел сегодня, как Лера Кравец безжалостно швыряла новенькую на маты).
— Ну, и как тебе тренировка с опытными борцами? — спросил я.
Каховская покачала головой.
— С малышнёй было проще, — сказала Зоя.
И тут же добавила:
— Но не так интересно.
Она улыбнулась, потёрла рукой бедро.
— Лера замучила меня своими подсечками, — сказала Каховская. — Пару раз я позабыла о страховке. И подумала, не вернуться ли мне на танцы…
Мы шли по ярко освещённому коридору. Мимо нас то и дело пробегали дети, проходили подростки. Зоя опиралась о мою руку, шагала неторопливо — я подстраивался под её темп. Мишино тело тоже болело и постанывало — то была узнаваемая боль, будто переместившаяся вслед за мной в прошлое из моего предыдущего детства, где я выдержал сотни, если не тысячи изматывающих тренировок. Зоя перечисляла «издевательства», которым подвергла её сегодня Кравец. То и дело щурила глаза, будто целила в свою обидчицу из невидимого пистолета. Но не жаловалась и не ныла — просто озвучивала события, изредка разбавляла свою речь «папиными милицейскими» словечками (раньше я за ней подобного не замечал).
Я придержал тяжёлую дверь Дворца спорта — пропустил вперёд Зою Каховскую. Зажмурился от ярких лучей спускавшегося к горизонту солнца. Вдохнул запахи выхлопных газов и разогретого за день асфальта (очистил лёгкие от пропитанного ароматами мужской раздевалки воздуха). За три недели сентября я привык, что мы выходим из «Ленинского» не парой, а вчетвером. Поймал себя на желании оглядеться в поисках Павлика Солнцева и Валерки Кругликова. Я и огляделся: не удержался от искушения. Пашу и Валеру рядом с Дворцом спорта имени Владимира Ильича Ленина ожидаемо не обнаружил. Зато внизу, у подножия ступеней ведущей во Дворец спорта каменной лестницы, увидел двух девочек — Леру Кравец и Свету Зотову.
Каховская тоже заметила самбисток. Остановилась, нахмурилась, поправила на плече лямку сумки. Мне почудилось: Зоя не испытала радости от новой встречи с самбистками. Она вцепилась в мою руку (будто испугалась, что я брошу её здесь, на ступенях, променяю её общество на компанию «опытных» спортсменок), шумно выдохнула. Даже дёрнулась, словно пожелала вернуться во Дворец спорта, но не нашла в себе сил разгуливать после тренировки по широким коридорам. Лера и Света тем временем попрощались — Кравец свернула на ведущую к автобусной остановке дорожку, а Зотова повернулась к нам спиной и неторопливо зашагала вдоль забора из аккуратно подстриженных кустарников.
Я высвободил руку из объятий Зоиных пальцев.
— Сейчас я догоню Свету… — сказал я.
Заметил, что у Каховской перехватило дыхание.
Зоя вздрогнула, будто я отвесил ей пощёчину.
—…Мы догоним. И у меня случится приступ… наверное.
Я положил руки на плечи Каховской, заглянул девочке в глаза.
Спросил:
— Ты поняла, что я сказал?
Девчонка не ответила. Ответили её глаза.
В них я заметил отблески бушевавших в Зоиной душе эмоций — совсем не тех, на которые рассчитывал.
— Каховская! Не тормози! — сказал я. — Мне нужна твоя помощь.
Встряхнул девочку — заставил её кивнуть головой.
— П…помощь? — переспросила Зоя. — Какая?
Она посмотрела на не спеша отдалявшуюся от нас Светину фигуру.
— Дружескую, какую же ещё.
Я взял Каховскую за руку (её пальцы оказались холодными, несмотря на стоявшую в городе совсем не осеннюю жару), потащил Зою вниз по ступеням — девочка упиралась, но неактивно.
— Нам нужно догнать Зотову, — сказал я.
— З…зачем?
Каховская едва переставляла ноги. Но активно не сопротивлялась.
— Узнаем, что за ерунда тут происходит, — сказал я. — Иди нормально, Каховская! Не тормози. Подхватишь меня, если вырублюсь. Как тогда, около школы. Чтобы я не расквасил физиономию. Надя… мама расстроится, если вернусь домой с опухшей мордой. Ты меня поняла, Каховская?
Зоя не ответила. Она вздрогнула от моего оклика… промолчала и будто снялась с тормоза. Девочка зашагала увереннее — словно шла теперь не по принуждению. И даже ускорила шаг (сжала мою ладонь, рукой прижала к себе мешавшую ей идти сумку). Но не смотрела на Зотову — Каховская поглядывала мне в лицо. Вопросов не задавала. Однако те читались в её взгляде (удивлённом, настороженном, слегка испуганном). С ответами я не спешил. Потому что пока и сам их не знал. Действовал, опираясь на предчувствие и догадки. Желал прояснить ситуацию именно сейчас, а не после: в школе или на тренировке. Да и не хотел… опоздать. Расстояние между нами и Зотовой теперь не увеличивалось — напротив: быстро уменьшалось.
Света услышала звуки наших шагов — взглянула через плечо. Её глаза блеснули (как блестели и плафоны фонарей, отражавшие солнечные лучи). Зотова поправила свалившуюся ей на лоб чёлку, усмехнулась. Но не остановилась — лишь горделиво вздёрнула курносый нос и приподняла подбородок (в моей голове мелькнула мысль, что Света передразнивала Каховскую) и отвернулась. Всем своим видом девочка показала, что не намерена с нами общаться: Зотова намекнула, что мы ей не интересны. Зоя Каховская фыркнула; будто нарочно, чиркнула по земле каблуком. Света не отреагировала на резкий звук; не ускорила и не замедлила шаг, не сменила она и направление движения (не уклонилась от встречи с нами).
И всё же она вздрогнула, когда я ухватил её за руку.
Сквозь всё ещё не стихший в моей голове грохот доносились слова Зои Каховской:
— Всё хорошо, Миша. Всё хорошо, Мишенька. Всё хорошо…
Боль отступила (но совсем не исчезла — осталась в моей памяти). Запах гари сменился запашком уличной пыли и человеческого пота (ещё мне почудился едва уловимый аромат женских духов). Я сообразил, что не оглох: слышал сейчас не только звон, но и голос Каховской, чириканье птиц, шум проезжей части — всё это казалось теперь едва ли не райскими трелями. Я не ослеп от вспышки — понял это, когда увидел перед собой подсвеченное красками заката небо, похожие на куски ваты облака и Зою Каховскую. Девочка всматривалась в моё лицо, хмурила брови, шевелила губами. Наглаживала мою голову тёплой ладошкой. И повторяла однотипные фразы (будто проигрыватель, в котором заело пластинку).