Замок серебряной розы

- И только эллери не знают никаких богов… - прошептала я, удивлённо распахивая глаза, осознавая вдруг его правоту.

Да, у нас строятся храмы – но это храмы древних героев и пророков. Есть жрецы – но это скорее сильнейшие маги, полные амбиций и постоянно соперничающие друг с другом и с властью элара. Я порой слышала, как человек в речи привычно восклицает «о боги!», но ни разу не слышала имени ни одного из них.

Ни мифа, ни гимна, ни клочка молитвы, ни легенды о каком-нибудь сотворении мира – ну там, из грязи, цветка или песни заскучавшего бога, как это бывает у других народов в других мирах. За время сидения в Замке серебряной розы в ожидании мужа я прочла о таких мирах достаточно книг – в Королевстве Ледяных Островов их кинулись изучать жадно и обстоятельно, как только открыли.

И только у эллери… Ни-че-го.

- Но ведь так не бывает! – воскликнула я.

Мы с графом переглянулись.

- Я знал, что ты меня поймёшь, - удовлетворённо кивнул свёкр. – И поэтому я в третий раз задам один и тот же вопрос, который не даёт мне спокойно спать вот уже которую ночь. Кто такие демиурги?

- Да откуда же вы взяли-то это слово? Лично я слышу его впервые в жизни.

- Я взял его из вашей собственной книги, Гаяни! «Науриндаэр Эллириа»! Единственная книга, где оно упоминается, - из всех, что я видел за всю свою жизнь. Даже в Эллериконе его не было, я проверял! Я прочёл это слово на тех самых, почти уничтоженных временем первых страницах. Но вся моя боль заключается в том, что из контекста решительно не понятно, о чём или о ком речь! Скорее, всего, правда, «о ком», потому что упоминается «непререкаемая воля демиургов» и «тяжкий жребий демиурга», из чего я делаю вывод, что их может быть как один, так и несколько. А происхождение слова от древнееэллерийского корня «создавать» наводит меня на мысль, что ближайшим аналогом на общем языке может быть слово…

- «Создатель». Или «Творец»… - прошептала я.

- «Творцы», - твёрдо скорректировал граф. – Плюс к тому ещё туманное упоминание некоей «Вечной розы», которое на меня подействовало как на охотничьего пса, взявшего след. Да только след обрывается, не успев начаться. Можешь оценить степень моего отчаяния. Вся надежда на тебя! Ты родилась среди этих книг от древней крови Эллирии, этот язык твой родной, во дворце элара не было секретов от маленькой элианы…

- Сожалею, но я ничем не могу помочь, - с грустью покачала головой я. – Хотя безумно ценю ваше доверие! Но… даже в моих видениях прошлого такого слова мне не встречалось. Я и правда впервые в жизни слышу о… демиургах.

У меня вдруг мороз прошёл по коже.

Как будто древним эллери не требовалось расшифровывать это слово на страницах своих летописей.

Как будто оно было для них слишком обыденным. Ведь зачем подробно описывать то, о чём все твои читатели и так хорошо знают?

И вот сейчас я, чистокровная эллери в неизвестно каком поколении, это слово не понимаю – но я его чувствую.

Как будто оно у меня в крови.

И заставляет трепетать и покрываться мурашками даже в тёплом, пахнущем цветами и расцвеченном уютными огнями холле Замка ледяной розы.

Граф вздохнул и задумчиво потёр подбородок.

- Что ж… печально. В таком случае буду пытать Ричарда, когда вернётся. В конце концов, он дольше меня корпел над книгой. Именно в ней он нашёл сведения об эллерите, и указания, где искать месторождения. Вдруг какие-то догадки…

- Да-да, конечно! – напоминание о муже в который раз отозвалось ноющей болью где-то под сердцем. Почему-то вспомнились наши торопливые поцелуи перед рассветом в ночь, когда он собирался уезжать. Захотелось прервать разговор поскорее, и я поспешно откланялась.

К тому же надо было найти дочь. Я ни минуты не боялась за неё в Замке ледяной розы, он лучше всякой няньки способен был позаботиться о ребёнке. Да и Кэти в свои три была… не совсем обычным ребёнком.

И всё же я нервничала, когда дочери долго не было рядом.

Поэтому поскорее распрощалась с графом, который, кажется, меня уже даже не слышал, глубоко погружённый в раздумья. И взбежала вверх по широкой лестнице – туда, куда задумчиво побрела моя девочка сразу, как только осталась без присмотра.

Я много раз бывала в Замке ледяной розы.

Всегда он был разным, словно музыкальная шкатулка с секретом, которая всякий раз играет новую мелодию, стоит поднять крышку.

Сегодня эта музыка молчала.

Сегодня Замок был какой-то притихший и казался настороженным и молчаливым, будто олень, что чутко прислушивается к шорохам в лесу и вот-вот сорвётся в бег.

- Кэти!

Ответа не было.

Я ускорила шаг. Коря себя за то, что вообще выпустила ребёнка из виду. Это ведь Замок, где даже стены живые, говорила я себе. Что может случиться? Тем более с моей осторожной и ловкой девочкой, которая ни разу за всю жизнь даже коленку себе не сбила…

А вот теперь тревога заставляла переходить почти на бег, заглядывать во все двери по дороге. Я упустила из виду, что она у нас… слишком тихая. Никогда не кричит, не капризничает, как другие дети. Ничего никогда не просит, и вообще почти всё время молчит – так что одно время я даже боялась, что она растёт немой. Но страхи оказались напрасными. Просто она больше любит слушать и наблюдать – может часами смотреть на то, как паук ткёт паутину или вместе с кошкой караулить мышь у норы, присев на корточки и сосредоточенно хмуря бровки.

И уж совершенно точно невозможно добиться, чтобы Кэти откликнулась, когда её зовёшь.

Я представила, сколько в этом лабиринте интересных закоулков и тайников, в которых можно спрятаться, и мне поплохело.

А всё граф со своими демиургами! Дались они ему.

Я отдышалась немного и поднялась ещё выше, на этаж, который пока не обследовала.

В длинных гулких коридорах Замка ледяной розы не плясали под потолком синие огни-светляки, как обычно. В них царила полутьма. Лишь далеко-далеко впереди маячил белый просвет высокого стрельчатого окна, за которым шёл снег.

Я узнала место. Здесь был наш с Ричардом «особенный подоконник», на котором он меня впервые поцеловал. И в этом коридоре располагалась та самая комната, принадлежавшая раньше его матери, в которой разрешили поселиться и мне когда-то. Комната, соединенная с соседней тайным проходом… сколько же воспоминаний хранят эти стены!

И может, наши тени до сих пор бродят здесь по ночам – или это сны Замка ледяной розы, которые оживают, когда древние камни погружены в ночное безмолвие.

Я невольно замедлила шаг и остановилась возле заветной двери.

Она была неплотно прикрыта, и я коснулась ладонью створки.

Мои глаза широко распахнулись. Я вспомнила.

Видение.

Оно пришло ко мне, когда я в первый раз была здесь.

- Кэти! Кэти, сердечко моё, не убегай! – повторила я те самые слова, что слышала тогда.

И теперь поняла, почему голос, их произнёсший, показался мне смутно знакомым.

Ведь это был мой собственный голос.

И вовсе не юную леди Винтерстоун показало мне видение.

Я видела тогда не прошлое, как мне почудилось сначала – а будущее.

В тот вечер я увидела нашу с Ричардом дочь.

…Накануне прибытия в Замок я и правда нарядила Кэти в зелёное платье, её любимое. И синяя лента вплетена в длинные тёмные пряди.

Моя малышка стоит спиной ко мне у окна в этой тихой пыльной комнате, в которой давно никто не живёт. Запрокинув голову, разглядывает витражи, поросшие морозными узорами, будто листвой сказочных деревьев.

Синие розы спускаются к ней с потолка – медленно, собираясь познакомиться. Она тянет к ним пальчики и касается бархатных лепестков.

Лепестки чернеют и скручиваются. Ветви отдёргиваются, словно руки человека, который обжёгся. Колючие плети втягиваются в потолок, и он замирает, кажется снова неживым, лишь покрытым изящной лепниной.

А малышка уже поднимается на цыпочках к витражу.