Замок серебряной розы

Даже если родилась и жила в клетке.

Даже если никогда-никогда не пробовала даже расправить крылья.

Даже если небо видела только через решётчатый потолок.

Так я любила его.

И каждую, каждую ночь в своих снах я его убивала.

Это были слишком яркие и чёткие, слишком повторяющиеся в каждой детали сны, чтобы я не понимала, насколько это всё серьёзно.

Когда мы встречались снова, и он что-то рассказывал мне, снисходительно учил своей чужеземной игре «в шахматы»…

Когда провожал к моей комнате, чтобы «тебя, мелочь» не напугала темнота коридоров – и я изо всех сил подыгрывала, будто и впрямь такую как я может напугать какая-то там темнота…

Когда я смотрела на красивое, будто выточенное скульптором лицо, с которого не сходило задумчиво-тревожное выражение…

Я могла думать только об одном.

Я стану причиной его смерти. Занесу кинжал над ним, стоящим передо мной на коленях. Кровь будет на моих руках. И это – предопределённое и неизбежное будущее. Такое же неизбежное как то, что сегодня ночью мне снова приснится сон. Я пробовала не спать! Сутками пробовала. Но сон меня ждал, он караулил, когда я ослаблю оборону… и стоило отрубиться, не в силах сопротивляться больше… он тут же снова проникал мне в голову. А может, и жил там. Может, правда тот самый дар предвидения, который предки называли проклятием, остался в моей крови и через века настиг. За какие прегрешения? Я не знала.

Понимала только, что не имею права сдаться.

Я сделаю всё, чтобы Ричард Винтерстоун жил.

Даже если для этого мне придётся расстаться с ним навсегда. Хотя для меня теперь это будет – как будто сердце вырвать из груди и бросить, кровоточащее, себе под ноги.

Но я пошла и на это.

Чтобы прекратить весь этот бездонный ужас, я пошла на самую большую жертву.

Расстаться с ним и никогда больше не видеть.

Я думала, что так смогу избежать неизбежного. Если уйду, убегу от самой себя, от этой безнадёжной любви, от своего ужасного пророчества в пещеры Сольмивары, там моя душа наконец-то найдёт покой….

Она там нашла такой покой, что я чуть копыта не отбросила.

Как последняя дура, я самым идеальным образом поспособствовала тому, чтобы пророчество чуть не сбылось.

Мне сказали, здесь я найду покой. Что счастье – в избавлении от эмоций. Что они – корень всех моих бед. Что стоит лишь вернуться в чистый, первозданный, бесконечный Хаос, как я утрачу все цепи, которые приковывали мою душу к страстям бренной жизни.

Вот только забыли сказать об одной малости.

Вместо этих цепей мне заботливо выдадут новую – а вместе с ней ошейник. Когда я это осознала, было уже слишком поздно. Я пыталась бороться, когда почувствовала, как гиар в центре моего лба медленно, но верно, убаюкивает, обволакивает сладким шёпотом, сковывает волю, погружает в сладкую отраву, в болото вечного сна. Сна души, сна разума.

Я боролась, как могла.

Но силы были неравны. Они уже были подточены долгой борьбой с самой собой. Борьбой с осознанием – ты, глупый неразумный Лягушонок, до потери пульса, до беспамятства влюбилась в своего Рыцаря синей розы. Которому совершенно всё равно, что это за смешная девчонка из этой отсталой и дикой страны смотрит на него с разинутым ртом и ловит каждое слово.

Иногда правда лишает последних подпорок.

И когда это поняла – что я одна, что совсем одна и надеяться на взаимность глупо… из меня вдруг словно выдернули какой-то стержень.

Всё так, ты одна – с готовностью подтвердил гиар.

Никакой любви ты не достойна, это всё глупости и самообман, заверил шёпот в моей голове.

Будь с нами – и обретёшь вечный покой.

Каждый сам по себе.

Никто никому не нужен.

Только в этом истинная свобода.

В этом освобождение.

В этом исцеление от боли.

Неужели ты не понимаешь?

Будь одна.

Оставайся одна.

Насладись этим одиночеством, этим покоем.

И помоги избавить от боли и несчастий всех остальных, кто ещё этого не понял.

Это было так легко.

Поверить, забыть, выпить лекарство забвения – чтобы заткнуть эту боль, которая выла внутри, как дикий зверь, которого лишили стаи. Наверное, я это сделала из инстинкта самосохранения. Чтобы не умереть, так сильно рвала меня на части изнутри эта боль.

Мой. Мой. Навсегда. Только – где-то там, без меня. Никогда больше не увижу.

И я готова была на что угодно, лишь бы прекратить медленно умирать от осознания этого.

Даже на то, чтобы позволить повесить себе на лоб проклятый гиар.

Дальше помню очень смутно.

Я словно медленно погружалась в сон – сначала исчезли запахи, вкусы, ощущения. Потом эмоции, чувства, желания. Воспоминания. Мечты. Сны. Впрочем, исчезновение снов меня даже радовало… пока я ещё была способна радоваться. Но вскоре прекратилось и это.

И осталось лишь серое, абсолютное Ничто вечного покоя.

Как будто на меня кто-то накинул плотную пелену – и отсёк от всего окружающего мира. Как будто я утонула и погрузилась на дно, завязла в иле, осталась там лежать, медленно покачиваясь и опутанная водорослями с ног до головы.

Не умирала, но и не жила.

Лишь единственный раз что-то тронуло мою душу – какое-то смутное воспоминание…

Чёрные глаза смотрят на меня.

Они добрые, эти глаза, они всё понимают. Я уже видела их когда-то.

Сон? Кажется, я снова вижу сон.

Твёрдость рукояти в моих пальцах.

Кто-то что-то говорит… я должна это сделать… что сделать?

Как странно. Но это ведь просто сон? Снова, как тогда. Я досмотрю его до конца, и всё закончится. До следующего раза.

Так просто – нужно лишь досмотреть. Нужно лишь сделать то, что просит голос. Чтобы снова погрузиться в беспамятство. Чтобы не пустить боль, которая уже почти, которая уже караулит где-то рядом, хочет снова вцепиться в мою многострадальную душу.

Ну давай. Закончим сон. Как обычно. Ты же столько раз это делала – правда, девочка? Давай. Ничего не изменится. Для тебя. Для тебя уже всё предрешено.

Ведь предрешено же, да?

К чему бороться.

К чему, зачем ты каждый раз, снова и снова пытаешься изменить этот сон? Так ты лишь причиняешь больше боли самой себе. Разве можно изменить то, что предопределено?

Смирись.

И ты снова обретешь покой.

Ты же этого хотела?

Что тебе до него.

Он чужой.

Он тебе никто.

Есть только ты.

Ты одна.

Ты одинока.

Ты свободна.

Ты…

- Ну же! Давай, не бойся. Просто сделай это. Всё будет хорошо… Лягушонок.

Что-то мокрое на моей щеке. Срывается с краешка ресницы, медленно бежит вниз горячая капля.

Как давно я не чувствовала этого. Ни тепла, ни холода… вообще ничего. Как я могла забыть?

И эти чёрные глаза.

Ему не всё равно.

Они добрые – они всегда были добрыми ко мне. Даже сейчас, когда остриё кинжала вот-вот сорвётся вниз, упадёт последним ударом… они печалятся обо мне, эти чёрные глаза.

Он всегда обо мне заботился.

И он пришёл за мной. Сюда, в это страшное место. Чтобы вырвать мою душу из цепких лап покоя, который неотличим от смерти. Он пришёл сюда, я знаю.

Это не сон.

И я больше не одна.

А значит – не могу допустить… не могу, просто не могу совершить того, чего просит шёпот гиара в моей голове.

Пусть это будет кровь.

Пусть…

Главное, чтобы – не его.

Больше не могу удерживать колоссальной мощи, с которой мою руку тянет вниз. Как будто гора навалилась сверху и заставляет клинок рухнуть с высоты.

Но у меня ещё осталась крохотная крупинка свободы воли. Что-то, чего они так и не сумели отнять.

Эту последнюю частицу воли я трачу на то, чтобы поставить между остриём – и сердцем человека которого люблю – свою левую ладонь.